Вниз по Волге мы плавали много раз, а вот вверх выше Ярославля не поднимались. После недолгих споров постановили направиться в Калинин и, поскольку нас собралось всего трое, решили идти не на «Гренаде» — флагмане нашей флотилии, а на мини-яхте «Лада» (описание ее было опубликовано в №40 сборника).
Представлю экипаж. Два Жени. Одному семнадцать. Учеником шестого класса он впервые вступил на борт «Гренады», которая уходила тогда в свое первое плавание, и с тех пор «прилип» к ней. Другой — мой брат (потому на яхте его прозвище — «братик») — уже два месяца как пришел из армии, до службы ходил на «Гренаде» две навигации. Я — капитан («шеф»), имя — Борис, возраст — 23.
Как мы ни торопились с подготовкой, выйти пока стояла хорошая погода (дело было в сентябре) не удалось. В день нашего прощания с родной Костромой с утра полил не по-осеннему сильный дождь. Все промокли. Сидим и ждем, слушаем — уже в какой раз! — традиционные напутственные слова. Но сколько можно? Сколько их еще будет, таких дождей! Ведь за окном осень, пятый день осени. В 14.00 подняли якоря, чихнув несколько раз, завелась видавшая виды «Стрела», и с В-километровой скоростью поплыли в даль знакомые с детства берега.
Дождь, правда, через несколько часов кончился, но и в следующие два дня погода была не намного лучше. Вечером 7 сентября встали у причала в Рыбинске. Поужинав, легли спать, надеясь завтра за более или менее светлое время суток преодолеть коварное водохранилище. Но утром задул с неистовой силой северо-западный ветер, зашипели белоснежной пеной Волны. Ни о каком водохранилище явно не могло быть и речи. И вот по милости природы нам представилась возможность заняться изучением архитектурных памятников Рыбинска.
Так прошли три дня. Утром четвертого я проснулся очень рано. Желание увидеть хорошую погоду было настолько велико, что, открыв сдвижной люк и обнаружив идеально гладкую, причудливо отражающую все предметы поверхность Волги, по которой лениво струился сизый туман, я не сразу поверил глазам. Очнувшись, я с криком «хватит спать» сорвал с парней одеяла, а сам вылетел на палубу готовить паруса. Я уже резво цеплял карабинчики стакселя на штаг, когда наверху собралась «вся команда». Какое-то мгновение они с удивлением наблюдали за мной, а потом разразились хохотом и даже стали выражать некоторую неуверенность в высоких умственных способностях шефа. Действительно, штиль стоял такой, что от парусов толку не было бы никакого!
Урчит мотор. «Лада», легко разрезая зеркальную гладь, подходит к шлюзам. Братик несет вахту. Я сижу на рубке, мучительно пытаясь воспроизвести в памяти карту южной части Рыбинки, которую я мельком видел вечером третьего дня в рубке вставшего на ночную стоянку теплоходика. Женя-младший (в дальнейшем — просто Женя) трудится над завтраком — дурманящий запах гречневой каши с мясом мешает мне сосредоточиться.
Камера закрыта. Пристроились у стенки, стали ждать. Кок регулярно подбадривал нас известиями, что кушать скоро будет подано.
Вот ворота открылись, из шлюза вышел «Метеор». Проходя Мимо, он дал звуковой сигнал и отмашку, а команда его приветствовала нас, махая фуражками. Мы все трое как могли бурно отвечали на эти сердечные знаки внимания. «Метеор» прошел совсем рядом, яхта подскочила, стала раскачиваться на волнах, а наша великолепная каша оказалась на полу.
В 11.00 в камеру зашел сухогруз «Городец», а после него пригласили и нас. Дежурный очень вежливо порекомендовал «Ладе» пришвартоваться к сухогрузу, а экипажу яхты подняться на его борт. Так мы и сделали. Тот же бархатный голос возвестил о начале заполнения камеры. Тихая, спокойная вода вдруг ожила, закружилась, появились рваные клочья пены. Большая, крутящаяся воронка хищно нацелилась прямо на «Ладу» и ринулась на нее. Носовой швартов натянулся так, что из него закапала вода, и в следующую же секунду со звоном лопнул, кормовой не замедлил последовать его примеру. Яхта, словно мотылек, вспорхнула и понеслась прочь от «Городца». Затаив дыхание, с обрывками концов в руках, мы стояли в полнейшей растерянности, а «Лада» кружась в каком-то диком ритме, оттанцовывала к противоположной стенке камеры. По счастью, этот сольный номер закончился хорошо: прижавшись к плавучему рыму, «Лада» неожиданно замерла и, будто обидевшись, так и стояла тихо до конца шлюзования...
Вышли в водохранилище. Ветер стал крепчать, волны обдают палубу брызгами и, мокрая, она светится на солнце.
Ветер нас не балует, все время дует навстречу. «Стрела», заведенная с грехом пополам, работает отлично и, чтобы не рисковать (вдруг не заведется!), мы заправляем ее на ходу. В 18.00 отдаем якорь у Станции Волга.
