Имя 30-летнего Сеппо Мурайя (столько ему было к моменту гибели) хорошо известно на его родине — четыре года оно не сходило со страниц газет и журналов. Популярность пришла к нему в 1970 г., когда он со своим другом Арто Кулмала пересек Атлантический океан на 4,3-метровой мотолодке очевидно, в связи с необычностью замысла получившей название «Псюкопатен» («Психопат»).
Сразу по возвращении Сеппо Мурайя начал готовиться к осуществлению своего главного замысла — обойти на моторке, снабженной парусом, земной шар.
Пытаясь доставь деньги, Мурайя предлагает журналам рекламировать безумную затею — пройти на водных лыжах со скоростью 220 км/ч.
Он помещает в журналах объявления такого рода: «Кто хочет уйти, оставив земные тяготы и заботы? Жить полтора годе в маленькой моторной лодке, испытать бури Тихого океана и затишья бурной Атлантики. Охотиться на Амазонке за анакондой, стрелять тигров в Индии и бить гарпуном акул.
Участвовать могут еще двое мужчин, но, в принципе, и женщин. Условия: твердый характер, умение петь и 20000 марок».
Он твердит: «Обойти земной шар или умереть...»
Мы начинаем рассказ о Сеппо Мурайе с его воспоминаний о плавании через Атлантику.
1. Через Атлантику
С самого начала было ясно, что взять с собой достаточно бензина невозможно. Не спасал даже «Архимед-Пента» — очень экономичный двигатель. Оставалось только превратить «Мустанга» в миниатюрный парусник. Установили мачту. Наметили маршрут — старт из Дакара, далее острова Зеленого Мыса в 700 км от Африки, — а от них уже остается 3000 км до южноамериканского материка. Финиш — Французская Гвиана.
Главное преимущество этого маршрута — попутные пассатные ветры. Мы рассчитывали четвертую часть пути пройти с мотором, а остальное под парусами.
Но и это не решало проблемы топлива. По приблизительным расчетам требовалось не менее 1500 литров бензина, а как их разместить в лодке длиною 4,3 м! Решили сделать плавучие понтоны. Для такого продолжительного путешествия в лодке едва хватало места для продовольствия, питьевой воды и самого скромного снаряжения.
При исключительной удаче плавание могло закончиться в три недели. Наиболее вероятный срок — два месяца. В худшем случае оно могло стать вечным. Учитывая последнее, мы повысили суммы страховки.
В холодный январский день лодка, получившая название «Псюкопатаня, бы па поднята на борт судна в Гангэ. Помимо основного оборудования вместе с лодкой погрузили плавучие понтоны на 1500 литров бензина и бак на 300 литров питьевой воды. Порт назначения — Дакар.
Однако мы остались стоять на набережной. Из экономии в Африку решено было добираться, нанимаясь на попутные суда. В порту Сеута в Испанском Марокко произошла непредвиденная задержка: за время путешествия у нас отросли длинные волосы, а марокканцы, оказывается, терпеть не могут длинноволосых европейцев. Мы были выдворены из страны, невзирая на торжественное заявление, что готовы постричься и никогда не имели ничего против ножниц. Пришлось взяться за бумажники. С трудом набрав денег на билеты, вылетели в Дакар.
Не каждый день из Дакара отправлялась в такое дальнее ппавание финская моторная лодка, а потому пришлось превзойти самих себя, чтобы уладить таможенные формальности. Эта скучная процедура заняла целую неделю и потребовала вмешательства обоих официальных представителей Финляндии — посла и консула.
Наконец, можно отправляться в путь. 1500 литров горючего заполнили понтоны, надежно закрепленные по обоим бортам лодки. В баки, вмонтированные под сиденья, залито 300 литров пресной воды. Уложена провизия — исходя из самого скромного рациона.
Захватили мы с собой три компаса, бинокль, карты, уголковый радиолокационный отражатель, радиоприемник, часы, электрофонари, 2 спиннинга, полторы сотни блесен, пружинный гарпун, 16 банок мази от солнечных ожогов, запасные части и инструмент для мотора, надувной матрац, спальный мешок, фото- и кинокамеры, табак, медикаменты.
Не удивительно, что лодка сидела очень глубоко — борта чуть возвышались над поверхностью воды. Завсегдатаи порта многозначительно указывали на небеса, намекая на весьма возможный конечный пункт путешествия.
При первом же испытании под мотором выяснилось, что из тяжело загруженной лодки удается выжать не более 5—6 узлов. Под парусом она делала от 2 до 6 узлов... И тем не менее после трехнедельных приготовлений в плавящемся от жары Дакаре «Псюкопатен» взял курс в открытый океан.
