В. Г. Манкин — по следам олимпийских гонок

Яхтсмены, пожалуй с большим, нам представители других видов спорта, интересом относятся к ежегодным заседаниям своего верховного международного органа. Ведь уже не раз на конгрессах парусного союза — IYRU — принимались решения, круто менявшие направления о парусном спорте. Бот и тогда — через год после Мексиканской олимпиады, все мы внимательно следили за ходом очередного конгресса. И когда стали известны его решения, многим пришлось призадуматься: в «олимпийскую семью» яхт вошли два новых класса — «Темпест» и «Солинг», вытеснив старожила «пятерку».

Что ж, и в парусном спорте, как вообще во всем, годы приносят изменения. Технический прогресс призывает к жизни новые, модернизированные формы лодок, могущие обеспечить высшие скорости, лучшую маневренность. Короче, отвечающее представлению — современный спорт.

Каковы же эти незнакомцы — «Темпест» и «Солинг»! Мы знали их только понаслышке, видели только на фото, тогда как в других странах эти классы уже вошли в жизнь. На них проводились крупные международные регаты вплоть до первенства мира, определился круг яхтсменов, за плечами которых имелось достаточно стартов и экспериментов. Итак, баланс не в нашу пользу.

И все же — почему бы мне и не попробовать! «За» — новизна класса, возможность познать новое. «Против» — крайне малый срок до будущей Олимпиады (всего три года), отсутствие не то что навыка, даже представления о работе с дополнительными парусами, с матросом. А ведь в прошлом — тринадцать лет выступлений на «Финне». Тринадцать лет поисков и находок, побед и поражений. И золотая медаль XIX Олимпиады — этого со счета тоже не сбросишь! Заманчиво и немножко боязно, как всегда перед чем-то неизвестным. Но на то он и спорт, чтобы рисковать.

Судя по всему, мне как «финнисту» ближе по духу «Темпест», более спортивный и легкий, чем «Солинг». Пытаюсь хотя бы теоретически представить, что же это такое — «Темпест»! Экипаж — 2 человека. Длина — 6,68 м. Ширина — 2 м. Осадка — 1,14 м. Площадь парусности — 22,92 м². Есть спинакер (еще и спинакер!). Конструктор — англичанин Ян Проктор. Яхта существует с 1964 года. Это значит, что есть гонщики с пятилетним стажем. К XX Олимпийским играм у них за плечами будет восемь лет! Но не у всех же: придут и новички. Узнал, что еще один «финнист» — мой многолетний соперник австриец Раудашль тоже решил перейти на «Темпест». Ну что ж, продолжим борьбу в новом классе.


Матрос появился раньше, чем яхта. Им стал мой земляк — киевлянин Володя Витюков. Когда-то он был одним из тех, для кого я пытался создать у нас в Киеве детскую парусную школу. Одним из тех, с кем выходил на тренировки. Собиралось нас тогда в Матвеевском заливе много. Пожалуй, таких трудных стартов не было даже на крупных регатах. Мальчишки теснились ближе к моему «Финну», стремясь уйти в гонку с лучшей позиции. И, чего греха таить, нелегко было вырваться из этой сумятицы! Володя был одним из самых настойчивых и способных. Раньше других он стал и мастером спорта. И вот теперь именно ему я предложил войти в состав экипажа первого «Темпеста». Первого, потому что яхт этого класса у нас не было вообще, но одну мы должны были скоро получить.

Сколько в то короткое безвременье было разговоров. Друзья по сборной команде недоумевали: зачем через год после олимпийской победы уходить с «Финна»! Зачем оставлять класс, где нет «неизвестных» — все изучено, все проверено сотни раз! Зачем! Поди, объясни, когда и самому еще не все ясно. Лишь в одном твердо убежден: к старому возврата нет. Как бы ни сложилась судьба, она будет связана с «Темпестом», с этой яхтой, где все неизвестно.

Сейчас, пожалуй, даже смешно вспоминать самые первые дни после того, как «Темпест» наконец-то прибыл в Севастополь. Вот мы и увидели его! Но сколько же в нем всяких деталей, к которым непонятно как подступиться. Оба мы — «финнисты». Привыкли иметь дело просто с мачтой — без всякого такелажа, с одним парусом. А тут... В те дни взрывы хохота сопровождали каждое наше появление у новой яхты. Смеялись матросы с «Летучих голландцев», смеялись рулевые с больших яхт: у нас постоянно что-то оказывалось лишним, болтались какие-то «ненужные» снасти. Мы осваивали «Темпест» на ощупь, с трудом разбираясь в такелаже, проводках.

Хорошо помню первый спуск на воду (кстати, и спуск-то не такой, как на «Финне»: там я справлялся один, так сказать — вручную, а здесь нужен кран!). Все было как водится при спуске корабля на воду. Разбита бутылка шампанского — и тренер Константин Александров зажимает платком разрезанную руку. Говорят, это на счастье!


