В. К. Арсеньев, По Уссурийскому краю
Когда в полупьяном анабиозе вытряхиваешься из потрепанного и тесненького ТУ-154 в нынешней столице Дальнего Востока — Хабаровске, тебе уже совершенно без разницы, что будешь проворить на речных перекатах, то ли 1000-килограммовую калугу, то ли упрямого конопатого тайменя или жевать вареную колбасу с пивом под полонез Огинского.
Да, велика страна! Только по железке от суетливо-денежной Москвы 8533 км, а по воздуху от Питера нынче быстрее просвистеть в брюхе дородного "боинга" до потного Нью-Йорка, чем доскрипеть бело-голубым фюзеляжем "тушки" по сибирским небесам до Хабаровки (так прежде называлось военное поселение, основанное в 1858 г., для защиты российско-китайской границы). Громадное спасибище стюркам из авиакомпании Пулково, скрашивавшим полет совсем не суррогатными напитками, да крепко слепленными домашними улыбками, будто приглашающими в субботних потьмах на белый танец.
Нашей экспедиции предстояло прорваться на реку Коппи, порожистую, разветвленную и изумрудную струину, сбегающую с юго-восточных склонов Сихотэ-Алиня, и после нескольких замысловатых вывертов, анатомически достойно прописанных в самом начале прошлого века знатным приключением В.К. Арсеньевым в бытность его начальником Владивостокской крепостной конно-охотничьей команды, впадающую в бухту Андрея Татарского пролива.
Река эта славится морским тайменем, симой — наиболее теплолюбивой лососюгой из дальневосточного семейства, гольцами, пелингасами и красноперками. Утверждают, что тут может клюнуть и ауха — китайский пресноводный представитель каменных окуней весом до 8 кг (кстати, — большая редкость для российских ихтиологических экзерсисов), но в этом ракурсе для нашей фактории бабушкин пасианс абсолютно не сложился. Мелькают здесь по сезонам и горбуша, и кета, и кунджа, но сегодня привередливую рыболовную общественность такими хвостами удивить сложно, хотя... Об этом речь пойдет ниже, ведь, сами понимаете, негоже тесто плескать на сковороду наперед растительного или сливочного маслица.
Обычная тропинка для настырных япошек, частенько наведывающихся в Коппийские устья — это ночь в купейном вагоне поезда от краевого центра до Советской гавани, а после часа три по морю, если оно, конечно, штилевое или близко к тому. (Хабаровский край занимает почти пять процентов территории России и вытянулся в меридиональном направлении вдоль побережий Японского и Охотского морей. По нему проходит линия мирового водораздела между бассейнами Тихого и Северного Ледовитого океанов, а реки, берущие начало в крае, текут в вышеупомянутые моря да еще в Восточно-Сибирское и Лаптевых.) Как запасной вариант существует трясучая пятичасовая дорога от Константиновского поста (оригинальное название Сов-гавани, основанной в 1853 г мореплавателем К.Н. Бошняком) до лесорубного моста через Коппи, что чуть ниже правого притока Топты. А после два часа вниз на ульмагах до устьевого поселка, где собственно говоря и варится положенный по рыболовному либретто главный туристический маскарад.
В нашем экспедиционном списке в этом году обозначены три лица американской национальности, а янки, знамо дело, так никогда не путешествуют (им скорость с джином и тоником подавай!), поэтому вышеупомянутый путь от памятника вологодскому крестьянину Ерофею Хабарову до низовьев Коппи мы проделали всего за два с половиной часа на дребезжащем винтами пучеглазом Ми-8. Это, конечно, значительно дороже — без малого 3500 у.е. в один конец и без кондуктора — да головняка больше.
Для поездки был выбран июнь, сразу за сходом обильных паводковых вод — период массового захода тайменя на нерест. Изначально планировалось, что вертак пробудет с нами всю неделю, что, конечно же, здорово облегчило бы обследование верховий речки, но из-за обычных в таких сценариях организационных недочетов, улыбчивые пилоты мгновенно сделали заезжим ребятишкам широкий арэвуарище и более вовсе не появились, что, конечно, добавило экстремального перцу под толстый хвостище американским тузам от крапленых лас-вегасских рыболовных колод.
