Несмотря на свои 69 лет, Борис Петрович и сегодня в строю. Работа, встречи с ветеранами, выступления перед молодежью — застать его дома трудно! То он на радио, то на митинге в ЦПКиО, то выехал в расположение части на встречу с молодыми воинами.
«Мне наши моряки-ветераны завидуют, — рассказывал Борис Петрович у нас в редакции.— Ведь немного найдется сейчас моряков, которые могут навестить «корабли своей юности». Те, на которых довелось воевать. А я со своим «ТКА-111», построенным золотыми руками ленинградских рабочих, могу встретиться когда угодно. Он установлен как памятник в одном из гарнизонов ДКБФ. На его рубке накрашены три красные звездочки. Мне и Мартяшину — из шести членов нашего дружного экипажа остались, похоже, мы двое, — памятны эти знаки, напоминают о многом. Три звезды — крейсер и два миноносца врага, рвавшегося к Ленинграду...».
Шел третий месяц войны. Многое было уже за плечами. Нагрузка на катера превышала любые мыслимые нормы мирного времени. Скоростные дюралевые катера, не приспособленные для длительных переходов морем, конвоировали транспорта. Когда потребовалось перекрыть вражеским кораблям дорогу в Финский залив, обеспечивали постановку минных заграждений. Ставили дымовые завесы, сами ставили мины, охраняли минзаг «Марти» от возможных налетов. Хорошо помню, как флагман отряда капитан 1 ранга Н. И. Мещерский при возвращении неизменно поднимал сигнал: «Всем участникам операции выношу благодарность!» Совершали и налеты на базы противника, но, как назло, подходящих целей не оказывалось. Наконец, выполняли особые задания — высаживали в тылу врага разведывательно-диверсионные группы. За это я и получил свой первый орден. Подписан указ Калининым 14.07. Подумать только — прошли всего 23 дня из тех 1419 дней Великой Отечественной войны, каждый из которых давал великое множество примеров всенародного подвига, истинной стойкости и самоотверженности советских людей.
Словом, повидали и испытали мы немало, а вот атаковать вражеские корабли не доводилось. Гитлеровское командование их берегло. Штурмовали немцы наши приморские города с суши. 1.07 пала Рига. Где-то к 10-му линия фронта проходила уже севернее Пярну. Чтобы такими же темпами развивать наступление и нацелить удар на Ленинград, противнику потребовалось наладить воинские перевозки морем — через Рижский залив. А путь вражескому флоту перекрывали наши батареи на Эзеле — нынешнем мирном о-ве Саарема. Больше того. Ведь это отсюда наши балтийские бомбардировщики начали бомбить Берлин, хотя Геббельс уже объявил советскую авиацию уничтоженной. Неудивительно, что появилась сверхсекретная директива немецко-фашистского верховного командования: совместными усилиями армии, авиации и флота как можно скорее ликвидировать советские базы на Эзеле и Даго!
В сражение за Моонзундские о-ва противник ввел 50-тысячную группировку войск, поддерживаемую отдельной воздушной армией. А противостоящие ей силы БОБРа1 насчитывали вдвое меньшее число бойцов. Строительство береговых укреплений завершено не было. В решающие дни на Саареме базировалось не больше 10 истребителей и 6 искалеченных2 ТКА 1-й бригады...
Паши катера перебросили сюда уже где-то в июле — на усиление «местного» дивизиона капитан-лейт. А. Богданова. Когда мы пришли в пункт назначения — скромную рыбацкую гавань Мынту, то сначала были немало удивлены. Ни катеров, ни каких-либо береговых сооружений видно не было! Какой-то захламленный, заляпанный цементом пирс, кругом разбросаны доски, разбитые ящики, бочки, старые сети. Оказалось — чудеса маскировки. По счастливой случайности заброшенный пирс был па полметра выше рубки наших «Г-5». Катера стояли под дощатым настилом, а наверху специально ничего не меняли и порядка не наводили. Даже появляться на причале днем было запрещено. До самого последнего дня немцы Мынту не бомбили. Видимо, в голову не приходило, что грозные катера базируются здесь — непосредственно в зоне Ирбенского пролива. И еще. Они, очевидно, искали хорошо оборудованную базу большого соединения, а у нас больше 8 катеров никогда и не собиралось...