Сколько шишек и синяков было набито в то первое лето, — никто не считал, тем более, что и сейчас их еще достаточно.

Что такое три года на яхте! Это несколько крупных регат, когда ты просто не имеешь морального права экспериментировать — надо выступить как можно лучше. Это сотни тренировок, когда ты выходишь в море один, потому что в стране, дома, нет соперников (нет яхт). И не с кем померяться силами, чтобы самому уяснить, чему же научился.

Три года — это три разных варианта экипажа.

Первый год — с Битюковым. Второе место на Кильской регате. Как окрылило тогда это второе место! Ведь это были мои первые международные соревнования на «Темпесте». Первое знакомство с соперниками (состав которых на протяжении всех этих сезонов почти не менялся). Голландец Бен Старджес, поляк Томаш Хопс, француз Марсель Трупель. Да и многие другие.

Хотя «Темпест» — детище англичан, наибольшее число поклонников он нашел в США. И в этом нам очень скоро пришлось убедиться: в первенстве мира 1970 г., проходившем в небольшом городке Кюберон на северо-западе Франции, участвовало 11 экипажей, прибывших из-за океана.

Этот чемпионат запомнился мне. Незамерзающая гавань, непривычные для нас огромные приливы и отливы. К тому же — масса водорослей, как в огромном аквариуме, и замысловатое течение, которое никак не удавалось разгадать. Старт давали за два часа до максимальной воды. Таким образом, за четыре-пять часов борьбы гонщики встречались и с приливом и с отливом. Времени на предварительное знакомство с дистанцией мы не имели.

Такое нагромождение неизвестных давало ни с чем не сравнимую радость борьбы. Уставали и физически, и морально. В голове постоянно роились мысли: как построить гонку, куда пойти. И все же тот чемпионат запомнился не только трудностями, но еще и какой-то приподнято-светлой атмосферой. Может быть потому, что он был первым!


После одной из гонок чемпионата собрались в яхт-клубе Старджес, норвежец Лунде и мы с Володей. Настроение было хорошее. Вспоминали, как в Киле Бен пригласил нас на ужин и как мы тогда шутили, что после такого дружеского ужина будет просто грешно плохо выступать. И верно — на следующий день мы с Беном далеко оторвались от всех конкурентов и до самого конца вели борьбу только друг с другом. И теперь, сидя в кюберонском яхт-клубе, мы снова шутили, что неплохо было бы сделать традицией удачные финиши после таких встреч. И на другой день мы опять финишировали хорошо — первыми (вторым был Лунде, Бен — пятым).

Окончился чемпионат мира победой американцев — братьев Линвип. Старджес получил серебро, уступив им лишь одно очко (все решилось в последней гонке), мы заняли 10-е место. В тот первый сезон на «Темпесте» я старался, если можно так сказать, сразу пройти все десять классов школы и прихватить еще если не полный, то близкий к нему курс высшего парусного образования. Учился постоянно и напряженно. И хотя больших успехов (имея в виду результаты выступлений) не было, год прошел отлично. Те секреты, которые совсем недавно казались «замкнутыми десятью замками», раскрылись. Правда, «замки» скрипели, поддавались туго, но, все же открывались.

Конец первого сезона принес огорчение. Пришлось расстаться с Битюковым. Причин было много. Дело в том, что по своим физическим данным Володя во многом уступал шкотовым ведущих экипажей «Темпестов». Как правило, это высокие, метра под два, крепкие парни. Володе меньший рост и вес приходилось компенсировать усиленной работой. А если учесть, что вообще тренировались мы, не зная отдыха, каждую минуту, свободную от службы, то можно себе представить, с какими огромными нагрузками он имел дело. И Володя не выдержал. Он сам признался, что боится за себя, боится, что сможет сломаться в ответственный момент. Вот так н концу первого сезона я остался уже с каким-то опытом, но без экипажа.

Зима была временем анализов. Скупые летние записи в дневнике расшифровались, обдумывались. Особенно те, которые касались Кильской регаты. Ведь там же, в Кильском заливе, будет проводиться и серия олимпийских гонок. 20, 18, 10, 1, 2, 1, 3-е, — такие места заняли мы в гонках в Киле. И хотя результаты той гонки, в которой мы финишировали 20-ми, были аннулированы из-за нарушения правил самими судьями, а 18-е место не пошло в зачет (как худшее), все равно и эти неудачи нельзя было сбрасывать со счета.


Лодка плохо идет в слабый ветер! А где гарантия, что в следующих ответственных гонках будет сильный! Кстати, слабые ветры преследовали нас, пожалуй, на всех крупных соревнованиях. Вплоть до олимпийских. Значит, недаром в ту первую зиму именно о тактике в слабый ветер думалось больше всего...

1971 год. Второй сезон. Снова Кильская регата. И снова второе место. Теперь впереди Старджес. Очевидно, он и будет одним из основных соперников на Олимпиаде.