Про тайменей ходят различные байки, вплоть до того, что где-то параллельно с вами существует чемпион мира по их ловле — дальневосточник Юра Орлов. Да и друзья ежегодно подпихивают под нос заманчивые фотки с таймешками чуть ли не в человеческий рост, пойманные якобы на спортивную снасть всего за каких-нибудь 20-30 минут в часе езды от Биробиджана.
Именно так набухла занудным фурункулом и эта экспедиция: год назад известный всем биллиардист Вовка Сысоев притащил из хабаровской командировки достоверные фотодокументы, где была представлена пара тайменей кило под 30 вкупе с изловчившим их на спиннинг местным корифеем Денисенко. Кому ж не хочется испробовать свой бицепс на эдаких хвостатых бревнах! Плюс ко всему у Сысоя на дальневосточных просторах образовалась достаточно серьезная спевка с Игорем Панковым-Амурским и Андреем Ермаковым, маэстро современного бизнеса Дальневосточной республики, и отчаянными рыболовами в придачу.
Заскакивая далеко вперед, отмечу, что из нашей разношерстной тусовки именно Ермаков изловчил на моих глазах самого крупного тайменя — на 7 кг 200 г. Пойман он был, правда, на мою 15-граммовую ярко-оранжевую вращалку, что есть первейший типель-тапель против чавычи или кижуча на камчатских полях сражений.
Если верить многочисленным научным книжонкам, то сегодня тайменевый род (Hucho) состоит из четырех полноценных видов: дунайского, обыкновенного (распространенного повсеместно от Амура до Камы), корейского и бедолаги сахалинского.
По размерам таймени могут вытягиваться до 1.5 м, а по весу — до 60 кг. Хотя, конечно же, таких гигантов сейчас вряд ли сыщешь — пресноводные таймени были прилично подвыби-ты всевозможными вертолетными вылазками в 80-90-х гг., да и морских "братишек" повсеместно изрядно поддавливает местное население, ведь тала (блюдо из мякоти сырого тайменя, сдобренной солью, перцем и уксусом с луком и созревшее в холодильнике за 30-120 минут) — наипервейшая застольная приколка на любом партсобрании или просто под обычную сорокоградусную водовку. Но то, что эта рыбка — не пигмейского племени, можно вызнать даже из противоречивых правил Амур-рыбвода, где статья 21 запрещает вылавливать тайменей менее 70 см, если мерить от вершины рыла до основания средних лучей хвостового плавника.
Сахалинского тайменя в малонаучных кругах в обиходе кликают также чевицей. Это проходная рыба, забредающая как в реки самого острова, так и во все крупные материковые пресноводные придатки, впадающие в Японское море и Татарский пролив. Таймень нерестится в мае-июне и строит галечные гнезда наподобие лососевых, только вот инкубационный период у икринок всего месяц, после чего выклюнувшиеся таймешата проводят от двух до трех лет в речке, где, как и родители, хищничают всем, что попадется на немигающий глаз, благодаря чему растут быстро, хотя окончательных телес и гонора набираются уже после ската в море.
В устьях Коппи существует одноименный полуразвалившийся поселок, где, по идее, должны жить орочи. Это некогда многочисленное племя сегодня насчитывает всего человек 300 разбросанных по берегам Коппи и Тумнина — речки еще крупнее, протекающей чуть севернее порта Ванино и известной тем, что тут нерестится зеленый (сахалинский) осетр. В этой деревушке есть парочка свежесрубленных домишек, где совгаванские бизнесмены обкатывают нафаршированных йенами японских рыболовных туриков, в июне стремящихся на Коппи в догляде за вкуснейшей симой. Ведь по повадкам и гастрономическим свойствам она им во много крат дороже, нежели красавица зелено-малиновая нерка. Дотошные учебники утверждают, что сима может достигать 9 кг, хотя местные рыбаки уверяли меня на трезвую голову, будто отлавливали экземплярчики и под 12 кило. Внешне сима выглядит менее прогонистой, но зато значительно более широкой, нежели кижуч или кета, а сопротивляется — уж будь любезен!