В ближайшем лесу отрыли землянки, у£рыли склады. Установили пулеметные точки, оборудовали КП. Наконец, ввели в строй мастерские, созданные, когда сооружалась поблизости ставшая вскоре знаменитой 315-я батарея капитана А. М. Стебеля, расположенная на самом конце п-ва Церель (Сырве).
Думаю, такое затянувшееся вступление поможет читателю лучше представить события, происходившие здесь в те огненные дни лета сорок первого года.
Люди наши горели ненавистью к фашистам, рвались в бой, но день проходил за днем, а приказа на выход в море не поступало.
Наблюдались лишь эпизодические появлении отдельных небольших кораблей врага в Рижском заливе. По ним немедленно открывала огонь 315-я батарея — ее 180-мм дальнобойные орудия стреляли чуть ли не на 20 миль, отгоняла их далеко от берега. Ни крупных сил противника, ни его транспортов не обнаруживалось.
И вот днем 12.07 воздушная разведка и наземные посты доложили о движении с запада в Ирбенский пролив группы кораблей и судов противника — конвоя, доставлявшего на фронт большое количество войск и боевой техники. Наши летчики и артиллеристы, чем могли, нанесли удар и изрядно потрепали его. Теперь дело было за торпедными катерами. Все с нетерпением ждали сигнала «боевой тревоги». Было уже поздно, но никто не спал. Под всякими предлогами матросы просили разрешения пойти на катер, каждому хотелось еще и еще раз проверить свое, как говорят на флоте, заведование. Это было естественно: предстоит бой с превосходящими силами противника, только безотказно работающая техника может обеспечить успех. Время тянулось томительно. Командиры катеров развернули карту, прикидывали скорость конвоя — по времени выходило, что он уже вошел в Рижский залив...
Наконец-то сигнал! Получен долгожданный приказ: «Катера к бою и походу приготовить!» К выходу назначены катера лейтенантов М. Г. Чебыкина, В. И. Белугина, И. С. Иванова и главстаршины A. И. Афанасьева. Их экипажи стремглав бросаются на катера, вот уже ревут мощные авиационные двигатели — по два 1000-сильных на каждом! Верхняя команда убирает маскировочные сети. Собранные тут же на пирсе командиры получают боевое задание.
В 01.38 отряд под командованием ст. лейтенанта B. П. Гуманенко, идущего на катере Чебыкина, выходит в море и берет курс на о-в Рухну. Расчет прост и ясен: найти конвой там и тогда, когда он, пройдя Ирбены, новой атаки уже не ожидает, найти и атаковать! Ночь была не особенно темной, но все же без помощи авиации обнаружить конвой оказалось не так-то просто.
Стоит, наверное, пояснить, что никаких радиолокаторов тогда не было. Ничего, кроме биноклей у стоящих в открытой рубке командира и боцмана. Однако сильная вибрация, удары о волну и постоянное забрызгивание с носа, как правило, и биноклем-то не давали пользоваться. Надеяться приходилось только на свое зрение. От напряжения глаза слезились, их резало тугим ветром. А ведь нужно было не только искать врага, но и соблюдать назначенный строй, чтобы не столкнуться друг с другом в полутьме! Попутно два слова о связи. Да, на каждом ТКА была установлена рация, сидел в рубке, под ногами у командира, радист с телеграфным ключом в руках. На командирских шлемах имелись наушники ближней связи для радиопереговоров. Но вся эта техника при неизбежном заливании водой на ходу довольно быстро выходила из строя. Переговаривались больше знаками, жестами. Во всяком случае, даже стоящему рядом с командиром старшине группы мотористов — он управлял акселераторами — команду изменить скорость приходилось давать условными знаками. Перекричать рев двигателей и грохот боя нечего было и думать.
