Погода стояла хорошая и ничто не предвещало беды. Мы с Юрием Михайловичем пошли к месту стоянки бота, в район залива Петра Великого. Бот и впрямь был хорош и достаточно вместителен, мотор на ходу, горючего достаточно. Отошли от берега часов в 15 и примерно через час бросили якорь на мелководье мыса Песчаного, левее устья Амбы. Закинули удочки, но рыба не ловилась. Купленные в универсаме креветки для наживки рыбу не привлекали.
Мы решили попытать счастья у острова Попова. Здесь я обратил внимание своего спутника, что воды у нас осталось мало, и прежде чем уйти, предложил подойти к берегу и заполнить пресной водой имеющиеся емкости. Юрий Михайлович меня отговорил терять зря время. Мы наспех перекусили и в 18 часов снялись с якоря, держа курс к острову.
Ветер свежел и скоро перешел в штормовой. Волна уже часто накрывала нас, перелетая через бот. Крохотное судно выбивалось из сил, продвижение вперед было слабым. Наступила ночь. Я предложил, пока не поздно, возвратиться в бухту Мелководную и там укрыться до утра, но мой спутник категорически отверг разумное, на мой взгляд, предложение, все еще надеясь на выносливость и ходовые качества бота.
В непроглядной темени мы потеряли ориентир и оказались во власти бушующего моря. На траверзе едва увидели неясные очертания сопок острова Попова. Они скорее угадывались, чем просматривались. Бросили якорь, но семидесятиметровый конец дна не достал. Чтобы не потерять якорь, пришлось его поднять на борт. Вдобавок ко всем невзгодам заглох мотор, а в судне появилась течь. Наступила реальная опасность разбиться о прибрежные скалы или быть выброшенными на берег.
Мотор все же удалось завести. Теперь надо было утяжелить якорь. К нему мы привязываем находившийся на борту электромотор, спихиваем груз. Почувствовали, что утяжеленный якорь достиг дна, но сила свирепого ветра и огромные волны не дали возможности закрепиться. Якорь тащился по дну. Через некоторое время бот дернуло. Якорь за что-то прочно зацепился. Капроновый трос натянулся как струна.
На рассвете трос лопнул. Мотор завести не удалось и бот стремительно понесло в открытое море. Опасность переворота бота не уменьшилась, так как он держался к волне только лагом. Чтобы развернуть его на встречную волну носом, нужен был противовес. Мы на коротком конце выбросили за корму аккумулятор...
К 8 утра бот находился в открытом море. Берега стремительно удалялись. Ветер около 50 метров в секунду. Над гребнями волн летят вихри. Вал стал выше пятиэтажного дома. Бот, к счастью, хорошо держится на волне, и мы убедились в его отличной остойчивости. Но давала себя знать течь, выбиваясь из сил, мы непрерывно откачивали воду. Это днем, а что будет ночью! Надо было срочно обнаружить место течи. Напрягая силы, откачали всю воду. Сильная струя била из-под шпангоута, откуда, оказывается, вылетела заклепка. С большим трудом наложили войлочный пластырь и большую течь устранили. Теперь воду стали отливать через четыре часа, что было большим облегчением.
Спустя 36 часов тайфун стал перемещаться в другом направлении. На третье утро нашего морского приключения ветер стал ослабевать и к 10 часам прекратился совсем. На море утвердился полный штиль. День оказался солнечным и теплым. Море расточало свои неповторимые краски. На бот иногда садились перелетные птички. Мы все сушили н грелись на солнышке, радуясь, что стихия не смогла поглотить нас. Из этой битвы мы вышли победителями. Но давал себя знать и другой враг — голод. Ведь мы больше суток ничего не ели. Прежде чем приняться за еду. мы решили подсчитать свои продовольственные запасы. Оказалось в наличии: одна буханка хлеба, 150 граммов сала, 10 яблок, 8 сырых картофелин, две луковицы и две морковки. Воды оказалось только два стакана. Она пролилась в штормовой суматохе. Воду расходовать решили по полстакана в день, то есть, по одному глотку на брата, а хлеба по 100 граммов. По этой норме мы и поели.