Первенство мира в Швеции. Чемпионом этого года стал американец Глен Фостер. Из европейских гонщиков конкуренцию ему смог составить лишь англичанин — Аллен Уоррен с матросом Дэвидом Хантом. Вот и Уоррен попал в мой список опасных конкурентов. Естественно, вслед за Фостером.

Чем же сильны соперники! Прежде всего — великолепной атлетической подготовкой своих шкотовых. Мне оставалось только завидовать — двухметрового матроса у меня так и не было. Что же касалось всего остального, то здесь я уже мог с ними разговаривать почти на равных. К концу второго сезона «Темпест», можно сказать, перестал быть для меня загадкой. Каждая снасть, каждый сантиметр корпуса, все три паруса, — все изучено. И не только на своей лодке. Пожалуй, я не пропустил ни одного чужого «Темпеста», чтобы не сфотографировать его, не разобраться — чем он отличается от других. И к концу лета уже смог для своей лодки сделать несколько усовершенствований. Теперь уже и к моему «Темпесту» начали подходить заинтересованные яхтсмены. Усовершенствования, на первый взгляд мелкие и незначительные, давали возможность чуть свободнее маневрировать, экономить время на некоторых дополнительных операциях. А все это в конечном счете приносило выигрыш во времени. Пусть пока не очень большой, но выигрыш!


И снова зимние вечера над дневником, над зарисовками, схемами дистанций. И очень нерадостный вывод; в погоне за техническими усовершенствованиями яхты у меня совершенно не оставалось времени на тактические поиски. Если говорить о тактике, я жил старым багажом, накопленным годами выступлений на «Финне». А со старым багажом, как известно, далеко не уедешь. Тем более в новом классе. Так в плане на олимпийский сезон первым пунктом стало значиться: тактика!

Сезон 1972 года я опять начал с новым матросом. На этот раз моим напарником стал давний знакомый и соперник по временам «Финна» — Виталий Дырдыра. Тренировки с ним облегчались и тем, что жили мы и служили в одном городе, выступали за одно спортивное общество. И снова трудности: если для меня снасти «Темпеста» уже стали привычными, то для Виталия они были уравнением со многими неизвестными. Правда, он быстро осваивал новое. Вот только коварный спинакер еще долго мучил его, никак не хотел слушаться, не раз в самый ответственный момент выходил из повиновения. Так случилось и в первой большой регате этого лета.

Тогда на юге Франции, в Иере проводился «Олимпийский критериум» — соревнования, на которых встретились все будущие участники Олимпийских игр, кроме американцев. В Иере мы заняли третье место (после Уоррена и Старджеса). Удачными были гонки в сильный ветер, неудачными — в слабый.

Памятен шестой день «критериума». Штормило, причем так сильно, что Старджес, например, вообще не вышел на старт. На первом повороте у нас лопнула трапеция. Виталий повис на шкотах, пришлось его вылавливать из бушующих волн, но с дистанции мы не сошли. При каждом повороте приходилось обносить трапецию вокруг мачты. Финишировали вторыми. В тот день к нам подходили чуть ли не все участники регаты: никто не верил, что в такую погоду можно пройти дистанцию на поврежденной яхте. В этой гонке штормовая волна сыграла злую шутку с Томашем Холсом — смыла его, приподняла и опустила в море, когда «Темпест» с перепуганным шкотовым был уже далеко впереди. Подобрал Томаша шедший сзади «Летучий голландец». И это случилось с одним из опытнейших гонщиков, который уже в 1967 г. имел серебряную медаль на чемпионате мира!

Здесь, в Иере, мы окончательно убедились, что наша лодка не годится для слабого ветра. И прямо из Франции отправились в Италию, где в маленьком городке Коголетто для нас строили новый «Темпест». Дней десять мы провели здесь — на родине Христофора Колумба. Шутили, что яхта, построенная в таком месте, должна обладать великолепными мореходными качествами. Шутили и надеялись, что новая лодка станет именно такой, о какой мы мечтали. По ходу дела верфь вносила предложенные нами изменения, усовершенствования. Но когда наш «Темпест» был готов, времени на его опробование не осталось. Пришлось отправить его в Ригу, а выступать на старом.

Итак, 9 мая мы оказались в Ла-Рошели. Этот город не раз был местом крупнейших соревнований яхтсменов. Проводились здесь первенства мира (на «Летучих голландцах») и Европы (на «Драконах»), И вот теперь — чемпионат континента на «Темпестах». Дистанция хотя и незнакома, но уже понятна — похожа на кюбгронскую: те же приливы и отливы, когда уровень воды колеблется в пределах 7—8 м. Устье реки. Помогло нам то, что мы с Виталием оба выросли на Днепре, тренировались на течении.