Более двух часов на большой скорости неслись по заливу катера - вели поиск. И только где-то в 65 милях от Мынту, уже на подходах к Риге, на рассвете с головного катера был обнаружен конвой. В голове ордера шли быстроходные баржи и катера охранения, за ними, двумя колоннами, транспорта под охраной 8 миноносцев. Всего — до 50 вымпелов!
Командир отряда принял дерзкое решение: с ближней дистанции атаковать самые ценные объекты — транспорта, для чего войти внутрь походного строя конвоя. Такого враг не ожидал. Надо сказать, немцы попривыкли, что английские катерники, чтобы лишнего не рисковать, выпускали торпеды с очень большого расстояния — с 15—20 кабельтовых3. Да и вообще все было не так, как «полагается». Нас учили, что ТКА должны завершать разгром — атаковать конвой после нанесения удара с воздуха и главными силами эскадры. А тут, вопреки теории, мы вообще не имели никакой поддержки ни с воздуха, ни с моря. И вынуждены были атаковать крупное соединение противника очень малым числом ТКА.
Корабли охранения где-то с дистанции 20 кабельтовых открыли бешеный огонь, но уже ничто не могло остановить стремительного удара: четыре катера смело пошли на сближение. Ход этой невероятной, но довоенным меркам, и скоротечной атаки описать очень сложно. Думаю, что времени это займет не меньше, чем сама атака, которая больше сродни бою воздушному, чем морскому.
Чебыкин увеличил ход, вырвался вперед и атаковал обеими торпедами головной транспорт — все это заняло не больше 120 секунд! Когда он отвернул и лег на курс отхода, вражеский снаряд попал в моторный отсек. Правый двигатель вышел из строя, катер резко сбавил ход. Двое моряков, находившихся в тесном отсеке в огне и дыму, где и в нормальной-то обстановке жара доходит до 70°, бросились заделывать пробоины и ликвидировать главные повреждения, чтобы работал хотя бы один левый мотор.
Противник перенес на поврежденный катер основной огонь, стремясь его расстрелять. В это время Афанасьев поставил дымовую завесу, под ее прикрытием снова лег на боевой курс, атаковал концевой транспорт противника, а выйдя из атаки, стал прикрывать отдельной дымзавесой катер Чебыкина.
Белугин атаковал большую самоходную баржу с танками, однако из-за малой ее осадки торпеда прошла под килем. Увидев это, Белугин мгновенно принял решение второй торпедой атаковать тот же транспорт, но которому только что стрелял торпедой Иванов: раздался взрыв большой силы (обе торпеды попали в цель), судно резко накренилось и пошло ко дну. Уже после этого свою вторую торпеду Иванов выпустил по миноносцу, попал в него и потопил.
На всякий случай поясню, как производился выстрел с наших «Г-5», главным оружием которых были две торпеды, лежащие носовой частью вперед в желобах на кормовой половине катера. Чтобы направить их в цель, надо было направить на цель сам катер. Набрав полную скорость, командир включал взрывающее устройство: пороховой заряд выталкивал торпеду из лотка в корму — за транец, и направление на цель она получала именно по инерции. На автомате торпедной стрельбы три кнопки: одна — для стрельбы залпом обеими торпедами, две другие — одиночный выстрел правой или левой. Произвести второй выстрел — значило снова выполнять атаку: в суматохе боя выбрать новую цель, снова направить точно на нее катер и снова прорываться сквозь огонь, чтобы, набрав нужную скорость, выйти на дистанцию выстрела.
Вернемся, однако, к событиям 13.07. Боцмана обоих катеров, первыми выпустивших все торпеды, открыли прицельный огонь из своих ДШК по той самой барже с танками, которую поразить не удалось. Они буквально изрешетили ее борт. В конце концов баржа остановилась и начала крениться; солдаты с нее стали бросаться в воду, танки, как с горы, покатились за борт...
