Выдающихся мореплавателей-яхтсменов знают все. Например, прошел всего год, как Френсис Чичестер окончил свое плавание вокруг света, а о нем уже написано полдесятка книг, его имя неразрывно связано с понятием «необычайное путешествие». Но под эту рубрику подпадают не только кругосветные, трансатлантические и другие морские плавания смельчаков-одиночек. Что вы скажете о «семейном» путешествии на 15-метровой яхте через европейский континент? Казалось бы, традиционно сухопутный маршрут. А ведь именно такое путешествие, и не одно, совершили американцы Ирвинг и Экси Джонсоны. На кэче «Янки» конструкции Олина Стефенса они проходили по быстрым рекам и извилистым городским каналам, через старинные шлюзы и узкие тоннели. Кое-кто скажет, что путешествовать по Европе лучше на автомобиле. Оно, конечно, спокойнее, — дороги хорошие, обслуживание в пути отличное, на ночь приютит любая гостиница. Но, как говорится, каждому свое. Любой город на воде «снизу» выглядит совершенно иначе. Например, пройдите на мотолодке по каналам и «канавкам» Ленинграда и вы заново откроете этот замечательный город.
Джонсоны стали в Америке своего рода национальной достопримечательностыо. Совершив семь кругосветных путешествий и «пресытившись» морем, они «специализировались» на внутренних водах. Три раза Джонсоны пересекали на яхте Европу — от Марселя до Скандинавии, а в 1967 г. отправились на «покорение» Африки и прошли по легендарному Нилу. Полуторачасовая цветная передача об этом путешествии несколько раз повторялась по американскому телевидению и транслировалась на Европу.
Ирвинг Джонсон известен не только как путешественник, но и как автор нескольких книг. Его статьи, посвященные проблемам навигации, практике управления яхтой, анализу аварийных ситуаций появляются в ведущих яхтенных журналах.
Предлагаемое вниманию читателей сборника путешествие Джонсоны совершили в 1961 г. Рассказывает о нем Экси Джонсон, во время каждого похода заполняющая путевыми впечатлениями несколько солидных тетрадей.
Над старым Марселем поднималось солнце. Его косые лучи отражались от сверкающей неразберихи крашеных корпусов и лакированных мачт многочисленных яхт и рыболовных судов, густо облепивших пирсы. Суда, ударяясь кранцами, непрерывно покачивались на приливной волне.
Мы отдали швартовы. Надеясь на лучшее, Ирвинг скомандовал «Малый вперед!», но тут же обнаружил, что якорь за что-то зацепился. Дно Старого Порта настолько густо усеяно якорями, что наш вполне мог лечь на какой-нибудь другой, брошенный лет сто назад. Команды так и сыпались: «Право на борт и средний вперед... Полный назад... Стоп! Малый вперед... Стоп!» — и еще долго з том же духе, пока Ирвинг, маневрируя наугад, пытался очистить якорь. Наконец мы все-таки освободились от невидимого препятствия, и «Янки», идя с уложенными мачтами, уже взрывал носом волну между двумя старыми фортами, на которых когда-то горели вязанки хвороста, указывая судам путь в гавань. В двух милях от берега в море были видны меловые скалы Иль д'Иф и мрачные стены венчающего их замка — крепости-тюрьмы, получившей известность благодаря Александру Дюма.
Мы снова пустились в путь, но на этот раз наш маршрут резко отличался от привычных океанских рейсов на двух наших прежних яхтах, которые также назывались «Янки». В течение 25 лет мы совершили семь кругосветных плаваний, добирались до самых экзотических островов, не раз огибали Мыс Доброй Надежды, вырастили на борту «Янки» двух сыновей. Но уже давно нас манила идея совсем другого путешествия — «сквозь Европу» по запутанной сети каналов и рек.
Для такого плавания нужна была особая яхта — такая, которая могла бы не только пересекать моря, но и «взбираться на горы». К счастью, все шлюзы во Франции стандартной ширины, оставалось запроектировать соответственно ширину нашего нового «Янки». Безусловно, яхта должна была иметь небольшую осадку (и потому могла быть только компромиссом), заваливающиеся мачты, хорошую поворотливость, надежный и экономичный двигатель. Она должна быть не только остойчивым и прочным судном, — рассуждали мы, — способным выдержать посадку на мель, но и настоящим «домом», в котором можно принимать гостей (вот еще один плюс плавания по внутренним путям!). Ирвинг плавал на «Мэйфлауер-II» и был очарован его вместительностью, обычной для судов XVII столетия; «единственная» проблема состояла теперь в том, чтобы сочетать подобную вместительность с конструкцией изящной 15-метровой яхты XX века...