Начали с победы в первой гонке в сильный — до 6—7 баллов — ветер. Лидировали и во второй день. Первый знак обошли вторыми. Ко второму подошли со значительным преимуществом — следующая яхта отставала метров на двести. При повороте брас вырвался из рук шкотового, а я не смог удержать лодку на курсе. Мы такой ситуации на своих тренировках не разбирали, Виталий растерялся. Спинакер улетел вверх и развивался на «макушке» мачты, как знамя. Шестибалльный ветер играл с длинным, мокрым брасом, лишь иногда опуская его в воду. Я прыгнул за борт (вспомнил, что занимался плаванием) и начал подпрыгивать, как когда-то при игре в водное поло, над волнами, стараясь ухватиться за извивавшуюся в воздухе снасть. Повиснув на ней, спустил вниз спинакер, кое-как скомкал его. Влез в лодку. Вдвоем уже окончательно утихомирили взбунтовавшийся парус.

Последний «Темпест» тем временем ушел далеко вперед. Стоит ли нам идти дальше! Возвращаться! Нет, никогда я еще не уходил с дистанции, не пройдя ее до конца. Гонка продолжается.

Финишировали мы в ней десятыми, оставив позади добрых два десятка «Темпестов». Среди них и поляка Холса.

Между прочим, на чемпионате в Ла-Рошепи не только нам довелось побывать в роли потерпевших: в первый день перевернулся Старджес, ко он тоже продолжал гонку и тоже смог финишировать десятым. В следующих гонках мы шли все время рядом с голландцем. В третьей финишировали друг за другом: мы первыми, он вторым. В четвертой, после того как оба наши «Темпеста» вышли на первый знак во втором десятке, Бен ушел с дистанции, а мы все-таки продолжали борьбу. Лишь одного Холса не смогли мы тогда догнать и закончили вторыми, убедившись еще раз, что не бывает безвыходных положений.

И снова в конце концов все испортил слабый ветер. Пришлось удовлетвориться бронзовыми медалями, хотя до самого последнего дня мы имели шансы на золото (оно досталось Старджесу, серебро — Холсу).

По дороге домой старую яхту оставили в Киле, где должна была состояться последняя предолимпийская регата, а новый «Темпест», по-прежнему так и не опробованный, стоял в Риге. До Олимпиады времени оставалось совсем немного. Дни проходили в хлопотах, напряженно, нервно. Не было уверенности в лодке, не испытанной в условиях соревнований. Да и не только в ней было депо (я вообще как-то не привык все неудачи сваливать на лодку): видно и с тактикой что-то было не в порядке, раз слабый ветер так долго оставался «заколдованным».

Нильская регата снова прошла при тихих ветрах. Занятое на ней 8-е место настораживало. (Правда, в остальных классах результаты наших гонщиков были еще ниже, но это не успокаивало.) Снова и снова я поневоле возвращался к мысли о том, что отсутствие соперников дома — огромный минус а подготовке. Где же экспериментировать, как опробовать новые тактические варианты! В борьбе с кем! Считанные имеющиеся у нас «Темпесты» постоянно переходили из рук в руки. И по сути все гонки в этом классе были пустой формальностью. Побеждая, мы с Дырдырой не чувствовали ни малейшего удовлетворения. Наоборот, совсем наоборот. С завистью вспоминал я старые времена, когда рядом стартовали такие «финнисты», как Александр Чучелов, а потом и более молодые гонщики, но все — упрямые, не желающие проигрывать, умеющие бороться.

А теперь — один сильный экипаж на всю страну. Нет, пользы от этого быть не может: лишь в массовости опора мастерства. Когда пытался говорить об этом с товарищами по сборной, тренерами, те отмахивались: будь доволен, что не приходится трепать нервы многочисленными отборами...

Мы готовили новую яхту к Олимпийским играм. Доля риска в том, что придется выступать на «Темпесте», с которым даже не успели как следует познакомиться, была. Но вместе с тем была и твердая убежденность, что старая яхта не годится для тихого ветра.

Почему готовились к тихому ветру! Да потому, что ка такой прогноз нацеливало изучение метеоусловий за все последние годы, подробное знакомство с господствующими в августе — начале сентября ветрами, температурой воды, — всем тем, из чего слагается «погода». Не говорю уже о том, как подробно были изучены лоции, как тщательно проанализированы все до одной гонки, проведенные нами в Нильском заливе, и особенно — наши ошибки. Все мысли были устремлены на тактику.

Я понимал, что лодки у всех основных соперников по ходовым качествам приблизительно равноценны, каждый старался при их подготовке использовать максимум новинок и усовершенствований. Паруса тоже большого преимущества кому-либо не давали, поскольку они были изготовлены одними и теми же ведущими фирмами. Оставалось — тактика, умелое построение гонки, т. е. то, что определялось уровнем мастерства.

Снова и снова я перебирал — чем силен каждый соперник: Старджес, Фостер, Холе, Уоррен, Лунде, Раудашль. Оживали в памяти проведенные гонки, припоминались перипетии борьбы а каждой из них. Можно сказать, что до начала олимпийских гонок они были проведены мысленно — в самых разных вариантах, с разными лидерами, с разными ветрами. И даже «непредвиденными» осложнениями — на всякий случай. Еще слишком свежи были воспоминания о «приключениях» в Иере и Ла-Рошели!

