В те годы, когда горьковчане обзавелись собственным телецентром, еще правомочна была поговорка: «Телевидение можно ругать, но жить без него невозможно!». Жители нашего города жить без телевидения не могли. Ведь программы тогда были куда интереснее, чем сейчас, хотя экраны были настолько маленькие, что приходилось пользоваться заполненными дистиллированной водой линзами.
Мы, четверо энтузиастов киноредакции новой Студии, крылатую фразу помнили и решили, что главное в жизни — создание красивой, правдивой и веселой киноленты, воспевающей красавицу нашу — матушку Волгу. Нам очень хотелось донести до изумленного телезрителя все обаяние волжских просторов.
Насколько благороден, настолько и прост был наш план. Достаем лодку. Добываем к ней мотор. С предельно возможным комфортом плывем вниз верст на сто, ночуя в палатке, у костра. По пути снимаем. Снимаем все, достойное объектива и будущего зрителя — встречи с прославленными капитанами, рыбацкими артелями, плотогонами, великолепие плесов, красоту восходов, прелесть закатов...
Получив «добро» начальства, приступили к подготовке экспедиции. Без особых хлопот раздобыли 5-снльный шедевр отечественного моторостроения — старенький «ЗИФ». С лодкой оказалось труднее. Ведь требовалась подходящая посудина, которую в то же время можно было бы не возвращать: путешествие планировалось закончить в Исадах, куда за нами должна была прийти машина. Казавшиеся вначале бесплодными поиски увенчались, наконец, полным успехом. Душка-боцман с пятого причала безвозмездно подарил нам великовражку с многообещающей корявой надписью на обшарпанном борту: «Надежда». Лодка была не так уж безнадежно старой. Во всяком случае, крестили ее никак не раньше конца последней четверти XIX столетия и для своего возраста она сохранилась довольно хорошо.
Вот сборы окончены, аппаратура и вещи уложены и под оптимистическое напутствие: «Не потопните, братцы!» мы отчаливаем. Мы — это редактор Игорь, замечательный человек, обладающий удивительным даром рассказчика и мягким юмором, а главное — бывший, по его словам, на ты с любым мотором. Режиссер Юрий — глубоко эрудированный интеллигент, даже с закрытыми глазами безошибочно отличающий ромштекс от бифштекса и Феллини от Модератти. Ассистент кинооператора — Толя. Он был убежден, что дорогую кинокамеру лучше всего хранить упакованной в кофр и всегда держать запертой в сейф, наше путешествие считал авантюризмом чистейшей марки, а любую каплю забортной воды, попавшую на камеру, личным оскорблением. И, наконец, умеренно талантливый оператор — автор этих вдохновенных строк.
Целую неделю мы в основном сплавлялись от Горького до Исад. Отсняли все задуманное — встречи с рыболовецкой бригадой и стахановцами-сплавщиками, побывали на борту волжского флагмана дизель-электрохода «Ленин». Были, разумеется, и незапланированные съемки. Встретились, например, с туристами — студентами политеха, веселыми ребятами, идущими по берегу ножками то ли в Астрахань, то ли в бухту Тикси. Всех нас поразило, как это они ухитрялись сохранять чувство юмора и оптимизм, транспортируя на своих собственных не всегда, к слову, широких спинах огромные тюки.
Не вошла в кадр, но навсегда осталась в памяти душистая стерляжья уха (ведро на четверых), которой нас кормил хлебосольный дядя Вася — бакенщик из-под Работок.
Романтика путешествий началась с первых минут пути. «Надежда» — текла. Медленно, но верно и неведомо где. Визуально никакой течи видно не было: просто вода с тупым упорством заливала дно под сланями. По этой простой причине один из нас непрерывно работал ржавой консервной банкой, не успевая смахнуть пот. Течь прекращалась только вечером, когда лодку вытаскивали на песок. И что странно: вода из нее не вытекала. Сколько было, столько оставалось и утром. Ни каплей меньше!
Характер нашего мотора оказался, мягко говоря, строптивым. Работал, когда считал это нужным лично ему. Иногда, правда, заводился с первого рывка, но чаще — ни дерганья, ни уговоры не могли заставить его пошевелить коленвалом. С Игорем, выходит, он и впрямь держался на ты. Но. как бы там ни было, мозолей веслами мы не набили...
На Кстовской излучине сорвавшийся с горы шквалик развел волну, проходивший не вовремя мимо буксир добавил — и нас захлестнуло. Мотор заглох. Возмущенный Толя, воздев кинокамеру к небу, стал громко вспоминать ближайших родственников Игоря, сидевшего за рулем, а заодно и легкомысленных руководителей студни, благословивших этот вояж. Игорь невозмутимо засучил штаны, спокойно вылез за борт и, бредя по колено, вытащил нас на песчаный пляж.