В течение пяти лет Ирвинг измерял яхты, трейлеры, мотели и кухни всего мира. Он обсуждал конструкцию, процесс постройки будущего судна и особенности плавания по каналам более чем с пятьюстами специалистов. И только после этого известный американский конструктор Олин Стефенс выполнил окончательный проект нового судна.
В 1959 г. мы жили в домике-трейлере на верфи в Заандаме, где строился наш новый «Янки». Конструкция яхты была необычной: клиперский нос, «уравновешивающий» большую кормовую каюту и поднятый полуют; прочный стальной корпус, сидящий в воде (с убранными швертами) всего на 1,38 м, намеренно зауженный для прохождения через шлюзы. Парусное вооружение типа кэч, с которым легко управляются два человека.
С тех пор мы вели образ жизни, который Роберт Стивенсон охарактеризовал как «путешествие на дому», во время которого человек «может совершить вечернюю прогулку по берегам канала какой-нибудь чужой страны, а затем вернуться пообедать у своего собственного очага». Нам не нужно было без конца упаковывать и распаковывать вещи, покупать билеты, заказывать места в отелях, «ловить» поезда или самолеты. Наш плавучий дом затерялся в глухой сельской местности; с каждым днем мы чувствовали себя все ближе к людям, которых встречали у их жилищ, на полях, в садах. Мы могли безошибочно определять время по активности на берегах, мимо которых проходили со скоростью не более 4 узлов; дети шли в школу; женщины стирали белье; коровы проходили по мостам над нашими головами. Иногда, впрочем, мы поступали так же, как и все обычные туристы: совершали прогулки на мопедах, чтобы поглазеть на окрестности или побывать на рынке.
На ночь останавливались там, где настигали сумерки, Обед состоял из лучших продуктов той местности, по которой проходили. Мы могли подниматься рано или поздно, одевались по своему усмотрению, приветствовали посетителей или держались особняком — в зависимости от нашего желания.
Путешествуя по водным путям Европы (а мы совершили несколько таких плаваний), мы пережили много захватывающих моментов, получили много радостных и волнующих впечатлений. И когда в конце концов мы снова бросили якорь в шумной газани старого марсельского порта, я уверена, что это же чувство удовлетворения разделяли все члены экипажа «Янки».
Но вернемся к первому дню путешествия. Впереди Рона. Мы могли бы пройти до ее устья открытым морем под парусами, но вместо этого было решено двинуться прямо в глубь материка, сквозь горы, по Туннель дю Ров, а затем по каналу, впадающему в Рону у Арля.
Бывало, мы падали духом, проходя через тоннели, но этот, первый из них, был и самым трудным. Двое «матросов» сидели на одном борту, я — на другом, а Ирвинг за штурвалом. Направляя лучи карманных фонариков на черную воду, мы выкрикивали цифры, — те считанные дюймы, которые отделяли нас от стен тоннеля; десять, восемь, семь, а иногда и два, один... все!. В густой, чернильной тьме ярко сияли наши отличительные огни. Когда глаза привыкли, выяснилось, что мы можем выключить фонарики и перестать выкрикивать дюймы — Ирвинг справлялся и так. (Позже мы узнали, что всего через неделю часть Туннель дю Ров обвалилась...).
Самое интересное — шлюзы. Они могут очаровать или обескуражить — это зависит от вашего к ним отношения. Прежде чем отправиться в наш трансевропейский рейс, Ирвинг решительно отрекся от ненависти к шлюзам, свойственной большинству судоводителей: во-первых, «Янки» был построен с учетом плавания по каналам и шлюзам, а во-вторых, управление яхтой в трудных условиях всегда привлекало его.
Мне запомнилось, как однажды в большом голландском шлюзе «Янки» оказался зажатым между двумя гигантскими баржами. Кеда открылись ворота и заработали их мощные двигатели, образовался настоящий водоворот, внезапно захвативший нос «Янки» и резко отбросивший яхту назад. Ирвинг дал полный вперед, отчаянно крутя штурвал, чтобы концы уложенных мачт не ударились о рулевую рубку буксира, стоявшего позади; затем пришлось дать полный назад, чтобы не врезаться бушпритом в стенку шлюза. «Янки» плясал и кружился в водовороте волн, поднятых баржами...