И вот снова Киль. Но на этот раз Киль олимпийский. Знакомый и незнакомый. Так же, как и соперники. Знакомые, потому что встречались не раз. Незнакомые, поскольку на Олимпийских играх мы сталкиваемся впервые: ведь олимпийская биография «Темпеста» начинается именно здесь, в Киле.

Наша сборная приехала за две недели до качала регаты. И каждый занялся саоим. Мы сразу взялись за яхту — ее нужно было настроить. Договорились с норвежцем Питером Лундом (чемпион римской Олимпиады на «Летучем голландце» и серебряный призер мексиканской на «звезднике»} делать это вместе. Позже к нам присоединился и Томаш Холе. Каждый день, а то и дважды в день, выходили мы в море. Проверяли и выбирали паруса, помогая друг другу. Снова и снова испытывали яхту, а на берегу нас всегда ждал с инструментами наготове Валерий Толстиков. В Киль он приехал запасным и теперь старался, чем только мог, облегчить нам подготовку к регате. (Между прочим, именно с Валерием я участвовал в Спартакиаде народов СССР, выступая на «звезднике» в Риге.)

28 августа, в теплый солнечный день состоялось торжественное открытие олимпийской парусной регаты. Допоздна гремели оркестры, приглашая спортсменов принять участие в веселье, но мало кто из них откликнулся на этот зов. На утро ожидала первая гонка, было не до танцев.

День проснулся тихим, солнечным. К началу гонки над морем дуло приблизительно на 2 балла. Мы постарались облегчить яхту, насколько это было возможно. Я даже кеды сбросил, передав их на катер.

Северо-восточный ветер диктовал решение — брать старт слева. За 10 минут до нас ушли в море «Летучие голландцы», и мы видели, как неудачно стартовал Владимир Леонтьев: его буквально затерли, закрыли ему ветер.

Определив для себя место старта, я раньше времени не хотел это показывать и стоял в стороне. Прозвучал сигнал: остается одна минута. После этого сигнала яхты не имеют право пересекать стартовую линию. И вот, опасаясь, «как бы чего не произошло», почти все держались на приличном расстоянии от опасной зоны, явно опаздывая к старту секунд на десять. Мы стартовали у самого знака. Нос нашего «Темпеста» пересек створ одновременно с выстрелом. Тренер Константин Мильгунов рассказывал потом, что у него даже дух перехватило: показалось — фальстарт.

Сразу со старта ушли влево. Туда же пошли швед Альбрехтсон и француз Трупель, но большинство двинулось направо. Вот один за другим повернули вправо и два наших основных конкурента. И лишь тогда, полностью исчерпав возможности первоначального курса, повернули и мы. Две-три лодки еще продолжали уходить влево, рискуя при малейшем заходе ветра к востоку проиграть всем остальным, но ветер неожиданно повернул к северу, и в результате именно «левая» группа первой подошла к знаку. А та, кто сразу ушел вправо оказались очень далеко сзади (среди них — Фостер и Раудашль). Наш «Темпест» обошел знак четвертым.

На втором круге ветер еще больше зашел на север и судейская коллегия изменила курс. При лавировке мы обошли ирландский экипаж. шедший третьим. К нам подтянулся Уоррен. Выправил свое положение Фостер. Лидировать, однако, продолжали швед и француз, которые еще на первой лавировке приобрели огромный запас «прочности». И хотя у Апьбрехтсона скорость была явно меньше нашей, «достать» его мы так и не смогли. Он финишировал вторым, уступив лишь Трупелю. Мы закончили третьими. Уоррен — четвертым. Фостер чуть ли не с последнего места сумел перебраться на восьмое.

Были пи мы довольны своим результатом! Да. Стартовали неплохо. Не ошиблись в выборе направления: ведь прогноз обещал заход ветра к западу. Да и основные соперники — Уоррен и Фостер — остались сзади.

Ожидавший нас не берегу Валерий помог привести лодку в порядок, подготовиться ко второй гонке. А вечерний прогноз обещал на завтра точно такую же погоду и снова заход ветра к западу. Интересно, оправдается ли он на этот раз!

Оправдался. Несильный ветер часто менял направление. И важно было правильно угадывать его капризы при лавировке. Нам это в общем-то удавалось, но уже вскоре после старта наш «Темпест» оказался не в самом выгодном положении — правый заход ветра был на руку тем, кто стартовал правее, мы же снова брали старт слева. И борьба за победу в этой гонке велась между Уорреном и Старджесом. Третьим как-то неожиданно финишировал бразилец, который на предпоследней прямой один ушел в море и «поймал» там порыв. Мы были четвертыми.

Неудачно окончился день для Фостера. Хотя он прошел гонку неплохо, старания оказались напрасными — судьи зафиксировали фальстарт. В результате — дисквалификация. В дальнейшем любая неудача может для него обернуться провалом.