Мы разместились в 5 км от моря в уютном двухэтажном срубе, принадлежащем бывшему районному охотоведу Саше Полоумову. Он, собственно говоря, и гостевал нас в течение всей недели, вдобавок обеспечивая лодками, проводниками и дельными советами, в зависимости от поставленных за чаркою вечернего чая исследовательских задач. Довольно приблизительно наш карательный отряд, включавший кроме трех американцев, двух литовцев и пяти русских (пятую графу в паспортах не проверял никто), должен был выдать на гора действительную рекреационную ценность данной реки в плане дальнейшей заманиловки зарубежных рыболовных туристов на широту Татарского пролива.
Я уже однажды упомянул местную лодку под странным именем ульмага. Вообще-то, классическая удэгейская лодка — это длинный плоскодонный челнок, передняя часть которого тупая, но дно выдается вперед — оно расширено и загнуто кверху. Благодаря такой конструкции лодка не разрезает воду, а как бы наваливается на нее. Как правило, их делают очень легкими, так чтобы без лишних усилий, вытащить лодку на берег мог один человек.
Ульмага — тоже мудреная конструкция (не менее 6 м в длину) с довольно узким дном, при этом по ширине в лодке свободно может разместиться только один человек. Сидеть надо практически прямо на днище, иначе кувыркнешься за борт, высота которого не превышает и 50 см. Зато в длину преспокойненько можно упаковать человека четыре плюс небольшой груз и моториста-международника в придачу.
Данная конструкция позволяет уверенно проходить мелкие пороги и перекаты, ведь при такой системе сперва тыкается о неизбежные каменья далекая передняя часть, так что у залетевшего мимо струи водилы есть доля минуты, чтобы остановиться, приосаниться с мозгами или вовсе дать обратный ход.
Моторы вокруг были все более нашенские — "Вихри" и "Нептуны", причем ставят их таким макаром, что винт, если глядеть сбоку, торчит практически вровень с днищем, валкой на сторону ульмаги. Все проводники берут с собою про запас как минимум по два-три гребных винта, а некоторые не брезгают и дополнительным мотором — так оно спокойнее, и голове и сердцу.
Тут мне хотелось бы усахарить читателя наблюдением столетней давности из путевого дневника В. К. Арсеньева, что и сегодня, клянусь всеми царицами Тамарами, есть сама истина.
"К плаванию по горным рекам туземцы привыкают с детства. Надо далеко смотреть вперед, надо знать, где следует придержать лодку, где повернуть ее носом против воды или, наоборот, разогнать елико возможно и проскочить опасное место. Все это надо учитывать и быстро принимать соответствующие меры. Малейший промах — и лодка, подхваченная быстрым течением, в один миг будет разбита о камни".
По количеству пойманных тайменей наша группа, наверное начистила бы хобот и самому Орлову и завоевала бы мировой рекорд — ежедневно на крючок цеплялись десятки розовощеких рыбин. Тайменята брали жадно на совершенно любые приманки — воблеры, вертушки, колебалки, да и нахлыстовые стриммеры придурковатых расцветок пользовались их повышенным вниманием. Не радовали хищников только разнообразные сухие мушки, но то и понятно: как правило, взрослые таймени начинают косить глаз на движение по поверхности лишь в конце августа — сентябре, когда происходит массовая миграция грызунов и в желудках у самых проворных ребят костьми полягут отнюдь не два и не три хвостатых мыша.
Но лучше всего таймени брали на дорожку в приустьевых участках вечером, особенно между 8 и 10 часами, когда мотолодки методично дрынили спокойные коппийские грядки, ощерясь удилищами поверх глубоких ям (некоторые были, по свидетельствам местных оракулов, до 8 м глубиной), вокруг небольших островков, разбросанных чуть выше поселка. И тогда было абсолютно без разницы, что за приманку ты тянешь за собою: кто-нибудь обязательно да прицепится!