«Теперь не говори, что шлюзы — это скучно», — сказал Ирвинг, когда мы, наконец, выбрались на спокойную воду.
Мы двинулись вверх, к Лиону, медленно проплывая мимо разрушенных замков на холмах, мимо остатков средневековых городских стен, вдоль утопающих в зелени берегов. Рона становится здесь полноводной и стремительно несется к морю. Сейчас ее мощь смиряют новые дамбы, но в 1960 г., во время нашего первого путешествия, было иначе, и мы были очень рады, когда нас взяла на буксир большая нефтеналивная баржа «Ампер». Мы предвкушали беззаботные, праздные дни у нее под боком, но сразу же оказалось, что ее 350-сильному двигателю требуется помощь нашего дизеля, чтобы можно было двигаться хотя бы со скоростью один узел.
В 7 вечера первого же дня шкипер «Ампера» просигналил, что хочет пришвартоваться на ночь к каким-нибудь деревьям, И вдруг их юнга без всякого предупреждения сбросил с кормы наш 80-метровый нейлоновый буксирный трос. Ирвинг немедленно отключил передачу на винт в надежде, что трос не успеет намотаться на него. Брат Ирвинга Рог помчался на нос, чтобы как можно быстрее выбрать буксир. Втащив на палубу примерно две трети троса, он вдруг закричал, что конец зацепился. Тем временем беспомощную яхту понесло назад. Имелся какой-то шанс, что трос зацепился не за винт, а за шверт, но как только Ирвинг включил сцепление, Рог заорал: «Стоп! Запутан винт!»...
«Дело плохо», — простонал Ирвинг. Нас все быстрее несло к огромным каменным устоям старого моста у Монфокона. «Пропало наше великолепное суденышко!» — было моей единственной мыслью.
Подобно тому, как иногда травинка меняет направление крокетного мяча, встретившееся на пути течение счастливо направило нас между устоями. Бросив оба якоря, мы сумели остановить яхту на каменистой отмели ниже моста. Надев маску, Ирвинг нырнул, чтобы освободить винт.
Когда мы сели ужинать, оживленно болтая после пережитого напряжения, Ирвинг уверял, что такое происшествие случается раз в жизни, но через день «Янки» снова не повезло. Мы очутились в отчаянно ревущем потоке — у Шарма река значительно сужалась из-за проведения каких-то работ. Только при помощи троса с берега «Ампер» с трудом преодолевал сильное течение. Внезапно он резко рванулся вперед, а на «Янки» обрушилась стена воды: туго натянутый буксирный трос лопнул с треском, подобным пушечному выстрелу. В это время Ирвинг снимал стремительный поток кинокамерой. Как только лопнувший конец с силой хлестнул по палубе, он кинулся к штурвалу, а Рог и я бросились на нос выбирать трос, но смогли вытащить только пару метров. С ужасом мы поняли, что находимся в таком же, если не в худшем положении, что и днем раньше...
Крики и команды на разных языках усугубляли смятение. Течение несло нас со скоростью около 15 узлов. Снова были брошены оба якоря, но это помогло мало. Выручила мощная моторная лодка строителей. С ее помощью мы добрались до берега и успели заложить конец за дерево. И снова Ирвинг надел плавки и маску, и снова исчез в Роне. Трос, весь в гирляндах узлов и петель, огромным шаром обмотался вокруг винта и вала. Ирвинг периодически выныривал, отфыркивался, глотал воздух, бормотал непонятные слова и исчезал вновь. После часа работы в воде, мы вытащили его, трясущегося от холода, на палубу, завернули в одеяла и растирали до тех пор, пока он не стал жаловаться, что кожа горит. Наконец он сказал: «Все в порядке, полезу снова», — и стал натягивать теплое белье. Не представляю, как он смог заставить себя опять полезть в ледяную воду.
После Лиона, где мы пришвартовались рядом с какими-то баржами у набережной Тильзит и отправились праздновать свое триумфальное прибытие в один из знаменитых ресторанов, свернули на Сону, вверх пс которой дошли до Макона. Мягкие окрестные пейзажи напомнили нам Вермонт с его фермами, пастбищами лесами и отдаленными вершинами гор. Под остроконечными шпилями церквей уютно устроились маленькие городишки. Голубое небо, далекие кипы облаков и встречающиеся изредка горчичные поля делали картину еще более живописной.