Утро третьего дня принесло облегчение. Выглянув в окно, я увидел на море барашки. Наконец-то!

Стартовал снова так же, как в первый день, — одновременно с выстрелом. Ушли рядом три яхты: мы, англичане и американцы. Вот так, втроем, мы и шли всю дистанцию. Постепенно отстал Фостер. Остались мы и Уоррен. Англичанин прошел фордевинд прямо, одним галсом, а мы с двумя поворотами. И на этом смогли, обойти сопернике.

В этой чудесной гонке настроение портили водоросли, неизвестно откуда принесенные ветром. Но, наученные горьким опытом Кюберона, мы с берега запаслись удочкой, и теперь время от времени хитроумными маневрами забрасывали ее под яхту и снимали зеленые нити, тормозящие движение (то же самое делал и Уоррен).

Как ни норовили англичане вырваться вперед, мы тщательно контролировали каждый их маневр. Наконец Уоррен «взмолился», красноречивыми жестами давая понять, что уже не претендует на победу в этой гонке, — на него «наседал» Фостер. Мы финишировали с отрывом приблизительно в 200 м.

После трех гонок ясно выделилась группа лидеров — Уоррен, Фостер и мы. И каждый из нас троих понимал, что вот теперь-то борьба обострится до предела. К тому же не собирались сдаваться ни Старджес, ни Лунде.

1 сентября ветер того же восточного направления усилился до 5 баллов. Прибавилась крутая, большая волна. После старте я долго никак не мог приспособить к этой волне ход яхты — то она поворачивалась круто к волне, то зарывалась а нее носом. На первый знак мы вышли девятыми. К этому времени возглавили гонку спортсмен из ФРГ Хайнц Лапрелп (победитель последней Кильской регаты), следом за ним шел Уоррен, Фостер держался рядом с нами. Но под спинакером мы обошли пять лодок (уроки Ла-Рошепи пошли на пользу!) и устремились вдогонку за лидерами. Уоррен был наиболее внимательным и обошел Лалрепла, затем то же удалось сделать и Фостеру. Теперь завязали дуэль с Лапреплом мы. Вровень с ним повернули на финиш, отдавая все силы открениванию. Лапрепл не выдержал. Мы финишировали третьими.

Так закончилась первая половина регаты. По сумме четырех гонок наш экипаж занимал второе место — после англичан.

Два дня отдыха лишь условно можно было тек назвать. Вынутые из воды яхты нуждались в мелком ремонте, в многие из них и в серьезном. Возле «Темпеста» Уоррена трудилось несколько десятков английских туристов: они до зеркального блеска полировали днище. Американцы покрывали свою лодку каким-то хитрым составом, который якобы значительно уменьшает трение. Хватало забот и нам. И тем не менее все, даже те, у кого не было ни времени, ни настроения, оторвались от дел, чтобы полюбоваться необычным парадом парусных судов: собрались чуть ли не все крупнейшие парусники, которые еще бороздят моря и океаны. Лишь японский четырехмачтовик не успел дойти к этому дню до Киля. Парад открывал польский «Дар Поможа» — самый большой из многомачтовых судов, собравшихся на этот удивительный праздник. До позднего вечера запив был буквально переполнен парусниками — большими и маленькими. А вечером олимпийской деревней снова завладели оркестры.

Быстро пролетели эти два дня.

К дню пятой гонки ветер изменил направление на западное: 3—4 балла с возможным по прогнозу усилением обещали интересную борьбу.

Со старта мы пошли довольно удачно и контролировали основных соперников. Первый знак обогнули в лидирующей группе — третьими-четвертыми вместе с Раудашлем. Фостер был только девятым, Уоррен — двенадцатым. Лучшего, казалось бы, и желать нельзя. Обогнув знак, начали поднимать спинакер и тут случилось непредвиденное — наш красно-голубой парус оказался дважды перехлестнутым. И это при первом подъеме, первом после того, как он был уложен на берегу. Уложен неправильно. Эта грубейшая ошибка шкотового, допущенная еще до старта, привела к тому, что теперь на наших глазах ушли далеко вперед не только лидеры, но и многие яхты, шедшие позади. Мы оказались двенадцатыми.

Всю гонку пришлось догонять. Трудно назвать одним словом те чувства, которые тогда владели мной да и Виталием: ведь он понимал, что виноват в случившемся. От нас уходило преимущество, завоеванное в нелегкой борьбе предыдущих дней...

Напряжение нарастало. С нетерпением ожидали ветра. Как говорится, каждый молился своему богу, чтобы тот прислал циклон. Но напрасны были мольбы и надежды. Снова тихое, солнечное утро. Прозрачный горизонт, типичное бабье лето. Метеорологи обещают, что западный ветер постепенно усилится, но мы уже привыкли не очень-то доверять их прогнозам.

