Последнее плавание парусного катамарана «Север»

Мы уже рассказывали о походах катамарана «Север», построенного двумя энтузиастами по собственным эскизам из случайных материалов (сборники №17, 1969 г., №29, 1971 г.). Конечно, не все действия экипажа «Севера», особенно во время последнего плавания, являются примером для подражания. Не стоило, например, даже пытаться осуществлять такой опасный маневр, как шлюзование под парусами; а если корпус действительно «сильно потек», то следовало немедленно прекратить плавание. Но очерки хорошо написаны и наглядно показывают, как совершенно «сухопутный» человек берется за инструмент, чтобы построить свое первое судно, приобщается к водному туризму.

---

Я читаю расплывшиеся буквы сохранившейся части судового журнала; большая часть страниц вместе с обложкой, деньгами, которые были в обложке, мыльницей, двумя одеялами, лодочным мотором, парусами и самим судном лежит на дне Волгоградского водохранилища.

Прошлый поход мы закончили в Ульяновске и там же, естественно, приходилось начинать новый. По мере приближения к городу мы все больше беспокоились за судьбу нашего катамарана. Может, его поставили в городской музей, а может, выбросили на городскую свалку? Ведь яхт-клуб давно обещали перенести в другое место. Но мы сильно полагались на ту систему, согласно которой обещанный вот-вот перенос следует считать отсроченным ровно на три года. И не ошиблись.

Неделю пришлось прокантоваться в Ульяновске, занимаясь мелким ремонтом и не менее мелким вымогательством недостающих деталей.

Необычным в этом походе было то, что начинал его я в одиночестве. А управляться с такой посудиной одному не так просто. Прежде чем отплыть, я много раз мысленно перебирал последовательность всех маневров, которые должен совершить в том пли ином случае. Из-за этого пришлось внести в конструкцию кое-что новое.

И вот настал день, когда торчать на стоянке яхт-клуба стало уже неудобно. Я поставил стаксель, и катамаран легко отвалил от стенки, благо ветер был попутный. Со стороны все выглядело прекрасно: катамаран шел быстро и ровно, с курса не сбивался, суеты на борту не было. На самом же деле ситуация складывалась довольно скверная. Оказалось, что на ходу я не могу поднять грот, не расставаясь с румпелем. А поставить судно носом к ветру боялся, так как не был уверен, смогу ли потом повернуть его обратно. Особенно не хотелось делать экспериментов вблизи клуба. Выручили новые друзья из Ульяновска, которые нагнали катамаран на моторке и решили какое-то время его сопровождать. Сначала мы долго шли параллельными курсами, обмениваясь бессвязными, по восторженными восклицаниями и размахивая руками. Потом они, наконец, спросили, не нужно ли мне чего-нибудь. И я, отбросив ложный стыд, заорал: «Нужно, нужно!», и попросил подержать румпель. И вот грот мощно распластался на ветру, все пошло хорошо, а радости моей не было границ.


Предстояло пересечь добрую долю Куйбышевского моря и, должен сознаться, далось мне это нелегко. Задул уже знакомый попутный ветер, поднялась волна. Вообще, за четыре года нашего плавания вниз на юг редко дул иной ветер, кроме северного, Поэтому мне кажется, что путешествующим под парусами только на юг или только на север можно вполне учесть это обстоятельство еще в проекте парусного вооружения. Очень сковывало и то, что я ни на минуту не мог отпустить румпель: катамаран быстро приводился, несмотря на большой стаксель. В следующий раз. когда придется снова проектировать катамаран, я уделю этому делу особое внимание, а не буду слепо придерживаться рекомендаций.

Лишний раз пришлось убедиться в том, как трудно держаться на курсе при сильном попутном ветре в крутую волну. Зевать нельзя, все время надо переводить взгляд с ориентира (или компаса) на парус и обратно. Когда катамаран становился серединой на одну волну, руль почти выходил из воды. В этой ситуации судно могло развернуться как волчок, а привести его обратно на курс стоило неимоверных трудов. Одни раз я даже сломал румпель и чудом сумел довести катамаран до бухты Сенгилей. И в тот же день врезался в каменистый берег, так как шел слишком близко от него. А если, не дай бог, я отпускал парус, особенно стаксель, то он начинал биться так, что страшно было смотреть, не то что подойти, а шкоты намертво сплетались в тугой клубок, который нужно было сначала поймать, а потом распутывать полчаса, не меньше.