На это указывал еще Леонид Павлович Сабанеев, отмечавший, что "самая интересная и оригинальная ловля тайменей, однако, ловля на дорожку".
Тут, в низовьях, мы вытягивали и 6- и 7-килограммовые поленья, напропалую обкусанные нерпой, ежедневно показывающей свои хитрющие мордочки проезжающим мимо лодкам.
Единственно чего мы не учли, так это размеров приманки для троллинга — даже ороч Юра отрицательно покачал головой, с сожалениеми дотошно обсмотрев все наши ритуальные доспехи. Ведь ни у кого не нашлось ни воблеров или колебалок более 15 см в длину, чего, по его авторитетному мнению, было совершенно недостаточно для посольского представительства ко тайменному двору.
— Приличная рыба большая блесна любит. — Юра приволок на утро кое-что из своих ухоронок. То была плавающая рыбка японских кровей и латунная колебалка сантиметров под 20, достаточно легкая для дорожения на небольшом газу.
Но заветная приманка досталась, естественно, дяде Лумису и двум другим америкосам — мормонам из Аризоны. То были замечательные в общежитии ребята, напрочь отрицавшие не только курево, водку и пиво, но даже какао с чаем.
— А как же кока-кола? — Однажды тихохонько поинтересовался я у некрупного ростом, но крепко сколоченного из подходящего материала 52-летнего Карла Манна.
— Это серая зона, давай не будем углубляться, — улыбаясь, отрезал американец.
Стало ясно, что кофеин мормоны не отрицают, главное — его подсластить и обозвать лимонадом.
Если Лумис ловил как на муху, так и спиннингом, благодаря чему без рыбы не сидел и дня, то дворяне с Аризонщины кудесили только правильным нахлыстом, и, по большому счету, все у них срасталось вкривь и вкось по лососевой породе — ну как определишь нужный стриммер, ежели никогда тут прежде со шнуром и мушкой никто не появлялся. Лишь в два последних дня им улыбнулась фортунеция, когда они несколько подсполз-ли со своих гордецких принципов и на поводок начали привязывать однограммовую мушку с железным лепестком, что-то наподобие маленькой вертушечки.
Я всегда грею у сердца такие выручалки — их делает одна из лучших блесенных компаний "Luhr Jensen and sons" из штата Орегон. Хотя врать не стану — приличные поклевки были у всех, но не вывели профессионалы достойного тайменя на спокойную воду, а он и был таков...
Никогда не забуду эпизода, когда чуть выше левого притока — Сололи — мы с литовским тореадором Лаймисом Микнисом проворили рыбу повдоль скалы, где основная струя Коппи понаделала достойных пристального внимания ям и карманов. Здесь обычно и отдыхает поднимающаяся на нерест лососевая братия. Я, как уже принято, ураганил нахлыстом 7-го класса, ну а литовский Дон Педро испытывал всевозможные воблеры, произведенные в славном городе то ли немецкого, то ли русского происхождения, Клайпеде (по-немецки просто Мемель).
Горбуша брала в полный рост и рубилась за жизнь почище тени отца Гамлета, причем бойцы были под стать кремлевской охране — все под метр восемьдесят. И если учебники прописывают, что Oncorhynchus gorbuscha (Walbaum) не вырастает более чем на 3 кило, то мой гидовской безмен, который последнее время всегда приходится таскать с собою, бесстрастно зафиксировал рекорд в 5 кг и 200 г!
Впоследствии и другой литовский непростак Йонас, умудрился в день нахлыстом вы-мудрить 50 штук горбуш, вроде для разминки и тренировки, причем все эти 3-4-килограммовые хвосты были абсолютно серебряные, без единого темного пятнышка или нерестового горба и клюва. Рыбины только зашли в Коппи и проявили немало упорства, оказавшись обдуренными мушкой или блесной.
