По Японскому морю на яхте «Россия» класса Л6

Это — рассказ о первом походе (июль — август 1969 г.) на новой «шестерке», принадлежащей Дальневосточному высшему инженерному морскому училищу имени адм. Г. И. Невельского. Капитаном яхты шел В. Тимофеев, помощником — В. Синицын, штурманом — автор публикуемого очерка.

За две последующие навигации «Россия» совершила около десяти других дальних спортивных плаваний, в том числе очень интересное 2000-мильное по маршруту Владивосток — Ванино — Красногорск — Холмск — б. Светлая — Владивосток.

---

Дальневосточным яхтсменам маршрут Владивосток — Совгавань знаком. Путь этот хотя и проторен, но по-прежнему труден, главным образом из-за сложности гидрометеорологических условий. Имеются в виду туманы, которые тем более неприятны, что плавание происходит в непосредственной близости от берегов, неустойчивые ветры (особенно в июле—августе), частые штили, ломающие, казалось бы, самый надежный график, и незванные гости из тропиков — печально известные тайфуны. Правда, летом тайфуны сравнительно редки, но это — единственное, чем приходится утешаться, так как на большей части побережья нет ни удобных бухт, ни якорных стоянок.

Подготовка нашей «России» к походу началась еще при весеннем ремонте, когда на все иллюминаторы и люки мы поставили резиновые прокладки, тщательно заделали водотечные места стеклопластиком. А закончилась только 13 июля, когда все работы, в том числе и незавершенные, было решено считать законченными. На следующий день, ровно в полдень, мы отдали швартовы.

Через полчаса эскортирующие нас яхты повернули на базу, последовал традиционный салют ракетами — поход начался.

Дул ровный попутный ветер, сияло солнце, — казалось, разом сбылись все пожелания, которыми щедро снабдили пас провожающие, по уже через несколько часов приуныли даже оптимисты: ветер упал почти до полного штиля. Всю ночь вахта гремела блоками и бакштагами, безуспешно ловя ускользающие дуновения.

Едва показалось солнце, осветившее мрачные скалы о. Аскольд, с норда поднялся ветерок, наполненный запахами близкой тайги. «Это ненадолго, — заявил наш главный синоптик, — это блуждающий локальный и ограниченно-градиентный бриз!» Его жестикуляция и обилие терминов вызывали невольную дрожь почтения, но все единодушно решили, что пока — это ни что иное, как дар божий, и подобрали шкоты. Ненадежный локальный и т. п. бриз превратился в хороший ветер, с которым к 17.00 мы вышли на траверз м. Поворотного.

Этот мыс на Дальнем Востоке знаменит так же, как мыс Лопатка или мыс Дежнева. Здесь начинаются и кончаются морские дороги. Поворотный не минует ни одно судно, плавающее по нашим морям. Символично его название и для владивостокских яхтсменов: он служит границей, где кончается увеселительное стомильное плавание и начинается что-то более серьезное. До него расположены «Страна дураков», «Земля Санникова» и прочие мысы и камни, расцвеченные замысловатыми названиями, не встречающимися ни на одной карте, — места, связанные с воскресными походами и потому всем досконально известные. За Поворотным — тайфуны и нет бухт, Сцилла и Харибда, малознакомые берега и туманы; одним словом, начинаются 1200 миль первосортной романтики.


Утро 16 июля встретило штилем, маслянистой крупной зыбью н плотным низовым туманом. Хлопал на волне тяжелый, обезветренный грот, с грохотом летал с борта на борт блок гика-шкотов, нагоняя унылые мысли о минусах и тяготах парусного спорта. Время от времени кто-нибудь восклицал — «Вижу ветер!» Толпясь у трапа, все выскакивали наверх и гипнотизировали взглядом тонкую полоску ряби, замеченную где-нибудь в 2—3 кабельтовых. Но, едва дохнув в повисшие паруса, ветер исчезал снова. Опять расставлялись шахматы, раскрывались прочитанные журналы, подставлялись бледному солнцу спины. Только к обеду легкие порывы слились в ровный зюйд-ост. Моментально поставили спинакер, и через час в разрывах тумана увидели россыпь белых домиков, прижатых к берегу сопками, — поселок Валентин. Те, кому приходилось здесь бывать, стали вспоминать приветливое начальство местного рыбокомбината и тройную уху. Кто-то сообщил, что неплохо бы заменить частично подпорченные хлеб и овощи, а капитану пришла на ум мысль, что пора отправить телеграмму в училище — что, дескать, живы и здоровы. «Лево двадцать!» — изложил он рулевому плоды общих размышлений.

