Контрабандисты — глава из рукописи новой книги «Парус — моя жизнь»

После бегства белых в Крыму осталось немало застрявших здесь бывших торговцев, промышленников. Теперь они всеми способами пытались упрятать свои ценности, а при первой возможности — переправить их за границу, используя для этого греческие и турецкие фелюги. Владельцы лодок хорошо наживались на перевозке всяческой контрабанды и действовали довольно нагло. Кораблей пограничной стражи в те далекие двадцатые годы у нас практически не было, поэтому наблюдение за этими многочисленными фелюгами и баркасами велось в основном в портах и бухтах побережья — при погрузке и выходе лодок в море. А в море «мелкий» частный флот, можно сказать, плавал бесконтрольно. Впрочем, проявляли иногда бдительность моряки с пароходов черноморских товаро-пассажирских линий.

---

Крейсер «Червона Украина», на котором в те годы я служил старшим штурманом, стал в северный док для очистки корпуса: надо было отодрать присосавшиеся к обшивке водоросли и ракушки. Делалось это вручную, к работе привлекался абсолютно весь личный состав корабля. Дежурство несла только медицинская служба — на случай, если потребуется оказать помощь сорвавшемуся с беседки вниз. Шум в доке стоял невероятный, воздух был насыщен металлической пылью, отчего было очень тяжело дышать. День выдался жаркий, безветренный, как обычно бывает в июле в Севастополе.

После смены пошли в баню, долго отмывались от противной пыли, но и при этом не прекращались веселые разговоры, слышались шутки. Будто люди и не работали на жаре весь день, будто не устали.

На следующий день крейсер красили. К вечеру он выглядел, как прогулочная яхта миллионера. Краснофлотцы во всем белом ходили по палубе, любуясь своей работой. Хотелось погладить рукой каждый механизм, каждую шлюпку, ибо все сияло до блеска, ласкало глаз. Именно в этот день, когда авральные работы на «Червоной Украине» оказались законченными, но до выхода в море оставалось еще порядочно времени, кто-то из любителей парусного спорта дал идею — сходить на шестерке в Одессу.

Парусный спорт на крейсере был всеми любим, наши шлюпки неизменно занимали призовые места. Командир корабля Н. Н. Несвицкий сам был отличным моряком и молодежь обучал управлению парусами. Старшие командиры В. И. Рутковский, Н. Г. Кузнецов да и многие другие не раз ходили на ялах под парусами в различные порты Черного моря, попадали при этом и в штормовые условия. Командующий флотом В. М. Орлов всячески поощрял подобные походы, а командирам, победившим в парусных гонках, вручал призы лично и потому хорошо знал их каждого в лицо. Неудивительно, что когда Орлову доложили о нашей затее, он сразу же ее поддержал. Командующий флотом вызвал к себе командира крейсера и меня — командира шлюпки. Долго расспрашивал, чтобы еще раз убедиться в подготовленности нашей к походу.


Когда на крейсере узнали, что поход в Одессу разрешен, радости не было предела. Началась самая тщательная подготовка. Командир крейсера лично проверил умение каждого плавать, боцман внимательнейшим образом осмотрел весь такелаж, попробовал крепость парусов. Краснофлотцы привели в порядок все свое обмундирование. Механик оборудовал камбуз — установил нам примус в специальный ящик, закрытый от дождя и ветра. Вдоль борта укрепили транспарант: «Севастополь — Одесса».

В назначенный день у дока собрались провожающие — десятки шлюпок со всех кораблей эскадры. На крейсере заиграл оркестр. На шлюпках взяли весла на валек, приветствуя нас — участников похода. Мы отвечали тем же. Все было очень торжественно. От стенки отвалил катер с командиром и комиссаром крейсера. Там же находился и оркестр. Следом за нами, мы шли на веслах, и командирским катером вся армада медленно двинулась к воротам бухты. Толпа родных, друзей и подруг долго шла по берегу — махали платками, шляпами, кричали «ура!». С катеров и с берега пускали ракеты. Мы шутили: «провожают нас, как особую экспедицию!».