В день шестой гонки стартовая пиния была как никогда свободной. Очень слабый ветер часто менял направление. Трудно было решить, откуда лучше начинать гонку. За минуту до старта мы проходили мимо Лунде. Он подал знак, что не возражает против того, чтобы мы прошли в непосредственной близости от его «Темпеста», направляясь на нижний знак, но сам в тот момент, когда мы приблизились к его яхте, резко привелся. От неожиданности я тоже резко остановил судно. В результате для нас старт оказался неудачным: не успев набрать скорость, мы очутились позади большой группы гонщиков. Англичанин стартовал у противоположного конца линии, у самого судейского судна, и возглавил гонку.

Потеряв скорость на старте, мы потеряли и ветер. Его незначительные порывы буквально «застревали» в парусах яхт, шедших рядом. Нужно было как можно скорее выбраться из этой «каши».

Ветер не усиливался. Проходило время, яхты все так же медленно ползли по дистанции, но все-таки в конце концов выбрались на последнюю прямую. Как трудно ни было, нам удалось дотянуться до лидирующей группы. И тут началось!

Уоррен и Фостер ушли вправо, потому что в левой части дистанции ветра было меньше, но вот и там, где оказались они, затихло. И тогда я решил уйти влево, туда, где в это время был штиль. Думал: если в одном месте (справа] ветер затих, то должен же он где-то задуть. Расчет оказался правильным. По воде побежала легкая зыбь и, наконец-то, наши паруса ожили. Один за другим оставались позади «Темпесты» соперников, Уоррен и Фостер почти не двигались с места.

Но ветер не перестал капризничать. Вот он уже набросил рябь на воду в правой стороне дистанции, англичане с американцами покинули тихую зону. Так и шли мы к финишу, попеременно ловя ветер, но мой путь оказался чуть короче. Лишь одного гонщика — швейцарца Кохлера так и не удалось обойти, Уоррен был шестым, Фостер — восьмым.

Вместе со вторым местом на финише шестая гонка принесла нам и выигрыш в сумме. Правда, настолько незначительный, что особенно радоваться было еще нечему. Лишь 0,3 очка отделяли нас от Уоррена. Теперь все, буквально все зависело от последней, седьмой гонки.

Но приключения шестого дня соревнований еще не кончились. Вечером, когда мы устроились перед телевизором и смотрели, как там, в Мюнхене, выступают наши друзья, в комнату влетел тренер: «На нас подали протест!»...

Протест! Кто! Кому мы мешали! Чем! Да и во время гонки мы что-то не заметили, чтобы кто-нибудь протестовал, хотя по правилам соревнований именно в ходе борьбы, своевременно нужно сообщать судьям о протесте.

Пришлось пойти на заседание судейской коллегии. Оказалось, что Уоррен, поддержанный Лундом, заявил, что мы де нарушили правила во время старта. Удивление мое было так велико, что, кажется, Лунде растерялся. Против нас выступал тот самый спортсмен, с которым мы всегда по-дружески делились мыслями, наблюдениями. Невероятно. Но — такова жизнь. Уоррен начал терять победу и, очевидно, решил, что все средства хороши для достижения цели. В результате — протест.

Но что мог видеть Уоррен, который находился во время старта очень далеко от меня да и от Лунде! А Лунде в конце концов был вынужден признаться, что я ему стартовать не мешал. Уоррен до конца соревнований так и не смотрел мне в лицо, избегал встреч...

Нечего и говорить, что этот неприятный инцидент испортил и радость удачно проведенной гонки, и предстоящий отдых. Появилась злость. И напрасно говорят, что злость мутит сознание. Нет, на этот раз она, наоборот, помогала мыслить особенно четко при разработке тактического плана завершающей олимпийской гонки.

У нас худшим результатом гонки было восьмое место. У Уоррена — шестое. А разрыв — 0,3 очка. Значит, нам обязательно нужно финишировать впереди англичанина и обязательно в первой шестерке. Уоррена устраивало любое место перед нами, даже двадцатое, лишь бы увести нас подальше от первого. Вот этим и диктовался план гонки: впереди Уоррена и в первой шестерке.

На следующий день яхты в море не вышли — это был тот самый день, на который была приостановлена вся Олимпиада. Снова проверили снаряжение яхты, отпили воду. Валерий Толстиков целый день нырял, очищая днище и проверяя подводную часть лодки, хотя температура воды была уже довольно-таки бодрящей.

Чтобы не расслабиться, я в этот день плавал в бассейне дольше, чем обычно. А из головы не шли варианты будущей гонки.