Как и задумывалось, путешествие завершили в Исадах. Поставили палатку на берегу великолепной протоки, среди огромных, в два-три обхвата, осокорей. Чудесная погода. Солнышко начинает клониться к закату. Настроение отличное — творческие фантазии реализованы, съемки закончены. Игорь и Толя пошли собирать дровишки. Юра лежит на травке под юной березкой и берет что-то уж очень задумчивые аккорды на гитаре (играть он не умеет, зато твердо убежден — без гитары в походе нельзя).
Я ловлю на кузнечиков рыбешку. Камера лежит рядом — вдруг закат будет еще красивее, чем вчера. Поймал уже с десяток плотвичек, когда рядом, невесть откуда, возник старикашка с длиннющим кнутом через плечо. Подмышкой зажат мятый, позеленевший пионерский горн без мундштука.
— Рыбалишь, значиться? Вот мы те счас рыбалку-то спортим! — старикашка подмигнул нечестивым глазом, поднес к губам горн и стал извлекать громкие, совершенно нецензурные звуки. Я ошарашенно смотрел на музыканта:
Фильм «Каждому по солнцу» был на удивление тепло встречен худсоветом и телезрителями, получил очень высокую оценку. Но уж совершенно неожиданный резонанс получили в сердцах работников студни рассказы Игоря о наших приключениях. Их пересказывали все, кому не лень, и каждый по-своему. Инцидент с бычком расценивался как эпическая победа над Минотавром. История с зацепом «Надежды» за трос по трагедийному звучанию сравнивалась даже с гибелью «Титаника». А происшествие на Кстовской излучине в устах Игоря звучало примерно так: «Жестокий вихрь обрушился на утлое суденышко, грозя в клочья разнести его такелаж, рангоут и что-то еще. В вихре пены мимо промчалась зловещая тень. «Летучий Голландец»! — вскричали мы в ужасе. Гибель была неизбежна. Огромная волна, смывая все на пути, обрушилась на палубу. Полные ужаса крики команды взывали к разгневанным небесам. Ко мне тянулись умоляющие руки. Не раздумывая ни секунды, я бросился в бушующие волны и сделал все возможное и невозможное для спасения несчастных людей!»
И все же во всех таких рассказах была Романтика. Были бури и пассаты, звездное небо и отблеск костра на суровых мужских лицах. Но был, как помните, и телефильм! И вот результат. Спрос на Романтику в студни повысился настолько, что через пару лет коллектив киноредакции, состоящий из двенадцати человек, имел водномоторную секцию из семи личных катеров с подвесными моторами, а непосредственно на территории студни был заложен огромный корпус восьмого — под стационарный двигатель. Правда, многолетнее строительство гиганта было прекращено из-за организационных трудностей и трений с бухгалтерией. Но навстречу стихийному увлечению руководство Телецентра все же пошло и приобрело служебный «Прогресс».
Многое в нашей жизни впоследствии было связано с катерами, мотолодками, они не раз выручали нас в творческих задумках. То и дело случались всевозможные курьезные случаи, дававшие поводы для бесчисленных шуток.
Зато по инструкции
Первым приобрел лодку Петрович. Это была «Казанка» самого раннего выпуска, с совсем низкими бортами. И мотор «Стрела».
Петрович (по непроверенным данным, так его звали еще в детсадике) — мужик положительный со всех сторон. Его с малых лет особо отличает одно редкое достоинство — этакая смесь упорства, настойчивости и упрямства. Да и «Стрела его была подстать хозяину.
Поблизости стояла деревянная лодка с точно такой же «Стрелой». И вот — вижу: подходит ее хозяин, сталкивает мотор на бок карбюратором вверх, выдерживает небольшую паузу, потом — мотор в воду, рывок шнура — и поехал. Все это четко, спокойно.
— Батюшки! Как же мы не додумались? Он же просто из карбюратора в цилиндр смеси добавил...
Приходит приятель. Я с преувеличенным спокойствием, небрежно проделываю только что виденное. Дерг — поехали! Приятель — в священном восторге.
Приезжаем. Зову Петровича. Показываю все до мелочей. Рывок — завелся. Вырубил. Рывок — завелся. Раза четыре подряд демонстрировал.
— Нет! — решительно сказал Петрович. — Это не по инструкции. — И начал дергать шнур своей «Стрелы». Через двадцать минут, как и положено, она завелась.
На всю реку "ославил"
Людей, продукты, все оборудование будущего лагеря мы отправили в Жайск автобусом, а два катера, управляемых братьями Серовыми, налегке пошли по Оке. Собственно, налегке шла только « Казанка». На « Прогрессе» кроме четырех канистр бензина лежал еще тяжеленный рулон рубероида для жайского боцмана и ехал гость из Москвы — режиссер центрального телевидения, мужчина плотный и представительный.