Таким образом, в бою были уничтожены два транспорта, миноносец и самоходная баржа с техникой. Все ТКА, включая поврежденный катер Чебыкина, благополучно прибыли в Мынту.
Бой этот, выигранный нашими катерниками, знаменателен тем, что это была первая в Великой Отечественной войне атака торпедных катеров с использованием торпед по кораблям. Опыт балтийцев изучался на всех флотах (первыми после нас — 11.09 открыли свой счет катерники-североморцы!). А самое главное, победа отряда Гуманенко вселила веру в свои силы, в то, что и наши маленькие корабли — грозное оружие, что и без всякой поддержки мы можем наносить врагу огромный урон, мстить за те жертвы и страдания, которые принес фашизм.
26.07 снова были обнаружены корабли противника, идущие с юга по направлению к Ирбенскому проливу. Командование приняло решение атаковать конвой совместным ударом бомбардировочной авиации и трех ТКА. Командиром этого отряда был назначен капитан-лейт. С. А. Осипов. Он имел среди катерников большой авторитет, поскольку уже обладал боевым опытом: как участник испанских событий был награжден орденом, участвовал в боях с белофиннами. Сергей Александрович приходил на любой из катеров, будто в свою давно обжитую «жактовскую» комнату. Действовал без каких-либо признаков волнения, приказания его отличались четкой и ясной формулировкой...
Спустя около часа после выхода из базы катерники обнаружили большое черное облако — горел танкер, который подожгли летчики. Густой дым стелился по воде, чем и не преминул воспользоваться Осипов. Под прикрытием этой завесы отряд незаметно подошел к конвою. Моряки насчитали значительно больше кораблей, чем доложила авиаразведка: около 20 единиц.
Перестроив свой маленький отряд из походного ордера в боевой и распределив цели, Осипов скомандовал: «Торпедная атака!» Благоприятное состояние моря — ни волны, ни ветра — позволило держать предельные скорости, сокращая время нахождения под артогнем.
На отряд Осипова налетели торпедные катера сил охранения, но отличившиеся в этом бою боцмана так встретили их дружным огнем, что помешать атаке немецким катерникам не удалось.
Все огневые средства конвоя били по трем катерам, но они смело и самоотверженно стремились к намеченным целям. «ТКА-67», ведомый А. И. Афанасьевым, поставил дымовую завесу. (Афанасьев славился особым талантом в постановке завес, поэтому ему всегда поручалась эта «работа».) Приняв на себя основной огонь противника, он, не меняя курса, сумел сблизиться с транспортом и торпедировать его.
Лейтенант В. М. Жильцов проявил поистине железную волю и самообладание — он нажал кнопку выстрела только тогда, когда до вражеского эсминца оставалось 3—4 кабельтовых! Потопив этот корабль, второй торпедой он выстрелил по транспорту. Командир третьего катера лейтенант Н. Ф. Баюмов также потопил миноносец.
Вопреки всем канонам атака производилась днем при великолепной видимости, однако ошеломленные артиллеристы противника ничего не успели сделать. Отряд без потерь и даже без каких-либо повреждений катеров возвратился в базу. Так был отмечен День Военно-Морского Флота в том 1941 году!
Прошло менее недели, и Осипов снова вывел катера в море. На дистанции около 60 кабельтовых катерники обнаружили пять неясных силуэтов. Корабли шли в кильватерном строю, строго придерживаясь протраленного фарватера перед входом в Ирбенский пролив. Наличие минной опасности стесняло их движение. Опытный командир воспользовался этим и так построил свои катера, чтобы атаковать наверняка. Лейтенанту П. Я. Ярошевскому было приказано прикрыть отряд дымовой завесой. Несмотря на ураганный огонь противника, приказ был выполнен отлично. Оказавшиеся на какое-то время невидимыми артиллеристам врага катера С. А. Иванова и С. А. Глушкова уверенно атаковали два идущих первыми миноносца. Удачно провели атаки Белугин и Ярошевский. В итоге — два миноносца потоплены, а еще два подорваны, т. е. надолго выведены из строя.