У входного буя провожающие, пожелав счастливого плавания, стали ложиться на обратный курс. В море сразу почувствовался ветер, мы поставили паруса. Шлюпка двинулась, как подстегнутый конь, под штевнем зашумел бурун, появился приятный крен.

Между моими военморами шла оживленная беседа — далеко ли до Одессы, сколько времени будем идти и т. п. Помню, что четверых, самых молодых, больше всего интересовало — скоро ли ужин? Не обошлось, конечно, без гитары. Пароходы и пароходики одни — обгоняли нас, другие — шли навстречу; пассажиры, заполняющие палубы, шумно приветствовали нарядную шлюпку с краснофлотцами. День кончался, солнышко будто заторопилось, с гор начала сползать темнота — на юге она наступает быстро.

Старшина шлюпки комсомолец Колсанов, сидевший рядом со мной, тихо спросил: «Товарищ штурман, а где будем ночевать? Может, в Евпатории? Волна вроде стала большая». Волна, действительно, стала значительно больше, нас забрызгивало довольно сильно. Подумав, я решил, что, поскольку до Евпатории еще далеко — мы не прошли и реку Альму, надо, пока не совсем стемнело, выбрать место высадки на пляж. Взял бинокль и стал осматривать берег, одновременно объясняя своей команде, как надо на него выбрасываться: тонкость в том, что как только шлюпка коснется грунта, всем надо, не мешкая, прыгать за борт и с попутной волной на руках тащить шлюпку подальше на берег. Будто бы все просто. А получилось наоборот.


Подходили на веслах, а гребли слишком сильно, когда волна подхватила шлюпку, скорость оказалась больше, чем нужно. Форштевень шестерки с сильного хода врезался в песок, шлюпка остановилась, как вкопанная, а попутная волна перехлестнула через транцевую доску. Вода быстро заполнила кормовую часть шлюпки. Как говорится, охнуть мы не успели — оказалась в воде вся наша одежда и гитара, и большая часть продовольствия.

С большим трудом оттащили мы свой корабль подальше от уреза воды. В чем же дело, почему так получилось? Все винили прибой, хотя на самом-то деле виноват был командир шлюпки, другими словами — один я. Выбрасываться на пляж при большой волне следовало иначе: если бы мы подходили к берегу кормою вперед, идущая за нами волна не разбивалась бы о транец, а легко обтекала корпус...

На берегу разложили брезент, повалились на него и тут же заснули, оставив двоих на вахте; временами я слышал их бесконечный разговор о том, кто же виноват, что все наше имущество оказалось мокрым. На счастье, солнце не надолго задержалось где-то там — в горах, быстро заступило на свою дневную вахту и очень скоро мокрые вещи стали высыхать.

Дул легкий бриз, с утра было довольно прохладно. Мы поставили паруса и быстро удалились от «коварного» пляжа. Шли очень бодро на расстоянии одной-двух миль от берега, а ветер постепенно усиливался.

Открылся Тарханкутский маяк. Затем у его основания стал виден маленький пирс, к которому мы и подошли. Команда маяка встретила нас дружески, ребята завели шлюпку в хорошо укрытое от волны место, а узнав, что подмоченная гитара вконец вышла из строя, предложили взамен свою, уверяя, что быстро починят нашу. Прощаясь, предупредили, что в темноте следует быть осторожнее: навстречу скоро пойдет самый большой из тогдашних черноморских пароходов, а на рассвете будет обгонять другое пассажирское судно — чуть поменьше. Да и вообще по фарватеру движение оживленное...

Действительно, еще в сумерках нас обогнало несколько пароходов. То и дело появлялись дельфины, хорошо были видны их симпатичные морды. Они шли с обеих сторон, то ныряли, то снова обгоняли нас, а потом одновременно все куда-то исчезли: кто-то в шутку предположил, что они ушли на обеденный перерыв.