Наутро обнаружилось, что нас снесло на 10 км к югу. Это было печальное утро — стало ясно, что продолжать путешествие, имея на привязи понтоны, невозможно: лодка слишком тяжела и неуклюжа.
Вернулись с попутным ветром в Дакар. Здесь понтоны с топливом были демонтированы. Затем мы наполнили два бака общей вместимостью 250 литров бензином и ухитрились втиснуть их под сиденья. Перегруженность лодки была настолько очевидна, что негры, помогавшие вернуть «Псюкопатен» в родную стихию, только сокрушенно качали головами.
Мотор заработал, и при свежем встречном ветре мы взяли курс к островам Зеленого Мыса. Постепенно берег исчез и волнение усилилось. Мотор не вынес постоянного заливания и после полуночи смолк. Северный ветер достиг 8—9 м/с, на верхушках волн в лунном свете зловеще поблескивала пена. Иногда казалось, что мы вот-вот перевернемся.
Наступило ясное ветреное утро. Волны беспрерывно швыряли лодку то вверх, то вниз. При такой болтанке нечего было и думать починить мотор. Подняли спинакер и со скоростью примерно 2 узла двинулись вперед. Вокруг весело резвились дельфины.
Сложнее всего дело обстояло с горячей пищей. Затратив невероятно много усилий, мы кое-как согрели немного супа, но все пошло прахом, когда попытались его проглотить — большая часть вожделенной пищи оказалась на коленях.
В полдень извлекли секстан. Уезжая из Финляндии, я не имел ни малейшего представления об этом приборе, но пока добирался на попутных судах в Дакар, удалось немного «подзубрить» навигацию. Однако определить местонахождение нам не удалось. Радиоприемник из-за сырости вышел из строя, а наши ручные часы были не слишком надежны. Когда одна минута ошибки во времени влечет за собой при расчетах ошибку в 15 морских миль, бесполезно пытаться определиться. Помочь установить координаты нам могло только встречное судно.
Лодка забита снаряжением до отказа. Спать приходилось скорчившись в неудобных позах. Теснота все больше действовала нам на нервы, и мы выбросили за борт один из баков с горючим. В нем еще оставалось топливо, но мы решили, что важнее иметь побольше места для сна.
От сырости начали портиться продукты. Хлеб покрылся плесенью, да и вся остальная пища, за исключением консервов, выглядела не очень-то привлекательно.
От постоянного омывания соленой водой у меня появилась сыпь, перешедшая в экзему. Чувствовал я себя неважно, недомогание усиливалось постоянной качкой.
Когда наступал штиль, мы пытались купаться. Помимо удовольствия это было и необходимо: днище лодки обрастало крошечными «морскими тюльпанами» и его надо было регулярно чистить, чтобы не терять скорость. Пока один работал, другой внимательно следил за акулами, которые нам постоянно досаждали. Однажды удалось одну из них поймать на крюк с наживкой из небольшой рыбки. Акула оказала дьявольское сопротивление и вконец нас измучила, прежде чем удалось ее втащить в лодку. Из филейной ее части мы вырезали несколько кусков и поджарили на масле. К сожалению, на вкус это оказалось значительно ниже самых скромных ожиданий.
За истекшие десять дней по нашим чисто умозрительным расчетам мы должны были пройти треть пути. Оставалось всего 60 литров бензина.
Недостатка в пресной воде мы не испытывали, но хотелось бы иметь ее побольше, чтоб хоть изредка помыться. В океане невозможно вымыть даже руки: мыло превращается в вязкий жир, который потом приходится соскабливать ножом.
Ночи стояли безоблачные. Свет звезд был настолько ярок, что при желании можно было читать, но психические и физические нагрузки последних дней были так велики, что мы мгновенно засыпали при первой же возможности.
На 11 день плавания мы обнаружили судно. Оно было довольно близко, и мы решили его догнать. Вскоре нас заметили и судно изменило курс. Это был японский рыболовный траулер. Команда его была, мягко выражаясь, удивлена, когда я объяснил, что мы направляемся ни больше ни меньше, как в Южную Америку.
Теперь мы знали свои точные координаты, но — увы — они нас не обрадовали. За 11 суток мы Прошли всего 700 км. Несколько утешили свежий хлеб и масло; правда, нашим желудкам, привыкшим к скромной диете, это не пошло на пользу.
Выяснилось, что «Псюкопатен» попал, наконец, в зону действия северных пассатов, и мы могли изменить наш курс с западного на юго-западное направление. Это давало возможность эффективнее использовать ветер.
Несколько дней мы шли при ровном северном пассате. К полудню температура достигала 30—46° С. При помощи нейлонового шнура и пары пустых бутылок мы соорудили некое подобие лага. При ветре 2—3 метра а секунду «Псюкопатен» делал около 2 узлов. Мы понимали, что это далеко не блестяще, но теперь увеличить скорость можно было только облегчив лодку. За борт полетели девять полных фляг с водой. Оставили мы порядка 120 литров. При нормальном расходовании этого должно было хватить, примерно, на 40 дней, а при экономном — и того более.