Иногда попадалась и сима. И хотя местные поговаривают, что можно осчастливиться телом под дюжину кило, но наши многочасовые потуги увенчались цифиркой 5 с маленьким хвостиком.
— Есть! — Воскликнул Лаймис совершенно без акцента, что само по себе уже обещало какую-то заковыристую интригу. Ведь давно подмечено, что в сложных ситуациях все прибалты замечательно изъясняются на великом и могучем, безо всяких оглядок на Северо-Атлантический блок.
Я тотчас прислонил дорогущий нахлыст к насупленной над заводиной березе и вытащил фотокамеру.
— Это наверное долго будет, — Лаймис лыбился хорошо начищенными зубами и проворно вращал шимановскую "Стеллу", куда косоглазые конструкторы умудрились запихнуть целых 13 подшипников, — давит знатно!
Я знаю Лаймиса не первый год и точно скажу, что по пустякам он размениваться не будет. Естественно, целюсь объективом в нужном направлении, но вожделенный трофей все никак не покажет ни головы, ни хвоста. Да что там хвоста, ни одного буруна на поверхности мы не засекли, хотя литовец напрягал мышцы без малого 40 минут. Была короткая секунда, когда послушный кончик спиннинга тыкнулся ну прямо нам под ноги, вроде символизируя, что оппонент подвыдохся и скорая победа будет за красными колонизаторами.
Теми минутами Лаймис продвинулся уже метров пожалуй на 50 пониже места, где нераспознанный пока монстр прицепился на 7сантиметровый воблер, имитировавший окунька из российского Нечерноземья. Наконец, что-то надрывно кликнуло в катушенции — мы, видимо, донельзя разгневали упрямую рыбину, она повернула на струю и дала такого деру, что вспотевший Лаймис не успел ахнуть, как вымотал напрочь всю шпулю лески, а таймень и был таков.
В низовьях Коппи мы также впервые повстречались с удивительной рыбкой из семейства кефалевых — пелингасом. Это чисто морская рыба, обитающая в Японском море и заходящая только в устья рек в конце весны — начале лета для нереста. Они здорово выскакивали из воды и сперва наделали много переполоха в знатной компании, когда в предсумерках то там, то сям принялись со всего разгону плюхаться об воду после трех-, четырехметрового полета.
Обратный путь до Хабаровска дался экспедиции большой кровью. Вертолет в обозначенное время на базе не объявился. Прождав до времени "Ч", мы со всем скарбом погрузились на ульмаги и рванули, что есть мочи, к лесовозному мосту. Спешка оправдывалась тем, что корейский самолет на Америку летает всего раз в неделю, и не успей мы к сроку, зоакеанщики принесли бы всем немало хлопот и материальных издержек. Путь вверх отнял уже не два, а четыре часа жизни. К мосту мы подобрались в полной тьме, когда седоки из лодки ороча Юры давно успели прийти в себя, обсушиться, вдоволь напиться чаю и перекусить.
Третья лодка и вовсе не доползла до обозначенного пункта сбора — Сысою, Йонасу и Игорю Панкову выдалась холодная ночевка на гальке: даже орочи не рискуют идти ночью под мотором.
Вслед за тем мы тряслись до Хабаровска 16 часов по таким дорогам, что кое-где мечтали о тягаче, но обошлись двумя японскими полноприводниками (спасибо известному тузу из Комсомольска — Коле Чупрову!).
Конечно, мы покидали Хабаровский край со смешанными чувствами. С одного боку, экспедиция удалась, хотя, бесспорно, проводить такие мероприятия лучше в сплавном режиме, что мы, видимо, и предпримем на будущий год совместно с "КиЯ".
С другого боку, было удивительно видеть в центре Хабаровска монумент Владимиру Ленину, в то время как музея исследователю В.К. Арсеньеву не существует.
Успокаивало только то, что нет лучшего монумента славно протопанной человеческой жизни, нежели фантасмагорические Сихотэ-Алиньские вершины и чудные реки, куда всегда будем теперь стремиться и я и ты, достойный подражания приятель, и даже непьющий наш сосед Спиридон Фадеевич.