Положение на фронте все ухудшалось. Флот покинул Таллин. Одновременно с Моонзундских о-вов ушли в Кронштадт все корабли за исключением 6 наших ТКА. В этой обстановке противник, рассчитывая на безнаказанность, снова начал проводку конвоев через Ирбены. И борьба с судоходством на его коммуникациях какое-то время продолжала оставаться одной из основных наших задач. Однако с началом сентября начались боевые действия непосредственно на о-ве Саарема. Стараясь поддержать наступление своих главных сил, идущее в направлении с севера на юг, вражеское командование стало предпринимать отчаянные попытки высадки крупных десантов на остров — то со стороны моря, то со стороны залива4.
В отражении десантов самое активное участие принимали и торпедные катера нашей бригады. Так, 13.09 в 15.50 два ТКА под командованием все того же Осипова были посланы на перехват десантного отряда, обнаруженного с воздуха. В указанном квадрате противника не оказалось. Однако Осипов не был бы Осиповым, если бы так и вернулся ни с чем. Нет, он устроил засаду: зашел в бухту Лыу и, прижавшись к берегу, заглушил моторы. В 18.20 были замечены дымы, а когда ничего не подозревавшие корабли противника (7 миноносцев и 4 сторожевика, сопровождающие 6 транспортов) стали втягиваться в бухту, катера помчались навстречу. Ни одна из четырех торпед не прошла мимо. Вызванные Осиповым, появились наши истребители, открыли огонь береговые батареи. Прикрывшись дымовой завесой, противник повернул в море, причем в этот момент подорвался на мине один из миноносцев...
К 22.IX защитники острова отошли на п-ов Церель. Здесь, на узком перешейке, враг был остановлен, по крайней мере, на 10 дней. Проявляя беспримерную стойкость и мужество, защищали оставшийся клочок земли воины 34-го отдельного инженерного батальона и моряки из резерва личного состава ПСА. С каждым днем, с каждым часом обстановка усложнялась. Силы таяли. Беспрерывные бомбежки переднего края, при абсолютном господстве в воздухе, проводимые методически — с рассвета до сумерек, выводили из строя людей. Мы оказались в глубоком тылу: немцы к этому времени были уже у стен Ленннграда. Продолжая сковывать значительные силы врага, защитники Цереля помогали оборонять коды» бель революции.
Несмотря на многократное превосходство в силах, фашисты никак не могли прорвать нашу линию обороны на полуострове. И не от хорошей жизни прислали они сюда целую эскадру — крейсера «Лейпциг» и «Эмден» и несколько миноносцев «во главе» с новым большим эсминцем — его мы называли лидером. Изо дня в день эти корабли ненадолго появлялись у берега, напротив б. Лыу, и открывали ураганный огонь по нашим позициям. Вечером 26.09 эскадра снова появилась в том же районе. «Безлошадные» — оставшиеся без кораблей катерники, воевавшие на суше, тут же навестили нас и сообщили подробности: крейсер и пять миноносцев, крейсер стоит на якорях бортом к берегу, чтобы иметь возможность стрелять орудиями всех башен главного калибра.
Утром эскадра открыла огонь — канонада была хорошо слышна у нас в Мынту. Около 9.00 появилось командование дивизиона. Капитан-лейт. Богданов обратился к экипажам четырех остававшихся в строю катеров с кратким напутствием: «Уничтожьте корабли врага, от огня которых гибнут наши бойцы, или не возвращайтесь!» Гуманенко — он идет командиром отряда — палочкой на песке показывает, как стоит крейсер в центре, а вокруг него расположились миноносцы. Ставится боевая задача каждому звену. Катера «ТКА-111» (мой) и «-67» А. И. Афанасьева — атакуют крейсер. Катера «-83» мичмана Н. П. Кременского (он молод — только-только закончил училище) и «-164» мл. лейтенанта В. Л. Налетова — атакуют те корабли охранения, которые будут мешать выполнению главной задачи. Дымзавееу ставит Афанасьев. С воздуха нас будут прикрывать все наличные силы авиации БОБРа — на первом этапе это два истребителя. Готова открыть огонь и 315-я батарея. У нее с крейсером свои счеты. Свой командный пункт Гуманенко назначил на моем катере...