Шлюз за шлюзом мы пробирались через сердце Франции. Все они были очень узкими — от стенок камеры до бортов яхты обычно оставалось не больше 15 см. Иногда, например, у Конфланде, течение и ветер усложняли наше положение настолько, что мы все буквально прилипали к кранцам, следя, чтобы не повредить корпус «Янки».
Шлюзы часто являются центрами общественной жизни. На некоторых, особенно по воскресеньям, специально собирался народ, чтобы поглазеть на нас. Любая новость мгновенно распространяется от шлюза к шлюзу, от лодки к лодке. Наши голландские друзья, плывущие из Италии, легко разыскали нас, показывая у шлюзов фотографию кэча. Время от времени шлюзы служат и почтовыми конторами: в окнах маленьких домиков смотрителей выставляются письма, адресованные проходящим по каналу судам.
Мне нравилось делать короткие сухопутные прогулки. Ирвинг выкатывал мопед на берег, пока яхта стояла в шлюзе (палуба вровень с мостовой). Чтобы закупить з ближайшей деревушке хлеб, овощи и фрукты, требовалось всего несколько минут езды. Иногда я даже заезжала вперед и открывала перед «Янки» ворота следующего шлюза.
Конечно, мы питались не только моей стряпней. Время от времени Ирвинг предлагал подкрепиться поосновательнее. Например, при проходе через канал у Нанси мы оказались выше уровня местного шоссе, бегущего мимо привлекательного ресторанчика дю Менил Руж со столиками, накрытыми в тени виноградника. Привязать «Янки» к дереву не представило трудностей: во Франции каналы, как и дороги, часто обсажены деревьями. Вскоре мы уже сидели за столом, а предупредительный хозяин, выполняющий обязанности официанта, передавал шеф-повару — своей матери — наш заказ.
Мы побывали иа полях боев под Верденом, а затем спустились по реке Мез (она же Маас) и каналу де Ле, мимо Седана и Шарлевиля, до Арденн, хорошо знакомых ветеранам обеих мировых войн. Нас окружала дикая холмистая местность. На скалистых берегах кое-где встречались каменоломни. Разбросанные далеко друг от друга деревни жались к шахтам или металлургическим заводам.
Так, шлюз за шлюзом мы спустились до Живе на франко-бельгийской границе. Пейзаж постепенно менялся. Небольшие рощи и расположенные на специально отведенных участках веселые кемпинги уступили место зеленеющим полям с раскиданными кое-где старинными замками. Динан с великолепной цитаделью, Намюр со знаменитыми барочными церквами, промышленный Льеж, — з каждом из этих городов хотелось задержаться подольше. Впрочем, то же самое можно сказать о всех местах, которые нам довелось посетить.
Через полчаса после того как «Янки» пересек бельгийско-голландскую границу, мы достигли города Маастрихт. Люди по берегам все также одобрительно смотрели на нашу яхту, но комплименты звучали уже иначе: «моои яхт» вместо «жоли бато». Средневековые стены и крепостной вал Маастрихта очаровали нас, как и древние рвы с водой, исчезающие под мшистыми арками, а отличный ресторан под названием «Уголок хороших детей» привел в восторг.
Скользя по каналу Юлианы, мы восхищались окрестностями, похожими на сказочные декорации. Изы склонялись по обеим сторонам, зеленели лужайки, сквозь листву виднелись стены какого-то замка.
Двигаясь по пересекающимся водным путям к Амстердаму, мы влились в бесконечный поток лодок и черных барж, иногда длиной около 70 м. Типичная команда такой баржи состояла из мужа, жены, детей и собаки. Чаще всего правила жена, ворочая огромный штурвал в кормовой рубке.
Меня восхитили «плавучие универмаги». Они подходили к плывущим баржам, цеплялись за них и на ходу открывали торговлю. Я покупала так фрукты, овощи, сгущенное молоко, освежающие напитки, муку, сахар. Но можно было приобрести и любые другие товары, вплоть до резиновых сапог и деревянных башмаков.
В Заандаме (здесь на верфи когда-то работал инкогнито русский царь Петр Великий) один из друзей Ирвинга подал интересную мысль: «А почему бы вам не спуститься в Веер? Будет очень приятно увидеть «Янки» на проводящемся там параде старомодных парусных судов». И мы поплыли прямо на юг, через Зееланд, защищенный новыми высокими плотинами. Вместе с нами к Вееру подходила изумительная флотилия старинных судов. Некоторые из них бороздили местные воды еще лет восемьдесят назад. На них были видны деревянные шверцы. На ахтерштевнях красовались мастерски вырезанные львы; иногда это были русалки или медведи. У Веера состоялся парад старого голландского флота. «Янки» не принимал в нем участия, но здешние яхтсмены признали, что его вид вполне отвечает их представлениям о старинных судах.