Из вахтенного журнала:

«Пришвартовались к пирсу р/к Валентин. С кормы 40 м дректова, с носа фалинь на причал. Команда занята уборкой и приготовлением обеда. Капитан отбыл на берег. Зав-прод Ищенко командирован для закупки овощей и хлеба...»

К вечеру установился ровный зюйд-ост. В темпе аврала сыграли сбор, и к закату уже прошли траверз бухты Тауху пятиузловым ходом. Весь следующий переход (60 миль) до бухты Ольга — нам сопутствовали ветер, отличная видимость, теплая, сухая погода. На всех леерах развивались принадлежности туалета, солнечные ванны принимались без каких-либо условностей насчет минимума одежды. Эти сутки были, пожалуй, единственными, когда все впечатления слились в сплошное розовое пятно.

Резко похолодало. Ночные вахты приходилось стоять в меховых куртках. Начались бесконечные туманы, моросящие дожди — словом, обычная у нас летняя погода с преобладанием ветров от зюйда, иногда очень свежих.


Первое ЧП: кок обнаружил, что две большие канистры с питьевой водой (из трех оставшихся) пусты — в их помятых пластмассовых боках образовалась течь. Откладывать пополнение запасов воды нельзя, так как далеко не везде и не всегда можно пристать к ничем не защищенному берегу. После недолгих обсуждений решили стать на якорь на рейде пос. Колумбэ, который, если верить лоции, стоит на берегу полноводной и, очевидно, кишащей рыбой реки. Пока под слабым нордовым ветром яхта продвигалась в глубь открытой бухты, мы в два бинокля и в 30-кратную трубу безуспешно разыскивали причал и строения поселка, — т. е. то, что на карте было обозначено россыпью черных квадратиков. Нигде никаких признаков цивилизации. Возникли даже нездоровые сомнения в точности нашего места, но характерные очертания берега убедили скептиков в добросовестности вахтенного начальника, делавшего прокладку. Наконец, на расстоянии нескольких кабельтовых от берега удалось обнаружить покосившуюся хижину. Загремела якорная цепь. Под поощрительные возгласы оставшихся на борту два добровольца приняли холодный душ, форсируя на крошечном тузике зону прибоя. Разумеется, кроме озверевших комаров их никто не встретил, а устье «полноводной» реки они едва отыскали под слоем булыжников и гальки...

Частые туманы вынуждали нас держаться от опасных скал на почтительном— порядка 10 миль — расстоянии. Берег по большей части был скрыт сеткой дождя. Любителей посидеть на палубе поубавилось. Вид унылых серых волн и холодная морось за воротником душили в корне всякую попытку напустить на себя бодряческий вид.

К середине дня 22 июля счетчик лага, наконец, отщелкал положенное число миль и мы ошвартовались у причала Ванинского яхт-клуба. Встретили нас с исключительным радушием. Сначала давили конечности, пожимая руки и наступая на ноги, а затем гулко стучали по бокам. Программу дня открыли посещением душевой, а затем совместными усилиями организовали торжественный ужин.


Яхт-клуб, собственно, только открыл первую страницу своей истории. В настоящее время он располагает четырьмя «Драконами», три из которых переданы сюда из Владивостока как устаревшие. Своими силами ванинцы построили небольшой швертбот н заканчивали вооружение крейсерской яхточки типа «Лоцман». Обращала внимание исключительная тщательность ухода за судами: только по номеру на парусе можно было догадаться о почтенном возрасте сверкающих лаком «Драконов».

Базой служит 50-тонный плашкоут, стоящий на якорях кормой к берегу. Ни крана, ни слипа нет. Суда большую часть навигации находятся на плаву, швартуясь на растяжки между плашкоутом и буями. В трюме плашкоута оборудованы вместительная кают-компания, помещения для хранения парусов и одежды. Мастерская и теплый эллинг для зимнего хранения яхт расположены довольно далеко, на территории порта, куда яхты доставляются на трейлерных тележках.