Выходим примерно в 9.30. День не по-осеннему тихий, ясный. По зеркальной глади залива катера на полной скорости идут па юг, огибают мыс Сырве и выходят в море. Теперь надо следовать на север. Весь переход до бухты Лыу должен занять минут 20 — не больше. Мыслями мы все давно уже там...
Боцман Константин Константинов докладывает: «Прямо по носу самолет!» Это «лапоть» — однопоплавковый гидросамолет, разведчик с крейсера. Он дважды пытается нас атаковать, но ничего из этого не выходит. Боцмана из ДШК и пулеметчики из носовых люков каждого катера (в сумме это 8 стволов) встречают его так, что он, только зря потеряв время, вынужден повернуть к своим. То, что, дав ракету, он, видимо, предупредил эскадру об опасности, плохо. Но он помог и нам. Стало ясно, где именно враг; мы уверенно подправили курс на 30°. Бухта довольно большая, а на большом расстоянии различить корабли на фоне берега трудно.
И вот мы обнаруживаем корабли. Заметив катера, он про наземные цели забывают, переносят огонь на нас. Теперь мы можем противопоставить снарядам врага только скорость и маневр. Нелегко приходится в жаре и грохоте моторного отсека старшине II статьи Григорьеву и ст. матросу Романченко. Сейчас от них зависит успех нашей атаки. Вот особенность боевой службы на катере: нас здесь всего шестеро, я безоговорочно уверен в каждом из них, все они уверен во мне — своем командире!
Сначала встают огромные всплески от разрывов 62-аидащметровых снарядов с крейсера. Затем все больше и больше всплесков поменьше — это калибр 127: миноносцы. Вспоминаю, как нас учили: противоартиллерийский зигзаг — вправо-30, влево-60, вправо-30, влево-60... Только мы уже убедились, помогает это слабо! Применяем другой маневр, рожденный боевой практикой: поворот на ближайший всплеск. Это сбивает пристрелку врага, артиллеристы уверены, что накрыли атакующий катер. Штурвал у меня под левой рукой. Увидев начавший расти столб воды, я мгновенно направляю свой «ТКА-111» на него. Угодил под край — обрушивающаяся вода кренит катер градусов на 40. Попал в центр — пробиваешь зеленую толщу морской воды, только дыхание замирает! Пока все идет нормально, но интенсивность огня все возрастает. Катер то и дело взлетает вверх —вода бурлит от разрывов, перед глазами — стена огненных смерчей, вихрь трасс. А как не думать о том, что
2-миллиметровый дюраль — это никакая не защита, а под ногами полторы тонны первосортного авиабензина да еще 800 кг тротила!
Вперед на самой полной скорости вылетает «ТКА-67» — Афанасьев начинает постановку дымовой завесы. Пока еще отчетливо вижу цель — крейсер. Он дает ход — под штевнем вскипает бурун. Быстро показываю старшине мотористов Мартяшину цифру 1800 на тахометре. В ту же секунду катер прибавляет скорость. Это максимум: 58 узлов. Теперь — никакого маневрирования. Только вперед! Да, когда-то нас учили стрелять с 10—12 кабельтовых. Нет, бить нужно наверняка. А кроме того, мы уже знаем: при сближении на малую дистанцию на атакуемом корабле начинается паника. Десять кабельтовых — какие-то 60 секунд, но как они тянутся, эти секунды...
Нервы напряжены.