Еще было светло, когда впередсмотрящий доложил: «По курсу дым!». Все кинулись смотреть и, действительно, увидели большую шапку дыма, которая довольно быстро росла. Да, тогда появление судна на горизонте выглядело совсем не так, как сейчас: все начиналось с султана дыма! Потом уже появились мачты, затем стал виден и сам пассажирский пароход. Не желая сближаться с ним на контркурсе, я резко отвернул к северу, сходя с его пути. Однако, похоже, и пароход изменил курс. Всем нам показалось, что пароход почему-то идет прямо на нас, как бы я не отворачивал. Да так оно и было!

Раздался громкий басистый гудок, с мостика пустили две зеленые ракеты. Стало ясно, что пароход зачем-то подзывает нас к себе. Прикинув, что уйти от него нам не удастся (попробуй, удери от такой махины!), мы убрали паруса и разобрали весла. Вскоре стало отлично видно название на борту, масса народу запрудившего палубу. С мостика в мегафон передали команду: «Немедленно подойти к борту!».

Нас все это просто возмутило: поясню, шлюпка шла под военно-морским флагом, по уставу останавливать нас мог только военный корабль. Тем более, что команда была подана в форме, далекой от традиционной морской вежливости.

Как бы там ни было, пришлось подойти к высокому борту остановившегося парохода. С его палубы скинули шторм-трап, ловко спустившийся по нему молоденький помощник капитана строго спросил: «Кто командир? Куда и с каким грузом идете?». Однако тщательной проверкой документов дело не ограничилось: после этого капитан приказал помощнику внимательно осмотреть «подозрительную шлюпку» и даже вскрывать любые ящики и пакеты с грузами, очевидно — чтобы выявить, где запрятаны контрабандные товары.

Не обнаружив никакого груза вообще, слегка растерявшийся помощник шлюпку покинул и полез наверх совещаться. Совещались они долго. А тем временем волна значительно усилилась, нас начало сильно качать, бить о большие грубые кранцы. После некоторой паузы последовало милостивое разрешение, если у борта стоять тяжело, перейти под корму — на бакштов. Так стоять было спокойнее: махина парохода прикрывала от волны и ветра. Столпившиеся на корме пассажиры, по большей части — молодежь, рассматривали шлюпку, заговаривали с нами.


Однако доносились сверху и отдельные фразы вроде того, что вот, мол, поймали контрабандистов, но они успели выбросить свой груз за борт. Кто-то сказал: «Смотрите, они даже переоделись в нашу форму», хотя на самом деле все, кроме меня, были в одних трусах. А некоторые требовали от капитана, чтобы нас поскорее арестовали.

Девушки, пытавшиеся в это время затеять наверху танцы, сразу поняли, что с преступным миром мы ничего общего не имеем, стали приглашать присоединиться к ним. Только нас по-прежнему на палубу не пускали, Начался обмен адресами, пошли взаимные обещания встретиться на берегу...

Так мы проболтались у покачивающегося на волне парохода не менее часа и уже собирались ужинать, когда сверху сообщили: «Товарищ Пантелеев, можете следовать в Одессу». И капитан пожелал нам счастливого плавания. Думаю, лицо у него в тот момент было кислым.

Мы, конечно, немедленно отдали бакштов и поставили паруса. Свежий ветер был попутным, пошли в бакштаг левым галсом. Ход был отличный, под форштевнем заворчал бодрый бурун, будто и море возмущено оскорбительной задержкой у парохода.

Вскоре подошли к Тендровской косе, перетащили через нее шлюпку и переночевали здесь, а на следующий день благополучно финишировали в Одессе. Нас встречали одесские комсомольцы. В море вышли десятки шлюпок под парусами, яхт с молодежью. На стенке гавани состоялся большой митинг. За переход нам вручили подарок от горкома комсомола — большую серебряную ладью очень художественной работы.

Каким-то образом сразу стало известно о том, как совторгфлотовцы «наконец-то» выловили «опаснейших контрабандистов». Дежурившие в порту пограничники долго подшучивали над капитаном и его бравым помощником.

Наш обратный путь прошел без приключений.