Еще вчера в Рыбинске братику крупно повезло — он поймал огромного леща. Чистили его мои парни вдвоем, а жарить было доверено мне. Солю второй раз, но почему-то лещ кажется несоленым. Перевернул, посолил покруче. Опять что-то не то. Когда попробовал еще, осенило: посыпал сахаром! Посолил в пятый раз, но уже солью. Когда с лещом было покончено и все подтвердили, что такой вкусной жареной рыбы никогда не едали, я растолковал им, что все дело в сахаре.
Стоянка наша в Угличе, манившем позолотой сверкающих куполов, была полной противоположностью рыбинской. Погода располагала к неторопливому осмотру старинного города — на Волге был полнейший штиль, но только-только мы успели составить величественную программу времяпрепровождения, как задул долгожданный попутный ветер. Ура! Значит пойдем под парусом, а то мотор уже порядком надоел. 55 километров до Калязина пролетели играючи. По пути около приглянувшегося леса встали, чтобы набрать грибов. Ребята стали готовить обед, а я с целлофановым пакетом сразу же углубился в лес и... слегка заблудился. Когда нашел «Ладу», друзья смеялись. Хотели, — говорят, — приколоть три рубля на пеньке тебе на обратную дорогу и уйти...
Ночевали в Калязине довольно плохо. Здорово качало. Ночью дул очень сильный ветер, а утро встретило ярким солнцем и снова ...штилем. Завели мотор, и поплыла вдаль, светясь в утренних лучах, белая, как невеста, знаменитая колокольня. Прошли километров 60, когда увидели у берега швертбот класса Т. Капитан швертбота сказал, что они решили переночевать в устье безымянной речушки и предложил составить им компанию. Оказалось, «тешка» с пятью работниками «Мосфильма» идет из Костромы. С шестым членом экипажа мы познакомились, когда поймали первую рыбешку. Все стали звать, клича: «Жучка, Жучка!», и из кокпита, тихонько мяукая, появился черный, как смоль, маленький котенок с белым пятнышком на грудке. До сих пор мы вспоминаем эту ночевку на «траверзе» соснового бора, песни под гитару и потрескивание сухих дров в костре, раздутый шишками самовар со шлейфом белого дыма на фоне звездного неба...
Миновав шлюзы, «Лада» встала на якорь у пристани Большая Волга. Моросит мелкий дождь, не оставляя никакой надежды на завтрашнее благоденствие. Опять мы будем зависеть от настроения «Стрелы»! Проснулся раньше всех и, пока ребята раскачивались, поставил вместо клапана уже второй кусок металлической линейки: ни в одном городе, что мы посетили, нет в магазинах ни клапанов, ни контактов.
Шли под мотором, пока не добрались до Иваньковского водохранилища. Дождь так и не кончился, но задул ветерок и стал крепчать.
Поставили паруса бабочкой. Дождь усилился, льет вот уже который час! Крупные капли неистово барабанят по палубе. В яхте сыро. Подволок и спальные места покрыты крупными капельками. А что на нас все промокло — и говорить нечего. Зато идем быстро. Яхта словно летит, уходя от волны, которая шипит за транцем, ощетинясь гребнем пены. С неба все льет и льет, омерзительно сыро и холодно. Я на руле, братик сидит, скорчившись, и мечтает о чем-то сухом и теплом, Женя делает вид, что дремлет на койке. Волга повернула вправо. Со сменой галса яхта пошла с креном, и тут «спящий» неожиданно бодро вскочил. Братик оживился, захохотал. А смеяться-то было нечему: на том месте, где только что лежал Женя, плескалась вода. Веселье прервала команда: «Надеть спасательные жилеты!»...
Откуда же вода? Несколько часов назад ее откачивали (обычно раз в сутки мы выливаем около ведра). Ребята быстро вскрыли койки-рундуки — воды под самую завязку! И под слоем лаврового листа «плавают» в ней газовая плитка, полиэтиленовые бидончики с сахаром и солью, пакеты с крупой и макаронами. Откачали досуха — больше не течет. Что за наваждение? Только на другой день выяснили, что причиной попадания воды в яхту была неудачная конструкция аккумуляторного люка в дне кокпита. Рассказ о наших невзгодах будет недостаточно полон, если не упомянуть, что пока мы искали течь в корме, в носу от качки упала с гвоздя керосиновая лампа...
Далеко затемно мы остановились у пристани прогулочных судов в Калинине и навалились на горячий кофе.
Утро было прекрасным. Природа, словно извиняясь за минувшую непогоду, подарила теплый солнечный день. Сначала привели себя и яхту в порядок, потом пошли в город. Незаметно пролетели пять дней. И не в пример, наверное, многим гостям Калинина, нам довелось познакомиться не только с театром, музеем, кино и другими достопримечательностями, но и со службой трудоустройства и складами горпищеторга, — пришлось подработать, ибо на обратный путь денег не хватило.
Грустно покидать гостеприимный город, расставаться с теми, кто за эти трудные дни стал другом, с кем разгружали вагоны, хлебали из одной чашки наваристую уху, пели незамысловатые песни. Прощай город Калинин! И кто знает, может на будущий год мы вернемся сюда, только пусть это будет летом — жарким, солнечным!