Приближается серый борт корабля, можно пересчитать иллюминаторы. Уже давно не замечаю, что стою в неудобной позе. Левая рука на штурвале. Правая — на кнопке автомата стрельбы. Где-то внизу, под моими ногами, скорчился Константинов с топором в руке: нажав кнопку, я одновременно должен дать ему условный знак ногой, а он, ударив обухом по капсюлю, продублирует работу электровзрывателя. Осечки быть не должно!
И именно в эти решающие мгновения в поле зрения вползает какой-то другой двухтрубный корабль. Между мной и крейсером — лидер. Отворачивать смысла нет! Делаю жест рукой, показывая Гуманенко, что решил атаковать новую цель. Краем глаза вижу, что кивком головы он одобряет решение. Нет, по лидеру залпа много: чуть подправляю курс — нажимаю кнопку одиночного выстрела. Нормально — торпеда пошла. Выждав несколько секунд, схожу с курса, отворачивая под корму лидера. В это время раздается взрыв — попал! — но рассматривать происходящее некогда: я снова вижу крейсер...
Трудно описать, что творилось в этот момент. Крейсер стрелял всем бортом, стреляли все до единого корабли охранения. Над катерами рвалась шрапнель от снарядов зениток — противник задействовал все свои огневые средства, лишь бы поразить атакующих. Конечно, для него было бы победой и просто отогнать нас — заставить отвернуть. Но я уверен, что ни один из наших катеров с боевого курса не свернет! Часть горизонта плотно закрыта дымом. Где-то за его стеной слышу мощные взрывы, это значит, что попадания есть и у моих боевых друзей, но кто — кого, понять пока совершенно невозможно.
С дистанции 5—6 кабельтовых выпускаю свою вторую торпеду — на этот раз по крейсеру! Торпеда идет к цели, а мне уже смотреть на корабль некогда — пора думать об отходе: начинаю гасить инерцию — на таких ходах крутой поворот не сделаешь! Понемногу начинаю поворот, прикрывая себя дымовой завесой, и в этот момент — через положенное количество секунд — все содрогается от близкого взрыва...
И все это время Константинов поливает кого-то огнем из ДШК, лихорадочно меняя патронные коробки. А над головами идет ожесточенный воздушный бой: несколько «ишачков» и «чаек» отгоняют от нас вражеские «Ю-88» и «Ме-109»...
Вывел катер из ада. Дал «стоп». Никого из наших не видно. Осмотревшись, предложил командиру отряда возвратиться обратно, чтобы просмотреть район боя, выяснить, что происходит, а при необходимости оказать помощь. Гуманенко согласился и рукой указал, в каком направлении идти.
В районе боя продолжалась стрельба и стояли дымовые завесы, поставленные всеми четырьмя катерами отряда. Когда мы приближались к стене дыма, из-за нее вышел и тут же остановился «ТКА-83». Катер уже погрузился выше ватерлинии, было ясно, что он тонет. В рубке за штурвалом стоял Кременский с окровавленным лицом. Его боцман что-то кричал: оказалось, он просил топор, чтобы прорубить днище и ускорить потопление подбитого прямым попаданием катера. Часть личного состава гибнущего «ТКА-83» перешла к нам, с него были перенесены рация и ДШК. В этот момент из дымзавесы вылетел фашистский миноносец и немедленно открыл огонь, но мы продолжали свое дело. Снаряды с миноносца пролетали настолько близко, что людей, находившихся наверху, буквально швыряло из стороны в сторону — результат разрежения воздуха. И это еще не все: именно в эти напряженные секунды откуда-то появился и начал пикировать на нас «Юнкере».
Раздумывать некогда: стоящий катер — слишком заманчивая цель. Практически одновременно даю ход и слышу сигнал: «Человек за бортом!» Даже снизить скорость нельзя — нужно уклоняться от атаки самолета. Все внимание «Юнкерсу»: вот бомбы вывалились, через несколько секунд становится ясно, что в нас они не попадут. Только тогда даю «стоп», чтобы оказать помощь человеку, оказавшемуся за бортом. Это матрос Евгений Бычинский — радист с «ТКА-83». Он не успел выбраться из воды на наш катер, а когда мы дали 1200 оборотов, рука его застряла в консолях, выступающих за транец. Какое-то время мы ничем не могли ему помочь и буксировали за кормой со скоростью 35—40 узлов. Сапоги и кожаные брюки с него смыло струей воды. Подобрав радиста, мы снова пошли к тонущему катеру, как и до этого — под огнем миноносца!