Стало заметно, что мы идем по главному судоходному пути между Европой и Южной Америкой: появилось много судов, но все они проходили на значительном расстоянии от нас.
Иногда мы пытались ловить рыбу. По ночам в море появлялись светящиеся животные. Их можно было различить на расстоянии до 50 метров. Однажды Арто зацепил на блесну и вытащил на палубу одно из них. Это был странный прозрачный моллюск длиной всего 3 см. Каждый раз, когда мы стучали по палубе, он начинал светиться.
Временами ветер свежел и «Псюкопатен» с довольно значительной скоростью устремлялся вперед, но чаще стояло полное безветрие. Жара не давала нам покоя. Мы очень устали и самочувствие было неважное. Если солнце пекло не слишком сильно, мы и днем старались спать, сменяя друг друга.
Примерно через неделю, как всегда неожиданно, на пересекающемся курсе возникло судно. Мы запустили мотор и пошли на сближение. Это была итальянская «Вольта Ревонда». Прием был самый радушный. Нам сообщили координаты, снабдили свежими продуктами и, что очень важно, подарили карту морских течений этой части Атлантики. Выяснилось, что наша средняя скорость постыдно мала — 1,75 узла. А всего к этому моменту мы прошли 1080 км, что приблизительно составляло третью часть пути до Америки. А мы рассчитывали к середине лета быть уже дома в Финляндии...
Бензина осталось около 40 литров. Мы устроили судовой совет и решили идти на Рахедос Сан-Педро и Сан-Паулу — небольшую группу островов, лежащую почти на самом экваторе в девятистах километрах от Южной Америки. Там мы собирались пополнить запасы бензина. К сожалению, этот курс не совпадал с направлением пассатов и течений.
Несколько дней стоит почти полное безветрие. Чтобы убить время, мы через отверстие в обшивке лодки, закрытое куском плексигласа от ветрового стекла, фотографировали всевозможную морскую живность, которая в изобилии сновала вокруг нашей лодки.
Когда появлялся хотя бы слабый ветер, мы мгновенно поднимали спинакер, а из шерстяного одеяла делали еще дополнительный парус. Порой не спали сутками, пытаясь использовать малейшее дуновение, а это сильно сказалось на психическом состоянии: стали появляться галлюцинации, казалось, что в лодку лезут какие-то чудовища. Кончился рис, а большинство продуктов было испорчено соленой водой. Все наши помыслы сосредоточились на встречном судне, которое вызволило бы нас из этой проклятой полосы штилей. Мы пробыли в океане всего четыре недели, а праздность, жара, тоска по дому, отсутствие элементарных удобств стали уже нестерпимы.
И нам повезло — на горизонте появилось судно. Мы запустили мотор. В баке оставалось всего 10—15 литров бензина. Началась гонка. Нас то охватывало отчаяние, то прилив радости, когда казалось, что мы успеваем пересечь курс судна. Бензин кончался. Арто встряхивал и наклонял бак. В бензопроводе хрипело и булькало. Оставались последние капли. Внезапно судно изменило курс. Мы поняли, что «Псюкопатен» замечен.
Это было норвежское судно «Эгда». Наконец-то мы точно знали наше местоположение — оказывается, за последние 14 суток мы продвинулись всего на 300 км...
На судне не было горючего для нашего мотора, и если мы не отказались от своей затеи, оставался один выход — идти на «Эгде» до полосы пассатов. Капитан указал нам такой район в 2000 км от побережья Южной Америки, куда он мог нас доставить, не меняя курса. При встрече с «Эгдой» мы находились в 1500 км от побережья, но без ветра...
«Псюкопатен» на лебедке подняли на палубу. Наши ощущения не поддаются описанию. После всех перенесенных лишений иметь возможность помыться, выспаться, вкусно поесть и, главное, ощущать под ногами твердую корабельную палубу... Все это казалось прекрасным сном!
Судно приближалось к пункту, намеченному нами для высадки в океан. Однако за последнее время поднялось волнение и капитан высказался против нашей высадки. Он считал, что при такой волне спуск лодки на воду рискован, и, с его точки зрения, нам необходимо прервать наше самостоятельное плавание и следовать на борту его судна в Нью-Йорк.
Времени на размышления почти не оставалось. Карта ветров совершенно ясно показывала, что севернее обстановка будет менее благоприятна и, если мы не хотим потерять возможность пользоваться попутным ветром, нам нельзя тянуть со спуском лодки.