Со шлюзом повезло — я «въехал» в него без остановки, а мотор заводился (как ни странно) в обеих камерах. 200-километровый участок от Ульяновска до Куйбышева был пройден за четыре дня. Про наш мотор «ЛММ-6» можно рассказывать взахлеб и без конца, можно написать про него том, выпустить еще один, и все будет мало. Можно вспомнить, например, как давно заглохший мотор вдруг заводился и выручал нас. в самых сложных ситуациях. Но гораздо легче вспоминается, когда он останавливался в таких же ситуациях. Например, когда до места стоянки остается каких-то 200 метров, мотор внезапно, без объявления войны глохнет. В результате оказывается, что если предыдущие 15 километров мы прошли за какой-то час, то на оставшиеся 200 метров приходится тратить часа полтора-два.


Этот мотор мог вывести из равновесия самого добродушного человека, находящегося в самом радужном настроении. Он измывался над нами, как хотел. Он знал, что мы на него надеемся и вынуждал нас производить срочные капитальные ремонты в самых неподходящих местах. Наиболее частая из его проделок в последнее время — внезапно, без видимых причин сгибался вал. При этом он так бился о стенки дейдвудной трубы, что приходилось затыкать уши ватой и отходить подальше на нос. А останавливать его мы боялись, так как гарантии, что он заведется снова, у нас не было никакой. Я бы ничуть не удивился, если бы в один прекрасный день у него загнулась дейдвудная труба.

Когда мы (уже вдвоем) отчаливали из Куйбышева, я попросил одного товарища на берегу подержать катамаран «за хвост», пока заведется мотор; и точно помню, что мне пришлось дернуть за шнур ровно 52 раза, чтобы добиться успеха. И это еще мне повезло. Кончилось дело тем, что где-то у Сызрани мотор заглох раз и навсегда, не откликался ни на 52-й, ни на 104-й рывок и не поддавался ни на какие уговоры.

Как только закрою глаза, сейчас же передо мной встает инструкция на той странице, где написано: «Мотор не заводится, возможные причины». Эта страница самая замасленная. Перебираю все шесть пунктов с подпунктами и вижу, что по всем причинам он должен работать. Но не работает.

Дошло до того, что мы решили прорваться через Саратовский шлюз под парусом. Но диспетчер вовремя заметил нас и ловко захлопнул ворота перед самым нашим носом: катамаран с треском впился в разделительный бык между параллельными камерами. Оттуда его оттащил назад местный буксир, чтобы не засосало под ворота. Тут же мы договорились, что нас проведет на буксире баржа. Но и здесь не обошлось без приключений. Наш видавший виды трос дважды обрывался, и выходить из камеры нам удавалось не легче, чем попадать в нее. Это был 45-й и последний Шлюз в биографии катамарана.

Не буду описывать Жигули или другие всем известные достопримечательности. Но некоторые места упомянуть надо. Например, Переволоки. Не каждый знает, что перешеек там шириной всего лишь в два километра, а по воде его нужно огибать Самарской Лукой — около 150 км. Скоро тут начнет строиться Переволокская ГЭС.


Ниже Балаково до Вольска мы плыли не по Волге, а параллельно ей по живописной и узкой реке Ревякке и затем по Большому Иргизу. Это были чудные дни. Там совсем нет ветра, тишина, абсолютная тишина! Шли больше по течению, иногда просто для зарядки тянули катамаран бечевой, толкались шестом или гребли.