Затем — снова Бельгия. Древний Гент с его знаменитой колокольней, увенчанной позолоченным драконом, сверкающим на солнце. Наконец, Брюгге. Высокие двускатные крыши, мелодичный перезвон колоколов многочисленных соборов, грациозные лебеди, пересекающие каналы, в которых, как в зеркале, отражаются арки древних мостов. Накормив лебедей остатками своих хлебных запасов, мы вышли в открытые воды — Северное море, Ла-Манш.
Каус, расположенный на острове Уайт, у которого должна была проходить девятидневная парусная регата, подобно магниту, притягивал нас в Англию. Я никогда не видела столько яхт сразу и не слышала столько «яхтсменских» разговоров. В гонках, устраиваемых местными яхт-клубами, ежедневно участвовало до 300 судов. Нас ожидало множество самых разнообразных впечатлений: состязания 12-метровиков, несущихся с полными ветра ярко раскрашенными спинакерами, подготовка океанских крейсерских яхт к 600-мильным гонкам до скалистого острова Фастнет и назад до Плимута, празднично украшенные военные корабли, разноцветные костюмы яхтсменов...
Было забавно разглядывать троты — так англичане называют вереницы лодок, связанных между собой и пришвартованных к рейдовым бочкам. Мы насчитали по 20 лодок в одном троте. Когда поднимается ветер или отчаливает одна из лодок, возникает ужасная неразбериха, особенно ночью, в темноте, или когда экипаж отчаливающей лодки не потрудился вновь связать остающиеся суда.
Мы задержались с отплытием, чтобы присутствовать при старте Фастнетских океанских гонок. В течение всей недели, предшествовавшей гонкам, погода стояла замечательная. Но теперь поднялся 30-узловой ветер; небо угрожающе нахмурилось, даже на спокойном участке между островом Уайт и побережьем Англии поднялась зыбь. Сильно кренясь, яхты выходили в море. Из-за качки их мачты эффектно перекрещивались. Я подумала о том, что ожидает экипажи этих судов: холод, ветер, качка, мокрые койки и одежда, кое-как приготовленная еда, несколько дней напряженного труда. Гонки Фастнет слывут одними из самых трудных; в этот день я поверила, что так оно и есть.
На следующий день мы взяли курс на Гавр. Еще перед завтраком я приготовила бутерброды, чтобы не беспокоиться о еде в случае сильного волнения. Нам нужно было пройти 100 миль, из них почти 90 по Ла-Маншу. Весь этот путь мы проделали под парусами за 12 часов!
На следующее утро мы вновь надолго сложили мачты «Янки» и, запустив двигатель, начали продвижение вверх по Сене. В Конфлане мы увидели такое скопление судов, какого нет ни в одном порту. Баржи стояли вдоль берега в четыре, а то и в шесть рядов. Речные порты совершенно не похожи на морские. Здесь вы не увидите подступающих к самой воде ресторанчиков и погребков; господствует почтенная семейная атмосфера. Женщины переходят с одной баржи на другую, нанося визиты, на берегу играют дети, под деревьями восседают посасывающие трубки мужчины. Многие семьи поколениями живут на воде.
Остается всего 15 миль до Парижа. Неповторимого, пленительного Парижа! Но насколько иное впечатление получаешь от этого города, смотря на него не с улиц и площадей, а с его рек и каналов! «Янки» посетил «квартал плавучих домов» в Нейли, где стояли самые разнообразные по внешнему виду суда. Некоторые из них выглядели, как уютные крестьянские хижины. Другие напоминали элегантностью модные виллы. Одна яхта облицована стеклянной черепицей, другая оформлена как миниатюрный пароход. На палубе третьей устроена студия, через большие окна которой можно видеть странной формы скульптуры. На каждом плавучем доме есть собака или кошка. На берегу, вблизи мест постоянной стоянки большинства судов, разбиты маленькие сады.
Вскоре мы вновь проходили под уже хорошо знакомыми мостами Парижа. Их устои украшены интереснейшими статуями, видными только с борта лодки. Пришвартовались у великолепного моста Александра III. Позади резко вычерчивался силуэт Эйфелевой башни.