Меня все время преследовала мысль, что капитан пытается найти предлог для нашей задержки на борту судна до тех пор, пока мы не минуем благоприятную полосу ветров и возможность продолжить наше путешествие отпадет сама собой.
После тщательного изучения карты ветров я пришел к выводу, что мы еще сможем протянуть до завтрашнего дня, но это уже — крайний срок.
На следующий день море несколько утихло и капитан отдал долгожданный приказ — готовиться к спуску на воду. Мы немедленно приступили к упаковке и тщательному размещению всего нашего имущества. Капитан подарил нам шестнадцать пакетов с провизией, предназначенных для спасательных шлюпок, а кок вручил большой бумажный мешок со всякими вкусными вещами.
Судовая лебедка легко подняла нас вместе с лодкой и плавно опустила на воду. С носа лодки я прокричал на английском и шведском все слова благодарности, которые только мог вспомнить. Через какие-нибудь полчаса «Эгда» исчезла за горизонтом и мы остались одни в океане.
Когда мы встретили «Эгду», то находились на 6°14' северной широты и 27°45' западной долготы», а когда покинули судно, то оказались на 18°5' северной широты и 40°40' западной долготы. Днем нашего вторичного старта было 10 июня 1970 года.
Еще находясь на «Эгде», мы попросили у капитана две простыни для сооружения дополнительных парусов. Мы получили их, хотя капитан не преминул заметить, что только сумасшедшие могут рассчитывать на эти тряпки при путешествии по Атлантическому океану.
Мы находились в районе действия пассатов и ветер дул со скоростью от 5 до 16 м/с. Поставили спинакер и наши новые паруса из простыней. Лодка заскользила со скоростью в 2-3 узла, что было большим достижением, если вспомнить нашу скорость до встречи с «Эгдой». Наша задача сводилась к тому, чтобы максимально использовать попутный ветер.
Первые две ночи мы сменялись на вахте через каждые два часа, но позднее пришли к выводу, что целесообразнее делить ночь на две части и иметь, таким образом, по шесть часов непрерывного сна.
Прошло несколько дней, и мы начали подсчитывать, когда наша лодка достигнет суши. Получалось, что если теперешняя скорость сохранится, то мы будем в Южной Америке через 14 дней, в худшем случае — через 20. В соответствии с этим мы распределили провизию и воду.
Над Атлантикой почти ежедневно собирались огромные тучи, приносившие с собой сильный ветер и дождь. Скорость ветра доходила порой до 17—25 м/с, но подобные шквалы были однако непродолжительны, и океан не успевал разгуляться во всю мощь. Мы шли на все, чтобы не убирать паруса, так как считали, что эти шквалы помогают быстрее приблизиться к заветной цели.
На шестые сутки задуло всерьез. Ветер заметно окреп и его скорость держалась от 17 до 20 м/с. Океан с каждой минутой становился все более грозным. Кругом носились клочья пены и водяная пыль. Зажечь сигарету стало целой проблемой. Я протянул полунамокшую сигарету Арто, а сам, опираясь на ванты, под защитой нашей «каюты» с трудом прикурил свою. Если бы я мог предвидеть, что принесут нам ближайшие часы, то выкурил бы эту сигарету гораздо более жадно.
Едва я докурил ее до половины, как с кормы «Псюкопатен» нагнала гигантская волна, намного большая всех предыдущих. В мгновение ока она подняла нас на свою вершину и ее одетый пеной гребень дал лодке толчок такой силы, что казалось, будто бы нас с ходу взяло на буксир крупное судно.
Скорость возросла фантастически, и на этот раз Арто не сумел справиться с рулем. «Псюкопатен» развернуло бортом к волне и он оказался в кипящем аду... Я помню только, что на меня обрушилась огромная масса воды и куда-то потащила.
Когда я начал что-то соображать, то обнаружил, что плыву и мой рот полон воды. В панике я стал искать глазами лодку и увидел ее неподалеку от меня. Сердце мое похолодело: «Псюкопатен» перевернулся и плавал вверх килем. На гребне одной из волн я увидел вынырнувшего Арто. Мы что есть мочи поплыли к лодке и с трудом взобрались на ее гладкое днище.
«Все что нам остается, — это ждать смерти», — сказал я Арто, который до сих пор вообще не произнес ни одного слова.
Трудно сказать, сколько прошло времени, пока мы пришли в себя и начали более хладнокровно обдумывать создавшуюся ситуацию. Утешало уже то, что мы, по всей вероятности, сможем продержаться несколько суток, сидя верхом на днище лодки.
Когда стало ясно, что, по крайней мере в настоящий момент, нет непосредственной угрозы для нашей жизни мы принялись спасать имущество, которое плавало а пределах досягаемости. Нам повезло, и мы сумели выудить десять пакетов с провизией, которой нас снабдили на «Эгде» — все остальное пропало.