Солнце клонилось к закату. Далеко на западе в лучах солнца проецировалась высокая сопка. Над нами пролетела плотная стая крякв, а в стороне предполагаемого берега тянулась большая стая гусей: их было около трехсот. Мы проследили их путь. Они сделали крутой поворот в сторону еле заметной сопки. По всем признакам мы предположили, что эта сопка была — Голубиный утес в Хасанском районе и гуси летят на пресные озера, находящиеся в предместьях реки Тюмень-Упа или озера Тальми. Теперь мы могли определить, что тайфун отбросил нас от Владивостока километров на сто пятьдесят.
Потянул легкий южный ветер, которым решили воспользоваться. Мы срезали с кабины бота брезент, из которого соорудили парус, и бот получил ход. Это окрылило нас и появилась надежда к утру подойти к берегу. Я простоял на руле остаток дня и всю ночь, но рассвет принес полное разочарование. Вокруг нас бескрайнее море, берег не просматривался. Более того, подул северный ветер силой до 20 метров, он погнал наше судно в исходное положение.
Наступил пятый день бедствия. Воды не было совсем. Жажду утоляли яблоками, которые съедали по одному в день. Теперь оставалась надежда, что нас будут искать. В первой половине дня услышали шум самолета и увидели над собой реактивный самолет, делавший крутой вираж как раз над нами. Какая была радость! Мы были уверены, что самолет, конечно же, искал нас и не мог не заметить, хотя волна была до четырех баллов. Теперь мы ждали корабль, который должен подойти в квадрат нашего плавания. Но спасателя не было. Потом мы поняли, что при вираже внимание летчика было приковано к приборам и нас он не увидел.
Жажда стала мучить невыносимо, губы покрылись коростой, проглотить что-либо стало невозможным, организм сильно обезводился. Решили пробовать морскую воду, но больше трех четвертей граненого стакана в день выпить не смогли — появлялась очень неприятная тяжесть в желудке.
В море мы уже десять дней. Голод и особенно жажда были невыносимы. С юга надвигались тучи. Ночное небо разрезали молнии, гремел гром. Это нас обрадовало, должен быть дождь и мы приготовились к сбору дождевой воды. Вскоре обрушился короткий, но сильный ливень, и мы быстро сумели набрать целое ведро воды. Она не совсем была чистой, но это была пресная вода. Мы сразу выпили по нескольку стаканов, но жажду погасить не смогли.
За все время корабли не попадались нам на желаемой близости, мы подавали сигналы бедствия, однако привлечь к себе чье-либо внимание не смогли. На тринадцатый день близко от нас проходил крупный советский пароход, водоизмещением до 12-ти тысяч тонн. Он хорошо нас мог видеть и наши сигналы, которые мы подавали, но, как нам показалось, он описал возле бота лишь дугу и проследовал своим курсом. Это уж несомненно нам показалось. Несущие вахту на судне нас просто не заметили. Мы отлично знали, что наши советские моряки никогда не смогут оставить терпящих бедствие. И надежды наши на спасение сильно упали. Товарищ мой тяжело заболел, он стонал и бредил. Его температура явно была высокой. Вся тяжесть по несению вахты и борьба за живучесть бота полностью легли на меня.
В периоды, когда к Юрию Михайловичу возвращалось сознание, я его успокаивал. Конечно, я не мог сказать ему, что трагизм уже остался позади. Да он это понимал отлично и сам. Оба мы сознавали, что дальнейшее наше положение будет осложняться и ухудшаться. В таких условиях надо уметь быть стойкими, не терять самообладания в критические минуты. Решили бороться за жизнь до предела сил. За две недели жестокого голодания мы оба распухли, все тело ныло. Наши ноги хлюпали в мокрой холодной воде. Встать мы уже не могли и передвигались по борту только в крайней необходимости и только ползком.