Естественно, «Казанка» то и дело вырывалась вперед. Чтобы как-то уравнять скорости, братья решили пару канистр и рубероид перегрузить на нее. На малом газу сблизились. С трудом приподняв рулон, старший из братьев стал передавать его на «Казанку». Бросив румпель, младший потянулся за ношей, а в этот самый миг мотор «Казанки» почему-то заглох. Ухватившись за рубероид, младший, как редиску, выдернул из катера старшего, и сам тоже вылетел за борт.
«Мотор! Мотор глуши!» — вопили незадачливые судоводители. Режиссер отреагировал моментально. Бросив баранку, кинулся к мотору, робко подергал рычажок реверса и даже попробовал вытянуть пусковой шнур. В разгар его поисков на курсе оказалась пустая «Казанка». Режиссер опять прыгнул к рулю и лихо развернул катер в сторону берега.
Видя всю эту суету, идущая вверх самоходка сбавила обороты и шкипер громкой связью рявкнул на всю реку: «Нажми кнопку стоп, балда!».
Режиссер, обрадовавшись ценному совету, смело двинул вперед сектор газа. Мотор взревел и, выходя на глиссирование, «Прогресс» устремился на песчаный берег...
Братья не спеша забрались в «Казанку» и, живо обсуждая происшествие, подошли к вылетевшему на песок «Прогрессу». Режиссер подавленно молчал. Еще бы! Солидного, уважаемого человека на всю реку балдой обозвали.
Душевный рыбинспектор
Жаркий полдень. Мы искупались и уже успели обсохнуть. Лежим на травке, над обрывчиком. Тишина. Покой. Лень шевелиться. Лень разговаривать.
— Под двумя «Вихрями», шибко идет...
— Да, километров пятьдесят...
Катер появляется рядом с нами, делает красивый, плавный разворот. Ярко-красный с желтым, праздничный.
— Стеклопластик. На ВДНХ видел. Полторы тысячи.
— Пижонство. Дам только катать...
На катере и правда — двое мужчин и две женщины. Видя, что место на берегу занято, медленно идут дальше. Там — довольно обширный залив, отделенный от русла песчаной косой. Дно ровное, чистое. Глубина — по пояс, идеальное место для ребячьего купания.
Катер осторожно, на малом газу, вошел в этот залив. Полезли купаться. Визжат. Нам-то что — отдыхают.
Минут через двадцать затихли. Верно, накупались. Костерок развели, котелок повесили. Мужчины у катера возятся — чем-то занялись. Далековато, плохо видно. Игорь взял бинокль. Он у нас — внештатный инспектор рыбоохраны и бинокль, как ночной сторож свисток, всегда таскает с собой.
— Так и есть. Бредень разворачивают. Средь бела дня. Надо идти...
— Угомонись. Ну какой же дурень так делать будет? И не отбивай хлеб у рыбного начальства, во-он их катер стоит.
Действительно, на той стороне — катер рыбинспекции.
А между тем рыбаки полезли с бреднем в воду. Прошли залив поперек, это метров пятьдесят, — наверняка, пусто. Прошли берегом и побрели вдоль.
Дальше — еще интересней. С того берега отчалили инспектор с напарником. И не на парадном катере, а на лодке с причала. Подъехали. Подтянули лодочку на песок, сели на бортик. Скромненько так. В видавших виды тельняшках. Наблюдают, курят, молчат.
А «рыбачки» — ноль внимания, упорно цедят воду, двигаясь прямо на инспектора.
Тут уж и мы, не торопясь, пошли к «месту происшествия». Мало ли что. Может, помощь потребуется.
Инспектор дождался, когда браконьеры поравнялись с ним, вытащил лежавший в лодке форменный китель, надел фуражку (хоть без штанов, но при исполнении) и вежливо попросил их выйти на берег. Видели бы вы в этот момент их лица! Растерянность, недоумение, испуг. Целая гамма чувств.
Конечно, инспектор еще с того берега видел, какие перед ним «браконьеры» (оказалось — молодые инженеры из Мурома). И отлично он знал, что в этой луже отродясь никакой рыбы не бывало. Но — закон есть закон. Был составлен и безропотно подписан протокол. Четырехметровый бредешок конфискован. Инженеров поставили в известность, что придется уплатить штраф через сберкассу и пережить разбор по месту работы...
Компания понуро побросала вещички в катер, вылила в костер закипающую воду из котелка. Молчком все уселись в красавец «Дракон» и буквально поплелись вверх по Оке.
— Тьфу... — задумчиво глядя нм вслед, сплюнул инспектор. — Ведь настоящему браконьеру, что надо? Ночку потемнее, лодку поскромнее, местечко заветное да чтоб меня близко не было! А эти — все наоборот. Даже штрафовать неудобно...
Душевный человек инспектор. Лирик.