Было очевидно, что если мы и сможем продержаться на днище несколько суток, это ненамного увеличит наши шансы остаться в живых. Надо было во что бы то ни стало перевернуть «Псюкопатен». Но как это сделать!
Раз за разом мы ныряли под лодку. Это было трудно и опасно — море бушевало по-прежнему и было почти невозможно избежать ударов о корпус. Кроме того, все время была опасность запутаться в болтающихся тросах и вантах. Под лодкой сохранился некоторый запас воздуха, так что можно было передохнуть и более или менее спокойно осмотреться. Кое-что при толчке было заброшено под бак и лежало там, прижатое ящиком для инструментов. Нашлось немного пресной воды — начатая десятилитровая фляга и несколько литровых бутылок.
Арто нырнул, чтобы закрепить флягу с пресной водой, но тут же вынырнул, заявив, что под лодкой стало очень трудно дышать. Обнаружилось, что бензиновый бак дал течь и воздух перемешался с бензиновыми парами. Теперь мы не могли долго оставаться под лодкой, и закрепление фляги превратилось в настоящую пытку.
Внезапно я к своему ужасу обнаружил, что корма глубже погрузилась в воду. Я в панике нырнул — первой мыслью было, что кормовой люк потерял герметичность, и вода хлынула внутрь. Выяснилось, что дело обстояло не Так трагично, но поводов для беспокойства оставалось достаточно — в кормовом люке образовалась небольшая трещина и вода медленно просачивалась внутрь. Если она заполнит весь кормовой отсек, лодка перевернется на бок, остатки воздуха выйдут наружу и «Псюкопатен» затонет в несколько секунд.
Мы опять запаниковали. Было похоже, что отсрочка не будет продолжительной. В довершение ко всему, я обнаружил, что наши спасательные пояса уплыли. В последний раз я видел их, когда нырял для проверки кормового люка. Теперь они прыгали на волнах далеко от лодки.
Я сдернул с себя куртку с такой силой, что оторвал рукав, и бросился в воду. Началась отчаянная погоня за уплывающими поясами. Проплыв около тридцати метров, я понял, что у меня просто не хватит сил, чтобы их догнать. Я повернул назад и, когда вскарабкался на днище, почувствовал, что моим силам пришел конец. Уши, рот, нос были полны морской воды, а это усиливало и без того невыносимую головную боль и слабость.
Но не оставалось ничего другого, как взять себя в руки, и вскоре я опять был в воде, на этот раз для того, чтобы распутать длинные вантовые тросы. Я проверил насколько прочно держится одна из вант и надставил ее тросом. Затем я вытащил свободный конец на днище лодки и прочно закрепил его на подвесном моторе.
Наш мотор, помимо обычного крепления, был еще для страховки прикручен к корпусу лодки перлоновым канатом. Развязать узлы под водой не было никакой возможности, но, к счастью, уцелел нож. Отвернуть болты струбцин было не особенно трудно, а дистанционное управление мы демонтировали еще несколько дней назад.
Отвинчен последний болт и мотор тут же погрузился, с силой натянув вантовый трос. Теперь он висел на ванте и должен был служить противовесом при наших попытках перевернуть лодку.
Под водой мы привязали несколько запасных концов к релингам, а затем крепко ухватившись за них и упираясь ногами с противоположной стороны в днище, начали раскачивать «Псюкопатен» в такт волнам. После долгих и отчаянных усилий наше судно медленно и тяжело повернулось и встало на киль.
Сами мы, как и следовало ожидать, оказались в воде. Но, господи, какое это могло иметь значение после всего пережитого! Я тут же взобрался на транцевую доску и исполнил наш клубный марш:
«Не сворачивай в сторону, не отказывайся от борьбы...»
Арто обессилел окончательно. Я помог ему вскарабкаться в лодку, и он рухнул на дно в полном изнеможении.
С припасами дело обстояло неважно: десять литров воды, десять пакетов с продовольствием, две банки рыбных консервов и десяток бульонных кубиков.
Мы заново установили мачту и оказалось, что спинакер пострадал не настолько, чтобы им нельзя было пользоваться.
В первую ночь после катастрофы ветер не стихал, и мы решили бросить самодельный плавучий якорь из пустой канистры и лечь в дрейф. Нельзя сказать, чтобы якорь был очень эффективен, но все же помогал держать лодку против волны. К утру ветер стих, и мы даже смогли использовать в качестве дополнительного паруса остатки простыней.
Мы плыли, не сводя глаз с горизонта в надежде увидеть землю. С каждым днем мы встречали все больше и больше птиц.