Из Саратова я вышел один. Ветер постепенно стихал, и на второй день я решил сократить путь и пройти под мотором не долгим правым берегом по фарватеру, а левее, шхерами. Не послушал людей и был наказан. Меня предупреждали, что я обязательно наскочу на пенек, если не выйду на фарватер. Я наскочил на несколько пеньков, сломал и выбил одну из двух планок с гнездом руля, и катамаран стал почти неуправляем. К вечеру разгулялся очень сильный ветер, но час мой еще не настал. Удалось счастливо избежать многочисленных мелен, пристать в глубокой бухточке острова у самого левого берега.

На острове, сильно поросшем кустарником, стояла хибара 2X2 м без дверей, и в ней постоянно жил Старик. Он любезно встретил меня. Я поужинал, почитал и лег спать.

Всю ночь, не затихая, дул сильный ветер. Утром я первым делом пошел к Старику просить доску, чтобы заменить сломанную накануне планку. Старик посоветовал взять кленовую, которая обладает всеми достоинствами любой другой плюс высокой прочностью. Доски такой не оказалось, но было полено, и я с помощью топора и рубанка быстро вытесал из него планку нужного размера.

Пока, я этим занимался, ко мне подошла Родственница Старика, что прикатила к нему с компанией из города на субботу и воскресенье, и пригласила меня позавтракать вместе с ними. Хибара у Старика маленькая, но так как дождя здесь почти не бывает, все священнодействия обычно совершались на лоне. В глубине кустарника уже слышалось легкое позвякивание бутылок, оживленные, но еще не громкие голоса, на костре дожаривалась какая-то живность. Но я отказался. Я сказал: «Знаете, мне надо ехать, обязательно сегодня, а я еще хочу кое-что успеть сделать, прямо сейчас».

А честно говоря, мне совсем не надо было так спешить, никто меня не гнал, до конца отпуска было еще далеко и, конечно, разумнее было бы переждать волну и этот штормовой ветер. Не знаю, на сколько баллов он тянул, но вполне можно было ориентироваться на вопрос, который мне задавали: «неужели вы пойдете в такую погоду?!»


Накануне Старик сказал мне, что с помощью одного нехитрого приспособления его Родственник ловит на спиннинг жуткое количество рыбы. На цевье крючка он одевает беленькую трубочку, а между крючков выходит что-нибудь красненькое, и все. Старик обещал показать мне эту снасть, но утром честно признался, что Родственник опасается, как бы в Волге не выловили всю рыбу, и поэтому воздерживается раскрывать свой секрет. Но все же Старик провел меня к закромам Родственника и показал снасть, когда того не было.

Покончив с доской, я приготовил себе на примусе завтрак, а заодно и обед, чтобы подкрепиться в пути на ходу. В одной миске заготовил жареную картошку с колбасой, в другой — овощной салат, а в термос залил горячий, как огонь, кофе. Все это поставил в рубке у входа, чтобы можно было пообедать, не отрываясь от руля. К сожалению, съесть этот обед мне так и не довелось.

После завтрака я с полчаса почитал из жизни Авраама Линкольна, затем немного походил по берегу, посмотрел на волну. С одной стороны, я немного выжидал: вдруг погода улучшится, а с другой — боялся, как бы ветер не скис.

Причины, побудившие меня поспешить с отплытием, были самые мизерные. Во-первых, я положил себе за правило не устраивать дневок в субботу и воскресенье, так как в эти дни па берегу слишком много народу. Во-вторых, мне казалось, что последние дни мы движемся слишком медленно: мотор не работал, а ветер дул не всегда.

И вот я отправился, так сказать, в свой «последний путь». Старик и Родственники на берегу махали руками, я же выплывал с таким видом, как будто для меня это плевое дело. На самом же деле у меня было достаточно оснований для беспокойства. И вот почему. Уже много дней я шел по спокойным узким шхерам, без волны, почти без ветра, и еще больше, чем обычно, «утратил бдительность». морально расслабился. Но самое главное: катамаран давал течь по килю, особенно когда шел с дифферентом (а ветер был, конечно. попутный). Больше всего пропускала воду палуба левого поплавка. которая протерлась и кое-где прогнила. но так как последнее время палубу не заливало, то я все ремонты, кроме аварийных, решил отложить на будущий год.