Как и подобает согласно уставу, мичман Н. П. Кременский последним покинул корабль. Он срезал ножом фал, снял флаг и спрятал его на груди под кожаной тужуркой, а затем бросился в воду и поплыл к нам, держа в зубах планшет с документами. (К этому времени мы уже знали, что «ТКА-83» обе свои торпеды выпустил по одному из миноносцев.)
Расстреляв тонущий катер — поджечь его удалось только пятой очередью из пулемета, мы снова поставили дымовую завесу и, наконец-то, оторвались от продолжавшего пальбу миноносца. За эти несколько минут он здорово нам «надоел». Во всяком случае, я хорошо запомнил выведенный на его борту номер 245...
Выйдя из зоны боя, который, кстати сказать, длился 7 минут, мы буквально наткнулись на два остальных катера, покачивающихся на волне. На «ТКА-67» гасили пожар — из форпика валил дым, на обоих — заделывали мелкие пробоины. Гуманенко дал команду поднять флажный сигнал — «единицу», означающий: «Построиться строем кильватера», и мы двинулись на базу. В это время над нами, приветственно покачивая крыльями, прошли два наших краснозвездных истребителя «И-16». Они первыми и доложили о результатах боя, так что, когда через какие-то 20—25 минут мы подошли к ставшему родным пирсу, нас встречали как победителей. Качали нас тогда от души. Были тут и фронтовики, и батарейцы, и, конечно, все наши.
Как установили летчики, один горящий миноносец гитлеровцы буксировали в направлении к Виндаве, два миноносца лежали на грунте, погрузившись по трубы, а крейсер5 — по верхнюю палубу...
На ходу оставались всего три катера. И снова каждую ночь выходили в море, устраивали засады. Только противник больше кораблями не рисковал, десанты не высаживал. 2.10 на совещании командиров БОБРа нам зачитали телеграмму из штаба фронта: «За вашей борьбой с фашистской сволочью внимательно следим. Гордимся вашими боевыми успехами. Крепко жмем руки. Жуков. Жданов».
Немцы бросили танки. Им удалось прорвать последний оборонительный рубеж. 315-я батарея, повернув стволы в сторону суши, расстреливала последние снаряды. У пристани Мынту рвались мины — начался обстрел из крупнокалиберных минометов. В ночь на 3.10 Военный совет флота дал разрешение отойти на о-в Хиума (Даго). На четырех искалеченных катерах было эвакуировано свыше 170 человек...
Флага балтийские катерники не спустили.
Примечания
1. Применены сокращения: БОБР — Береговая оборона Балтийского р-на, ТКА — торпедный катер, ДШК — крупнокалиберный пулемет, БДБ — быстроходная десантная баржа, КП — командный пункт.
2. За время базирования на о. Саарема число отремонтированных с подъемом на берег ТКА было в 4 раза больше, чем фактическое количество катеров!
3. Один кабельтов равен 0,1 морской мили, т. 185 м.
4. Для этого была собрана целая армада высадочных плавсредств — свыше 350 единиц, включая 26 хорошо вооруженных паромов-катамаранов «Зибель» (по имени инженера — их конструктора.), 12 БДБ, 7 плавучих батарей.
5. Потопление крейсера было засчитано командованием мне и А. И. Афанасьеву. В некоторых изданиях последних лет написано уже не крейсер, а вспомогательный крейсер, а то и вообще не упомянуто о потоплении крейсера лишь на том основании, что оно не подтверждается данными другой стороны. Я полагаю, что о выходе из строя своего корабля гитлеровские моряки докладывать наверх не торопились, а в дальнейшем подняли и отвели его на ремонт.