Когда 24 июля мы отправились в обратный путь, до мыса Красный Партизан нас сопровождали все четыре ванинских «Дракона». И снова прощальные залпы ракет, и снова дождь. В поисках-ветра мы то уходили на 15—20 миль в море, то почти вплотную прижимались к берегу, прямо под гулкие раскаты мощной зыби от оста. Так, в течение трех суток непрерывно меняя галсы, мы одолели 180 миль до ближайшего пункта захода — поселка Светлая. Кстати сказать, этот портпункт ни разу не посещался яхтсменами, поэтому мы можем считать себя первооткрывателями абсолютно надежного и прямо созданного для яхт убежища в устье реки. В полутора кабельтовых от устья вверх несколько хорошо оборудованных причалов, где базируется довольно многочисленный местный промысловый флот.

Подгоняемые едва ощутимыми дуновениями бриза, течением и попутной зыбью, мы поздно вечером поровнялись с дрейфующей баржей, освещенной десятками мощных ламп. С каждого борта попеременно опускались и поднимались по нескольку лесок с десятками специальных крючков. С каждым подъемом вверх взлетало множество характерных фонтанов, которые выпускали пойманные кальмары. Раздумьям не было места. За 15 минут, в течение которых мы мучительно медленно продвигались к сияющему столбу света, все успели не только поделиться друг с другом секретами приготовления кальмаров, но и приготовить снасти. Едва мы оказались в освещенном месте, как наши крючки буквально были атакованы стремительными черными торпедами. Казалось, кальмары не ужинали со дня появления на свет. За час или около этого все освобожденные ведра, кастрюли и прочие емкости были заполнены фыркающими клубками щупальцев (кальмары шевелились еще и на следующий день!). Пойманный на .крючок кальмар ведет себя совершенно спокойно и лишь в последний момент, когда вы поднимаете его над водой, выпускает струю воды, смешанной с едкой чернильной жидкостью. При некотором навыке удавалось избежать попадания этой жидкости в лицо, но вся палуба, рубка и кокпит были сплошь покрыты черными пятнами, от которых мы избавились с большим трудом.

Едва закончился лов, поднялся нордовый ветер, к утру 28 июля достигший силы 6 баллов. В 16.00, предполагая дальнейшее усиление ветра, убрали генуэзский стаксель, который до этого был вынесен на бабочку, взяли два рифа на гроте, подготовили штормовой стаксель и трисель. Несмотря на уменьшение парусности, сохранялся ход до 10 узлов. К этому времени развело порядочную волну. Яхта то стремительно скользила вниз, то останавливалась в грохочущих бурунах на гребне. Воды на палубу попадало очень мало, — корма отыгрывалась хорошо, но от рулевого требовались значительные усилия, чтобы не допустить непроизвольного поворота фордевинд или чрезмерно не привестись к ветру.


К 3 часам ночи 30 июля ветер достиг силы жестокого шторма. Команда была поднята по авральной тревоге. Рев ветра и тугие вихри летящей пены, кромешная тьма, исчезающая из-под ног палуба и потоки хлещущей воды, — все это в первый момент ошеломляло каждого, кто поднимался на палубу. Все обвязались концами — и вовремя! Едва грот спустили наполовину и отдали завал-тали, как на яхту обрушился целый водопад. Крен достиг 80°, а может быть и превысил эту цифру. Рулевой и все, находившиеся в кокпите, были отброшены волной к рубке и повисли на страховочных концах. Яхта, лишенная управления, привелась, стала лагом к следующей волне, и тут, казалось, на нас обвалилась уже целая Ниагара. Кое-кто в этой ванне лишился самой важной части туалета, но, как оказалось, это было далеко не самое неприятное. Когда до подхода следующей волны мы поставили яхту на курс и, отфыркиваясь, пришли в себя, обнаружилось отсутствие тузика, на месте которого болтались обрывки капронового найтова. Бесследно исчезли ахтерлюк, сорванный гика-шкотами при непроизвольном фордевинде, путевой 127-миллиметровый компас, рыбина банки правого борта и самое удивительное — счетчик лага, естественно, вместе с вертушкой и лаглинем; очевидно, лаг был сбит ахтерлюком или тузиком. Когда убрали грот, оказалось, что он порван в нескольких местах вдоль второго рифбанта и на уровне верхней латы.