23 июня я заметил, что вода изменила свой цвет от темно-синего к светло-голубому — еще один признак близости берега. Ночью нам казалось, что мы несколько раз видели огни проходящих судов, но это была галлюцинация. Сильный дождь, прошедший как нельзя более кстати, пополнил наши запасы воды, и мы наконец-то смогли утолить непрекращающуюся жажду.
На рассвете, всматриваясь в горизонт, я заметил узенькую темную полоску и вдруг понял, что вижу землю. Я сразу разбудил Арто и мы на радостях вскрыли последний пакет с продовольствием.
Ветер был очень слабый, и мы приближались к земле значительно медленнее, чем хотелось. Однако спустя несколько часов уже можно было отчетливо различать берег и зеленую растительность. В отдалении мы увидели рыбачью лодку, но только через пару часов подошли к ней вплотную.
Как это ни странно, наше появление никого не ошеломило: рыбаки просто не поверили, когда мы рассказали, что пришли из Дакара. К нашему удивлению, они говорили на хорошем английском языке, в то время как мы предполагали услышать французскую речь.
Я показал им карту и в первый момент решил, что они сами не знают, где находятся. Рыбаки показали мне место, расположенное у побережья Английской Гвианы. И только после того, как они назвали реку, обозначенную на карте, я убедился, что они говорят правду. Оказывается, мы подошли к южноамериканскому побережью, допустив ошибку против наших предварительных расчетов в целых 800 км. Нам рассказали, что в устье реки расположен небольшой поселок и там мы сможем достать бензин, а до ближайшего крупного города — Джорджтауна, около ста километров. Ветер почти стих и прошло еще несколько часов, прежде чем мы добрались до берега.
Это было непередаваемое ощущение — перешагнуть через борт и почувствовать под ногами твердую землю.
Обойти земной шар или погибнуть!
«Что толкает человека на такие битвы с судьбой, которые нормальному квартиросъемщику кажутся, мягко говоря, несколько необычными! — спрашивает Осмо Ланденперя, журналист, близко знавший Сеппо Мурайя. — Может истоки этого нужно искать в его биографии!»
Вот что рассказывает Сеппо о себе:
— По каким-то причинам я родился не для легкой жизни, а для наслаждения ею через преодоление трудностей. Искру в меня заронило море, мои острова архипелага Турку. Море для маленького человечка — огромный эмоциональный опыт.
Уже с семи лет жизнь моя потекла по необычному руслу. Что-то бунтовало во мне и против хорошей, с общепринятой точки зрения, семьи и против правильного воспитания. Внутренние противоречия искали выхода и толкали меня на дурные поступки: мелкие кражи, всевозможные каверзы и проделки в школе, а отсюда — неуспеваемость, вопреки, как мне кажется, хорошим задаткам.
И вот по решению отца я попадаю в детский дом. Контингент детского дома составляли сироты, маленькие правонарушители и совершенно непригодный для работы с ними персонал. Все время приходилось приспосабливаться к ограничению свободы, но бунтарский дух во мне не утихал — и я сбежал. План был таков — добраться на попутках в Швецию, а там попытаться «зайцем» проникнуть на пароход, идущий в Америку. Конечно, меня поймали и вернули в детский дом, причем в наручниках. Далее мне пришлось пройти и через психиатрическую больницу, куда меня направила «мудрая» директриса детского дома, и через воспитательный дом, который для большинства обитателей был последней остановкой перед транзитом в тюрьму. Но это меня миновало — из воспитательного дома я освободился досрочно, и отец устроил меня учеником в гарнизонный оркестр. Но жестокая армейская муштра никак не вязалась с моим беспокойным нравом, и за самовольную отлучку меня из оркестра отчислили...
15-летний Сеппо Мурайя возвращается в Турку к отцу. Здесь он занимается разноской газет, потом поступает учеником на стройку, отсюда — прямой путь в техническое училище и обретение вполне надежной и хорошо оплачиваемой специальности.
Но словно раскаленная головня, что-то внутри Сеппо не дает ему покоя, толкает на кражи, взломы... В результате — год тюремного заключения. Потом призыв в армию. Так страстная мечта о какой-то огромной свободе вела Сеппо из одного принудительного учреждения в другое.
Но вот Мурайя ''заканчивает техническое училище. Новоиспеченный техник-строитель работает яростно. К собственному изумлению, он изменился до мелочей, став тщеславно честным. Ему даже удается добиться у магистрата г. Турку разрешения на открытие собственной строительной фирмы. Но продержалась эта фирма всего восемь месяцев.
Это все кусочки свободы, считает Мурайя, а ему она нужна цельная, прочная и полная. И он отправляется ее искать — на четырехметровой лодке через Атлантику. Этот переход — огромный кусок свободы, но существует и еще больший — обойти на моторке вокруг земного шара.
