Мой знакомый Сергей Михайлович — заядлый рыбак. Много путешествовал. Как он говаривал, лавливал рыбу во многих реках и озерах нашей "эсэсэры".
Я несколько раз ездил с ним рыбачить. Михалыч не просто заядлый рыбак, он предан этому делу фанатически, правда излишний азарт нередко его подводит. Мужик он мощный, ширококостный с упругим брюшком любителя пива. Его зеленоватые сонные глаза зажигаются неугасимым кошачьим огнем только тогда, когда речь заходит о рыбалке.
В середине лета блеснили мы щук в Коханово — в Белоруссии, на небольшом искусственном водоеме. Утро было тихое, ясное. Солнце только-только слегка позолотило макушки елей на противоположном берегу. Лес красиво отражался в воде, лодки с рыбаками картинно застыли на зеркальной поверхности. Изредка раздавался плеск, и геометрически ровные круги расходились по застывшей воде. Тишину нарушало только пение птиц да кваканье лягушек.
Только я подсек небольшого щуренка, как густой бас Михалыча перекрыл все звуки. "Мать твою!" (и с продолжением) — кричал он, припрыгивая на одном месте и почему-то держась руками за нос. Я и еще несколько рыбаков подбежали к нему. Огромный тройник с блесной висел на его правой ноздре. Мы попробовали вынуть тройник, но жало прошло насквозь.
Как мы ни пытались сохранить серьезный вид, проявляя таким образом сочувствие, но смех так и рвался наружу. Уж больно Михалыч с блесной в носу был похож на вождя туземного племени. Не хватало только головного убора из перьев!
Недалеко находилась районная больница. Пришлось обратиться в травмпункт, где его нос освободили от блесны.
Через несколько дней мы снова блеснили щук, на этот раз — возле плотины. Покатый берег был забетонирован. Михалыч заблеснил огромную щучищу. Больше часа он мучался — подводил ее к берегу. Измотанная рыбина тихо стояла в воде, но было ясно, что вытянуть ее будет трудно. "Счас, голубушка, мы тебя возьмем", — сказал Михалыч, отдавая мне спиннинг, а сам надел рукавицы и стал торопливо спускаться к воде. Только не учел, что у самой воды бетон "зацвел" и стал скользким. Другими словами, в одно мгновение Михалыч шлепнулся, прокатился на собственном заду и оказался под водой. Потом его удивленное лицо показалось на одном уровне с зубастой щучьей пастью. Обалдевшая щука чуть ли не выпрыгивала из воды, но Михалыч ловко обхватил ее тело руками и крепко прижал его к себе. Вольности Михалыча придали щуке новые силы, и она стала "расти", выскальзывая из его объятий. Схватить ее за жабры ему уже не удалось — момент был упущен. Михалыч сообразил, что руками щуку не удержать, и в отчаянии попытался зубами вцепиться ей в бок, но уже и это не помогло. Щука изо всех сил рванула в сторону и ушла вместе с блесной...
Унылый и мокрый, с чешуей, прилипшей к лицу, Михалыч печально смотрел на воду. "А знаешь, Жень, — сказал он мне, — я обнимал ее, как будто десятилетнего ребенка".
Через год я с Михалычем поехал на Барту (в Лиепаю) поблеснить щук. На автобусной остановке на окраине Лиепаи он горделиво показывал всем желающим шведскую блесну, подаренную ему зятем. Навязав ее на спиннинг, он даже забрасывал ее в ближайшей канаве. Мы любовались игрой блесны, обсуждая ее достоинства и недостатки.
Автобус подошел неожиданно. Наспех подхватив вещи, мы с трудом успели втиснуться в переднюю дверь. Через пару остановок Михалыч уже сидел на первом сиденье — крайнем у двери. Не успел автобус после очередной остановки дать ход и отъехать, как спиннинг Михалыча как-то странно потащило к двери, а за автобусом раздался отчаянный крик — за ним бежала толстая баба. Тут до Михалыча дошло, что его великолепной блесны-то на месте нет. "Стой," — забасил он, на ходу выпрыгивая из автобуса, и с налету облапал тетку, торопясь вытащить блесну, зацепившуюся у нее за одежду пониже спины. При этом она, визжа, неутомимо лупила его хозяйственной сумкой.
Отцепив блесну и убедившись, что она в порядке, радостный Михалыч побежал к автобусу. Я за это время смотал ему часть лесы, остальное он быстро домотал сам. Автобус тронулся, медленно набирая скорость и сотрясаясь от дружного хохота пассажиров.
Этой зимой мы собрались за корюшкой на Финский залив. Всю неделю готовили снасти. В пятницу звонит Михалыч: "Ребята, я ноги сломал, на одной — трещина, на другой — перелом". "Как же ты, Михалыч? Значит, не едешь? Ну что ж, лечись".
На другом конце тягостное молчание. И вдруг тихий просящий голос: "Мужики, может отнесете меня к лунке?..."