Наибольшие опасения вызывал ахтерлюк. Хотя мы и прикрывали его собственными животами, но каждый раз, когда гребень волны вкатывался на палубу, в трюм' попадала добрая бочка воды. Пока заделали его временной крышкой из рыбины, обернутой куском брезента, забрезжил мутный рассвет. Все море, насколько позволяла видеть несущаяся по ветру водяная пыль, было покрыто свинцовыми холмами, сплошь затянутыми разводьями пены. Ветер к этому времени значительно стих, но в бакштаг правого галса под одним штормовым стакселем наша «шестерка» имела ход порядка 7 узлов.

Было решено зайти в залив Ольги для срочного ремонта. После ночной вакханалии наше место было известно лишь приблизительно — где-то миль на 15—20 к норд-норд-осту от залива Владимир, а ориентироваться пришлось по наручному компасу, по счастью, неведомым путем попавшему на яхту. Внизу в это время разбиралось беспорядочное нагромождение кастрюль, карт, инструмента, одежды, консервов и т. д. Палубные часы, служившие вместо хронометра, после долгих поисков были обнаружены в камбузном шкафчике, спинка дивана из каюты почему-то оказалась в форпике...

К 10 часам из тумана выполз утес мыса Четырех Скал. Поставили трисель, и к полудню подошли к пос. Ольга. Надо особо отметить бескорыстную помощь, которую нам здесь оказали при ремонте и снаряжении. Во всяком случае, через два дня мы смогли продолжить путь.

В дальнейшем погода благоприятствовала, лишь через Уссурийский залив — самые последние 50 миль — мы шли в таком густом тумане, что невольно хотелось вытянуть руку и пощупать, что там впереди по курсу. Из-за этого тумана произошел такой эпизод. Мы постановили устроить заключительный обед, чтобы сократить до минимума остатки провизии. Едва расположились вокруг ведра, в котором дымился, источая вкуснейший аромат, плод коллективной кулинарной фантазии, как прямо по курсу услышали безмятежные голоса и смех. Смех был заразительный, но мы не смеялись, а в ужасе застыли с открытыми ртами, решив, что это смеются на берегу и, следовательно, мы идем на скалы... Моментальный поворот — летят миски, кастрюли. Но почему не слышен шум прибоя? Вытянув шеи, стараемся что-либо разглядеть и в полукабельтове справа видим выплывающее из тумана наше собственное отражение — «шестерку» под парусами. Секунда замешательства, затем дружный рев приветствий! Наше отражение оказалось однотипной яхтой яхт-клуба КТОФ, отправившейся в дальнее спортивное плавание. Едва успели пожелать им счастливого пути и попутного ветра — снова один густой туман...

Последнюю ночь провели в бухте Алексеева, в 10 милях от базы. Утром — генеральная приборка, а ровно в 17.00 мы подошли к причалу яхт-клуба училища.

Весь поход, включая время стоянок (около 5 суток), занял 533 часа. Наша новая яхта была испытана в самых различных условиях и оставила в общем неплохое впечатление. Явно чрезмерная парусность может быть легко уменьшена комбинированием парусов, что позволяет находиться в море при довольно свежей погоде. Серьезным недостатком, на наш взгляд, является отсутствие съемного топштага и наличие двух топенантов. При спуске грота, особенно при взятии рифов в штормовую погоду, внешние концы лат, как правило, цепляются за топенанты, что доставляет массу ненужных хлопот. Необходима установка кормовых лееров — рулевой легко может быть смыт за борт. Не предусмотрено достаточно надежное штатное место для крепления путевого компаса. Явно ненадежно крепление тузика на крыше рубки: при первом же сильном ударе волны поручни, закрепленные несколькими шурупами, будут вырваны вместе с найтовами. Необходимо изменить и способ крепления ахтерлкжа: при поворотах гика-шкоты, как правило, цепляются за задрайки, и в сильный ветер, особенно при поворотах фордевинд, крышка люка отлетает к борту.