Мурайя берется за подготовку к этому совершенно фантастическому плаванию. Маршрут намечен следующий: вдоль берегов Европы в Африку, затем через Атлантику в Бразилию, далее через Панаму в Тихий океан и — курс на Таити. По оценке Мурайи, это должна была быть самая сложная часть маршрута; достаточно сказать, что этот переход продлится два месяца (чтобы пересечь Атлантику на «Псюкопатене-1» Мурайе потребовалось 47 суток). От Таити — в Австралию, затем в Индию и через Красное море и Суэцкий канал в Средиземное море, потом через Босфор в Черное и далее — в Дунай и по внутренним судоходным системам Зепадной Европы — на родину.
Оптимальный срок плавания — два года. По самым скромным подсчетам эта затея должна обойтись участникам в 120000 финских марок (примерно, 24000 руб.) Сам Сеппо вложил в это предприятие 50000 марок и искал на паях компаньонов. Взнос, как уже упоминалось — 20000 марок. Экипировка участников рейса, явно обещавшего стать сенсационным, несколько облегчалась тем, что фирмы, заинтересованные в рекламе своей продукции, охотно снабжали Мурайю всевозможным снаряжением либо бесплатно, либо на самых льготных условиях. Свой «Псюкопатен-2» — 5,7-метровый «Дэйкруйзер» — полученный от фирмы «Финнмар», Мурайя считал непотопляемым (так оно и оказалось — катер выдержал 12-балльный экзамен в Бискайском заливе), но, кроме того, он был уверен, что его судно не может перевернуться...
Достаточно надежным казался и основной двигатель — 155-сильный «ОМС» («Джонсон») с угловой колонкой. На крайний случай был безотказный 15-сильный «Терхи», предоставленный фирмой «Валмет». «В принципе я мог бы весь путь проделать с одним «Терхи», — говорил Мурайя, — но 4 узла — это совсем не та скорость».
Тысячей литров бензина снабдила Селпо фирма «Нэсте». Получил он также бинокль от «Цейсса», сверхчувствительный фотоаппарат от немецкой фирмы «Роллей-Верке», трое водолазных часов от швейцарской фирмы «Мидо», радиоаппаратуру от «Телефункена», охотничье ружье от «Сако»... всего не перечислишь.
Мурайя уверен в успехе задуманного предприятия. Он помолвлен и собирается жениться перед самым отплытием.
«Есть два вакантных места. Вложив 20000 марок, можно стать участником похода. Будут приняты во внимание и компаньоны с 10 000 марок. Компаньон должен быть умным — по крайней мере настолько, чтобы осознавать, что эта лодка не может опрокинуться. Основная идея не в том, что мы пойдем вокруг света, а в вольном образе жизни. За два года многое можно увидеть и испытать. Быть в море! Лапландия и море — символы свободы! Желающие могут связаться непосредственно с Сеппо Мурайя. Адрес:...»
Такими объявлениями пестрят журналы.
Сеппо рвется в океан. Ему не терпится...
Но вот нашелся партнер — Пертти Ойнаала, — лодка до отказа забита снаряжением, и 17 декабря 1972 г. «Псюкопатен-2» вышел в кругосветное плавание. Двое суток хода почти на ощупь в густом тумане — и путешественники в южной Швеции. Первый этап пройден. Здесь они останутся на пару месяцев, чтобы подзаработать денег. Уже на первом этапе выяснилось, что напарник Сеппо очень плохо переносит качку. Это настораживало...
Но как бы ни было, в начале февраля 1973 г. Мурайя и Ойнаала покидают Швецию и берут курс на Киль. Плавание было очень сложным — встречный ветер до 8 баллов, но «Пеюкопатён-2» с честью выдержал это испытание.
Неприятности начались после Кипя — отказал «Джонсон». На вспомогательном «Терхи» они две недели добирались до Бельгии, где представители фирмы «Джонсон» бесплатно отремонтировали их двигатель. Повеселевшие Мурайя и Ойнаала направились в Шербур и прибыли туда без всяких приключений.
Далее предстоял переход от Шербура до маленького городка Бреста на западной оконечности Франции в водах, которые считаются самыми опасными в мире. И вновь двигатель отказал в 50-ти километрах от Бреста. Это произошло ночью, пришлось бросить якорь и дожидаться рассвета. Утром на «Терхи» добрались до Бреста. Сеппо решил, что чинить двигатель в Бресте не имеет смысла и купил старенький автомобиль, чтобы на нем доставить «Джонсон» а Финляндию. В Бресте закончилось кругосветное плавание для Пертти Ойнаала: он разуверился в успехе этого начинания и возвращался в Финляндию насовсем.
Приближался май 1973 г. Мурайя хватается то за одно, то за другое предприятие, пытаясь раздобыть денег. Пришлось расстаться с очень ценной фотокамерой, зато теперь у него новый двигатель — «Вольво Пента».