Мы решили поскорее перекусить, чтобы успеть посмотреть «звуко-световое» представление у 800-летнего Нотр-Дам, повидавшего многое из французской истории. Репродукторы разносили голоса дикторов, а лучи прожектороз выхватывали из темноты отдельные детали сооружения. Благодаря этому мы увидели такие подробности, которые никогда не бросались в глаза при дневном освещении. Мы стояли на левом берегу реки, отделенные от собора узкой и темной полосой Сены. Мимо нас тихо проскользнул с потушенными огнями низкосидящий теплоходик, набитый туристами. Было бы чудесно и нам пройти вот так, без огней! Но разрешат ли?
Следующей ночью «Янки», укрывшись в темноте, ждал, пока пройдет туристское судно. Когда мы проследовали за ним, у полицейского на мосту был довольно удивленный вид, но я не думаю, чтобы у него имелись специальные инструкции на подобный случай. «Янки» шел мимо Иль де ла Ситэ — центра Парижа. Огни играли на высоких стенах собора, а драматический голос рассказывал о событиях времен Генриха IV. Сомневаюсь, чтобы многие обратили внимание на маленькую американскую яхту, но мы получили огромное удовольствие. С воды Нотр-Дам выглядел гораздо внушительнее.
Мы обогнули остров, пройдя вниз по течению, и внезапно увидели впереди нечто похожее на канонерку, на которой суетились люди, Это были «помпье» — пожарники, которые мгновенно тушили любую искру, «отбившуюся» от заключительного фейерверка звуко-светового представления...
На этот раз мы впервые двинулись от Парижа в восточном направлении и проходили мимо красивых домов с хорошо подстриженными газонами и восхитительными садами, мимо доков и пристаней, у которых стояли сотни лодок. Сена и Ионна вывели нас к Бургундскому каналу, считающемуся самым живописным речным маршрутом во всей Франции. Хотя, прежде чем достичь Соны, нам пришлось преодолеть 189 шлюзов, все мучения были вознаграждены медленно проплывающими красотами Бургундии.
С тех пор, как мы вошли в этот канал, нас непрестанно тревожили рассказы об ожидающем впереди тоннеле Пуйи ан Оксуа. Некоторые шкиперы уверяли, что «Янки» выйдет из него совершенно ободранным; сами они выбирали любой более длинный обходной маршрут, лишь бы не проходить им. Это звучало зловеще. Готовясь к предстоящему испытанию, Ирвинг снял леерные стойки, затем срубил небольшое деревцо и отпилив от него два куска (метра по два длиной), установил их по бортам так, чтобы они слегка выступали за привальные брусья; они должны были принять на себя удар, если мы заденем за стенку.
Мы доверху наполнили наши водяные цистерны (вмещавшие 5 т), чтобы «Янки» сел как можно глубже. После этого представитель службы мостов и дорог измерил рулеткой наибольшую высоту яхты; 3,8 м от воды до шляпки болта, чуть выступавшего над сложенными мачтами.
У входа нас попросили подождать, потому что вошедшая более часа назад самоходка до сих пор еще не выбралась из тоннеля. В конце концов нам разрешили войти в темный склеп, едва освещавшийся призрачным светом наших огней, Ирвингу предстояло две мили вести судно с особой точностью, так как расстояние до стенок не превышало 40 см. Это требовало необычайной сосредоточенности, он не мог позволить себе отвлечься даже мыслью. Светлое пятно у входа поблекло, но никакого просвета впереди не появлялось. Его все еще закрывала баржа. Примерно на полпути мы начали чувствовать запах газов от выхлопа ее двигателя. Мы явно нагоняли баржу. Она, очевидно, едва двигалась, нам же, чтобы яхта хорошо управлялась, нужно было развивать некоторую скорость. Решение сделать остановку было принято с большим облегчением; каждый из нас радовался передышке.
Наконец, впереди забрезжил кружок дневного света: баржа вышла из тоннеля. Мы снова двинулись в путь, и дневной свет впереди подбадривал нас. «Янки» вышел из самого трудного тоннеля Франции без всяких повреждений.
Из Дижона канал вывел нас к Сен Жан де Лосн, откуда мы двинулись вниз по Соне. Уже знакомый нам путь на юг привел «Янки» к двум старым фортам у Марселя — начального и конечного пункта нашего плавания.
Оконченное путешествие всегда дает пищу размышлениям. Мы увидели много интересного. Мы видели многое из того, что привлекает сотни тысяч туристов, но благодаря «Янки» все это видели иначе, совсем по-другому.