Отчалил я в половине первого. Чтобы излишне не рисковать, поставил пока только стаксель. Как обычно, наметил себе ориентир — отдаленный мыс на противоположном берегу довольно широкого Волгоградского водохранилища, которое мне предстояло пересечь по диагонали. Мыс находился километрах и 20 и я рассчитывал, что достигну сто за два часа.

Ход был хорошим, но очень крутая волна сразу стала заливать палубу. Хотел взять круче к берегу, но берег был каменистый, высокий и отвесный, так что покой можно было обрести только за мысом. Поэтому я продолжал держаться прежнего курса и мысленно погонял катамаран: «Скорей, скорей!».

Я почувствовал неладное, когда время подошло к трем часам, а мыс еще маячил где-то впереди, и в то же время казался вот-вот рядом, рукой подать. Ход явно замедлился, а ветер не стихал; наоборот, временами он просто свирепел. Я бросился в рубку и охнул; поплавок был почти полон воды. Держась за румпель, взялся другой рукой за насос, но вода не убывала. Тогда я бросил румпель и стал самым энергичным образом откачивать воду. Катамаран немного привелся к берегу (стаксель стоял па леном борту), но практически не двигался. Вот весло поднялось и всплыло над левой палубой. Я понял, что качать бесполезно и бросил. Весло сплыло, по я успел подхватить багор, который тоже всплыл, и бросить его в рубку. Катамаран медленно погружался левым бортом. А я хладнокровно наблюдал. Мною овладело абсолютное спокойствие, какое-то безучастие. Вот вода уже коснулась рубки и хлынула внутрь. Все потеряло привычные соотношения, как-то странно было видеть рубку так низко и под таким углом. Сам я стоял уже па кромке борта. Мачта коснулась воды, парус ушел под воду и продолжал телепаться там. как будто его все еще обдувало ветром. Мне стало немного тоскливо, когда я смотрел, как жалобно трепещется парус под водой, в чуждой для него среде. Затем я перебрался па киль того же поплавка, потому что катамаран полностью перевернулся. Но и киль ушел под воду, и мне пришлось по скользкому днищу перебежать на соседний поплавок, который почему-то лучше сохранял плавучесть. Никогда не думал, что мне придется обойти поперечное сечение катамарана по периметру.

Первым поползновением бы го броситься с волу и вплавь добраться до берега. Но когда я прикинул расстояние и посмотрел па волны, то сообразил, что могу и не доплыть. Как оказалось, катамаран тонуть не собирался. Я устроился не так уж плохо; сплел на киле, плотно обхватив корпус ногами, и в таком положении мог бы даже пообедать. Несмотря на сильный ветер, было довольно тепло.

Напротив, па склоне гористого берега высоко над водой ютилась деревушка. а внизу возле лодок стояли рыбаки и, видимо, наблюдали всю картину. Их фигуры были хорошо видны па фоне мелового обрыва.

Я помахал им рукой, но никто не отплыл. Да это и понятно: фарватер был неподалеку, и особенно волноваться не приходилось. Вот показался пассажирский теплоход, но я сам не стал его беспокоить, а с его борта вряд ли можно было разобрать детали, да еще в такую волну. Мало ли чем человек занимается? Может, сидит и ловит рыбу в корыте собственной конструкции. Вскоре появилась самоходная баржа, и тут я стал отчаянно махать руками. Самоходка дала три коротких, звуковых сигнала, резко изменила курс и пошла в моем направлении...

Все кончилось хорошо, «за исключением пустяка». Часть вещей утонула, в том числе и ненавистный мотор, чему я даже немного обрадовался.

Теперь передо мной встает та же проблема, что и четыре года назад. Если бы меня спросили, чего мне хочется больше всего па свете, я бы ответил: водостойкой фанеры. Многим читателям такой ответ покажется кощунственным, потому что обычно принято заказывать что-нибудь более фундаментальное, постоянно действующее, например. здоровья или счастья, или благополучия. Что касается меня, то я смотрю на вещи более реально и хочу достать реально существующую вещь.

По вот только где?