И тут новый удар — в Бресте у причала затонул «Псюкопатен-2». Его вытащили на берег, но пропали или безнадежно испорчены почти все припасы и снаряжение.
«Это меня не обескураживает, — заявил Сеппо. — В декабре я буду в Бресте и все приведу в порядок. С теми запасами, что есть, уйду и не вернусь, пока не обойду вокруг света. Или же умру...»
В Бресте подтвердились самые худшие опасения Сеппо Мурайя. Свою лодку он нашел разграбленной, палубные конструкции были разбиты. Эти дни в Бресте были днями отчаянья.
«Моя жизнь корчит страшную гримасу... Сырая каюта не балует ни теплом, ни уютом. Умудряюсь спать на совершенно голых досках, ничем не укрывшись, — украдено все, даже мокрые и грязные спальники... Я больше боюсь за сохранность моей лодки в Бресте, чем выхода в Бискайский залив...»
12 февраля 1974 г. он выходит из Бреста. Но пройти удалось совсем немного — 15 км до ближайшей деревушки на побережье: у лодки слишком тяжелый ход. На следующий день — вторая попытка — около 100 км. Так Сеппо Мурайя оказался в Сен-Гьенель. Отсюда он пишет домой: «Решил вернуться в Финляндию. Оба имеющихся винта не подходят для лодки. Идти без ветрового стекла невозможно: вода хлещет в лицо и всего заливает. «Терхи» не в порядке, а запасных частей нет, хотя фирма «Валмет» сообщает, что они высланы авиапочтой еще 17 января. Денег почти нет. Решено — возвращаюсь!»
Но тут, наконец, Мурайе повезло. В Сен-Гьенеле Сеппо встретил молодого студента, который привел его в дом к своим родителям, приютил, разместил у себя ценные вещи с лодки.
«Я нашел чудесную семью, — писал счастливый Сеппо. — С момента нашей встречи я ем отменную пищу, у меня своя теплая комната с великолепной постелью. Лодку тут же вытащили на берег и покупают все, что нужно для ее починки. И все совершенно бескорыстно!
Множество людей в этой чудесной рыбацкой деревеньке — кто на машине, кто на велосипеде — гоняют целыми днями по моим делам. В момент находят такие вещи, на поиски которых в Бресте ушли бы дни и даже недели».
Сен-Гьенель, где Мурайя впервые столкнулся с человеческим к себе отношением,— расположена в опаснейшей части Бискайского залива. Огромные деньги вложены здесь в строительство волнорезов, ограждающих деревеньку от грозных валов Бискайи. Знал ли об этом Мурайя! — Знал.
«Пару месяцев назад шторм выдал полуметровый слой пены через волнорезы по поверхности всей гавани. Представляешь! Черт те что!» (из открытки в Финляндию).
Что чувствовал, о чем думал Сеппо перед выходом в Бискайский залив! «На душе покой. Не спешу. Не тянет в кабак. Уже несколько лет я не был так спокоен и уверен, как в эти дни. Лодку мою сделаю до 20 февраля и тогда пойду через Бискайский залив.
Брест выжал из меня всю энергию, которой я заряжался несколько лет для похода вокруг света. Сейчас я очень слабый человек, чтобы выдержать новые невзгоды. В душе у меня глубокие раны, которые так просто не зарубцуются. Всего горше, что украли мой кларнет. Я на нем наигрывал финские народные песни, когда становилось совсем тоскливо.
Самый сердечный привет всем, кто не утверждает, что я сумасшедший».
Из письма от 8 марта. «После 11 девятичасовых рабочих дней лодка в полном порядке. 120 км вдоль берега — и я в Ла-Трините. Там получаю 500 л горючего и сразу же в Бискайский залив. Курс — 230°. После 14 часов хода должно открыться испанское побережье. Да, это уже по-настоящему отплытие!»
Открытка из Ла-Трините от 10 марта. «Второй этап моего путешествия начинается. Бискай спокоен. Горизонт синеет в 50 км от меня, а за двенадцатью такими отрезками — побережье Испании».
И последняя открытка из Ла-Трините от 12 марта. «Ветер с юго-востока 2—3 балла, моросящий дождь, курс 234°. Снимаюсь в ночь при бортовом ветре. Сеппо».
Спустя 6 суток французский морской патруль нашел опрокинутую лодку Мурайя, прибитую к берегу южнее Бордо. В те дни в Бискайском заливе бушевал шторм до 12 баллов.
«Франция получит прощение только тогда, когда я буду знать, что ветры не смогут больше вернуть меня сюда» — писал Мурайя в одном из писем.
Через две недели после обнаружения лодки волны и ветер вернули его тело к берегам Франции.