Не так-то просто взять на берегу интервью у капитана дальнего плавания. Лишь через год удалось снова встретиться с А. С. Янцелевичем и попросить его рассказать о новом северном походе «Пингвина».
Моряков и экономистов трасса, проложенная «Пингвином» в 1970 году, заинтересовали, так сказать, с практической точки зрения. Но это было и дальнее спортивное плавание, причем по числу и характеру преодоленных препятствий оно не укладывается ни в какую определенную категорию спортивной классификации.
«Пингвин» — швертбот длиной 6,55 м, шириной 2,15 м и обмерной парусностью 16,3 м2. Саму идею плавания во льдах на таком судне можно было бы назвать опасным безрассудством, если бы не опыт и мастерство его капитана.
Главной нашей целью было пересечь Таймырский полуостров по следам древних российских мореходов. Напомнить, что существовал когда-то Южно-Таймырский водный путь, по которому поморы из легендарной Мангазеи выходили в сибирские реки. И не просто напомнить, но и выяснить, можно ли снова сделать этот путь судоходным.
Каждый год в течение короткой арктической навигации по Северному морскому пути перегоняют суда в реки Сибири. Относительно непрочные корпуса речных судов, не рассчитанные на плавания во льдах, зачастую попадают в морях Арктики в тяжелые ледовые условия, особенно в проливе Вилькицкого. Несмотря на хорошо поставленную ледокольную службу, случаются аварии. Освоение Южно-Таймырского водного пути позволило бы, во-первых, проводить суда через менее опасные районы, а во-вторых, существенно продлить сроки навигации. Ведь в старину плавания в Хатангский залив из Мангазеи осуществлялись задолго до вскрутия ото льда арктических морей. В 1648 году Яков Семенов совершил первое известное нам путешествие из устья Хеты на Анабар с 30 мая по 8 июня. Сами понимаете, насколько заманчиво 6ыло бы провести такой поход-разведку.
Скажем прямо: уверенности, что «Пингвин» осилит хотя бы основную часть маршрута, не было никакой. Как и в прошлом году, трудности начались с первых же шагов — с составления плана похода. Обычно я заранее рассылаю письма в разные пункты, которые встретятся на предполагаемом маршруте, с запросами о навигационной обстановке, о наличии волоков, выясняю возможности пополнения припасов на местах и т. п. А тут на картах до сих пор указаны далеко не все населенные пункты, и выяснить, есть ли в том или ином районе какое-нибудь жилье, очень трудно. Кроме того, из-за больших расстояний между селениями и суровых природных условий жители редко удаляются от родных мест, поэтому когда их начинаешь расспрашивать о местности, скажем, в тридцати километрах от дома, то объяснения получаешь самые противоречивые.
Располагая подобной «информацией», было очень трудно определить наиболее благоприятное время похода. Стартовать я рассчитывал из Норильска, где в прошлом году оставил «Пингвина» на зимовку. Но озеро Пясино, в которое попадаешь из реки Норильской, вскрывается ото льда примерно 15 июля, а реки Авам, Тагенар и Хета, разделяющие Пясинский и Тагенарский бассейны, гораздо раньше — 10—20 июня. Уровень воды в этих реках сразу повышается, потом быстро понижается: в июле, после вскрытия озера Пясино, число и протяженность суходольных волоков увеличивается настолько, что река Авам, например, в районе основных порогов становится непроходимой даже для обычных лодок. Следовательно, к устью Авама «Пингвин» должен был прибыть за несколько недель до взлома ледяного покрова озера Пясино, которое мы рассчитывали пройти по закраинам, протащив, если нужно, швертбот по льду.
Четыре месяца ушло на обработку всех данных и составление общего плана. Как обычно, я предусмотрел несколько вариантов маршрута, но в конце концов остановился на самом первом: Норильск — Хатанга — Тикси. Если бы позволили условия, то мы пошли бы и дальше, к Чукотке, но этот план-максимум требовал слишком идеального стечения обстоятельств. Старт был назначен на 20 июня.
Итак, дорога предстояла нелегкая, и подготовиться к ней нужно было особенно тщательно. Все предыдущие походы всегда финансировал сам экипаж — задача не из простых, особенно если это повторяется из года в год. Но теперь нас материально поддержало Мурманское морское пароходство, заинтересованное в освоении Южно-Таймырского водного пути. 11 апреля Совет пароходства утвердил план и смету похода. Большую помощь оказали также ДС.О «Водник», Баскомфлот и другие организации.