Наступил пятнадцатый безрадостный день нашего трагического пребывания среди бескрайнего моря, во власти жестоких, капризных волн. В воздухе сильно похолодало. Как всегда за эти дни, в 7 часов утра мы «позавтракали», разделив одну сырую картофелину на двоих. К этому времени наши продовольственные запасы состояли из двух картофелин и одной ложки концентрата. Все это решили разделить на трое суток. А дальше только вода.
Подняться даже на колени — вызывало неимоверную боль во всем теле. Только необходимость борьбы за выживание заставляла откачивать воду, которая хотя и медленно, но неизменно просачивалась через поврежденный шпангоут, заделанный наложенным пластырем. Галлюцинации не покидали нас. В мозгу трансформируются самые разные звуки: скрип корабельных снастей и рулевого управления, органная музыка, хоровые песни, детский смех, пан собак, пенье петухов разговор родных, детей и близких.
Движение нашего суденышка вышло из-под контроля. Среди открытого моря оно дрейфовало в неизвестном нам направлении в положении «летучего голландца». Мы решили поставить парус и положиться на волю штормовых волн и ветра: куда прибьет...
Наступили шестнадцатые сутки. С помощью компаса определили направление ветра, который дул в нужном для нас юго-западном направлении. С большим трудом поставили парус, понимая, что на следующий день мы уже не сможем это сделать, так как оба были окончательно истощены. Я сел за руль, держа курс предположительно 330 градусов — на Владивосток. Пошли со скоростью примерно двух миль в час.
Через три часа на горизонте заметили сейнер, который ловил рыбу. Хотя он был далеко, но решили идти к нему. Через 40 минут увидели военный корабль, который шел прямо на нас. Мы стали подавать сигналы бедствия, и нас заметили. Корабль стал снижать скорость, а потом и совсем застопорил ход. Была спущена шлюпка, команда моряков нас подобрала и подняла на палубу, так как мы самостоятельно подняться уже не смогли. Оказавшись спасенными, мы почувствовали всю тяжесть пережитого и тотчас впали в забытье. Очнулись в корабельном лазарете. Под руководством корабельного врача санитары растирали тело, особенно ноги. Нам нанесли целый ворох белья, теплой одежды, обуви. Кормили только под строгим надзором врача.
На всю жизнь запомнится нам эта «рыбалка». Море шутить не любит. Прояви мы малодушие, оплошность или панику — не видать бы нам ни дома, ни родных, ни друзей. Нас постигла бы судьба того самого суденышка, ход которого решили мы опробовать на рыбалке. Что стало с ним! Военные моряки его взяли на буксир. Но появилась новая течь, буксирный трос обрубили и бот затонул на глубине 2900 метров, о чем записано в корабельном журнале. И даже указаны координаты.
Об авторах
Александр Потапович Санжара — бывший фронтовик, офицер в отставке, автор книг «Подвиг тридцати трех», «Сын артиллериста» и других. Он живет на Дальнем Востоке, постоянно сотрудничая с газетами и журналами.
Предлагаемую публикацию можно отнести к жанру невыдуманных историй. На одной из улиц Владивостока писатель встретил своего давнего товарища по корабельной службе и едва узнал в лицо — настолько истощен, бледен и слаб был тот человек. Оказалось, что он попал в настоящий тайфун. Так писатель выслушал весьма поучительный рассказ и поведал его нам от лица пострадавшего.
Автор предложенных редакции заметок под общим названием «Аварийная ситуация» Андрей Александрович Ильичев давно известен нашему читателю. Большой интерес вызвал, скажем, его очерк «Испытатели». («КиЯ» №117, 1985), в котором рассказывалось о действиях экипажа добровольцев в экстремальных условиях плавания. А. Ильичев был его участником. Он является организатором и многих специальных экспедиций на Арал, Каспий и другие крупные водоемы. На практике искал оптимальные решения и выходы из самых трудных положений.