7-го сентября утро выдалось туманное, тихое. На старте видимость была ограничена, но все же удалось кое-как различить соперников. Когда до сигнала оставалось секунд двадцать, к нам вплотную приблизился Уоррен, стремясь помешать. Но он не рассчитал — не учел, что перед нами было еще метров двадцать до стартовой линии. И, уходя от англичанина, мы смогли набрать скорость, прошли вдоль линии и пересекли ее сразу же после сигнала. Уоррен оказался в худшем положении. Чем дальше уходили яхты в море, тем плотнее становился туман. Вот уже пропали из поля зрения соперники. Лишь у первого поворотного знака мы убедились, что Уоррен отстал от нас. Поворот мы прошли пятыми-шестыми. К густому туману добавилась плотная стена дождя, и тогда судьи, после двух часов мучительной борьбы гонщиков со стихией, приняли решение прекратить гонку.

На берег вернулись усталыми, измученными. Итак, ничего не изменилось. Все те же 0,3 очка. Все то же задание. Если завтра погода не улучшится, зачет будет проведен по шести гонкам; это значило бы, что мы — чемпионы, но удовлетворения от такого варианта мы не получили бы. Очень хотелось еще раз сразиться с Уорреном, победить его. Победить чисто, чтобы не оставалось повода для разговоров, что нам не помог случай.

Всю ночь мешали спать тревожные гудки теплоходов, идущих в тумане. Не прекратились они и с рассветом. Выйдя на зарядку, я не мог разглядеть даже конца корпуса, в котором мы жили. Туман оставался плотным и низким. Старт перенесли на час. Потом все в том же тумане буксиры потянули яхты на дистанцию. Попробуй в такой мгле контролировать соперника! Снова и снова откладывалось время старта. Наконец пробились первые лучи солнца и, будто по мановению волшебной палочки, туман поднялся вверх, вся дистанция засверкала до самого горизонта. И сразу ушли в море «Летучие голландцы». Вслед за ними приготовились к борьбе «Темпесты».

Стартовая дуэль с Уорреном закончилась в нашу пользу. Заметив, что от берега идет усиление ветра, мы повернули туда. Англичанин ушел в другую сторону — вправо. Поймав порыв, мы быстро обошли всех и заняли лидирующее положение. Когда заканчивали первый круг, ветер упал, яхта замерла на месте. Все ближе и ближе подтягивались остальные и среди них — англичанин. Сжав изо всех сип румпель, я ждал ветра. И случилось непредвиденное — румпель не выдержал, сломался. Пришлось наспех связывать его. Все при-имущество было потеряно. Я успокаивал себя: считай, что ты только что стартовал, перед тобой — целая гонка, начинай сначала. Причем, с удачного старта! Ведь все-таки твой «Темпест» первым обогнул знак...

Уоррен все дальше уходил в море, тогда как остальные повернули к берегу, где дул более выгодный! ветер. Контролируя англичанина, мы немного проводили его в море, а потом легли на тот же курс, что и большинство гонщиков. На этом маневре мы пропустили вперед Старджеса и еще две яхты. Подняли спинакер. Используя малейшие заходы ветра, каждую волну, мы приблизились к голландцу, но идти с ним на равных не могли — поломанный румпель мешал четкой лавировке.

На финишной прямой Уоррен повторил тот же маневр, что и перед тем, — снова потянулся вправо. Очевидно надеялся, что мы уйдем вслед за ним и в результате окажемся за пределами первой шестерки. Мы действительно пошли за Уорреном, но опять лишь ненадолго, а потом снова повернули к основной группе.

Финишировали под звуки салюта третьими.

Вот она, победа! Подняли спинакер и уже с полными парусами помчались к берегу.

Были поздравления и интервью, парад, награждение. Радость, усиленная еще и тем, что Виктор Потапов на «Финне» получил бронзовую медаль. И — такова участь яхтсмене — было очень много работы. Яхту подняли, обмыли пресной водой, подготовили к дальней дороге домой. И на следующий день простились с Килем.

Три года назад именно в Кипе я впервые стартовал на «Темпесте» в международной регате. И вот здесь же, в Кипе, пришла победа, о которой мечтает каждый спортсмен. Вспоминались недоуменные вопросы: «Зачем уходить с «Финна»! И мысленно я снова отвечал на эти вопросы. «Да, выбрал «Темпест», потому что он привлекал новизной, неизвестностью»...

А осваивать его нужно еще долго. Звание олимпийского чемпиона совсем не означает, что судно освоено до конца. Я лучше знал «Финн», еще не будучи чемпионом. Значит, снова работа, тренировки, усовершенствования. И так — всегда. Спорт не стоит на месте. И прогресс неизменно вызывает к жизни новое. Вот опять новость: исключены из олимпийской семьи «звездник» и «Дракон», — такие привычные, такие, если хотите, родные яхты, без которых даже трудно представить парусный спорт. Вместо них придется осваивать новые классы. Но стоит ли отказываться от «старичков»! Ведь на них выросло и еще может вырасти не одно поколение гонщиков. Остаются для этих классов чемпионаты Европы и мира.

Растет парусный флот. Увеличивается число людей, отдающих парусу весь свой досуг, сердца и помыслы. А тот, кто хоть один раз участвовал в гонке, никогда не изменит парусам. Такова сила их власти.