Нельзя было отправляться в почти не населенные районы Таймыра без всяких средств связи, и на борту «Пингвина» впервые запищала морзянка: член экипажа радиоинженер В. Н. Князьков установил любительскую портативную радиостанцию мощностью по эквиваленту антенны 15 ватт.
Третьим с нами шел норильский кузнец Володя Сметанкин, отличный парень, с которым, надеюсь, мы еще поплаваем.
В назначенный день старт не состоялся. Я до 18 июня находился в рейсе и только 2 июля смог, наконец, распрощаться со служебными делами и вылететь из Москвы в Норильск. Десять дней ушло на окончательную подготовку. Купили подвесной мотор «Вихрь», палатку, спальные мешки и перевезли швертбот к реке Норильской.
Стартовали 13 июля — по всем прогнозам слишком поздний срок, чтобы успеть пересечь Таймыр водным путем. Но северная весна «пошла нам навстречу» и тоже задержалась, так что интересующие нас реки и озера должны были освобождаться ото льда на несколько недель позже.
Итак, мы поставили паруса, пошитые в Таллине известным парусником Рейном Кумари, и пошли по Норильской на север. Река в этом месте широкая, красивая, на берегах почти настоящий лес. Хорошая погода, хорошая радиосвязь с Норильском, Диксоном, мысом Челюскин — крайней северной точкой азиатского материка, хорошее настроение... К вечеру вошли в озеро Пясино.
Его называют коварным: мелководное, оно растянулось на 90 километров; внезапные сильные ветры разводят здесь высокую и крутую волну, причем бухт или заливчиков, где можно было бы укрыться, мало. Нас озеро встретило спокойно, как бы присматриваясь к «Пингвину», прежде чем взяться за него по-настоящему. И действительно, к ночи задул ветер до шести баллов, пригнавший сильный дождь, но мы к этому времени успели пройти самые мелкие места и начали приближаться к северо-восточному берегу, где и нашли удобную бухту.
Вечером следующего дня после кратковременной грозы просветлело, и прямо по носу мы увидели «ледовое небо» — белесую полосу на горизонте, означающую, что дальше начинается ледяной массив, а вскоре показались первые льдины. У истока реки Пясина подзатуманило, мы встали на якорек, ближе к левому берегу, но отдыхать долго не пришлось — на «Пингвин» надвинулось поле битого льда. В каюте все грохочет, льдины, хотя и небольшие, бьют в борт довольно сильно. Перебрались к другому берегу, где лед шел реже.
«Коварное» озеро все же обошлось с нами гораздо мягче, чем ожидалось. Южный ветер с дождем, подвзломав лед, понес его на север, а мы направлялись на северо-восток.
Когда туман рассеялся, снялись с якоря, запустили наш старый «Л-6» с откидной колонкой и вошли в реку. Она здесь шириной метров 80—100, но повороты частые, крутые, льдины так и прыгают. А скоро первый порог. Ну, думаю, быть там затору! В прошлом году этот порог мы с трудом прошли под двумя моторами и полными парусами, четыре километра шли два часа. Правда, против течения. В обратную сторону идти вроде бы легче, но... скорость течения семнадцать километров в час — гораздо больше, чем у «Пингвина», швертбот будет плохо слушаться руля.
Вот открылся порог, смотрю — нет затора. Вообще льда там поменьше и из-за сильного течения он весь рыхлый, слабый. Быстро прошли опасное место, отталкивая отдельные льдины баграми.
Опять нас накрыл туман. Судя по схеме, тут должно находиться бывшее становище Введенское. Пристали к берегу, поднялись наверх. Следов построек никаких, лишь два каменных могильных памятника отмечают место, где когда-то люди боролись с севером. На одном из памятников высечена надпись: «Здесь покоятся Елена и Прокопий Поповы. Скончались в 1916 году». Сверху выдолблена ямка, в которую по здешним обычаям полагается класть монеты. Как видно, давно уже никто не навещал бывшее становище — монеты старые, окислившиеся... Мы положили новые.
Только отошли, в лицо ударил ветер — четыре балла, потом шесть, до штормового. Под парусами далеко не уйдешь, на реке при такой крутой волне тяжело нагруженный «Пингвин» лавируется плохо, под острыми углами в бейдевинд идет очень медленно. А хочешь пойти быстрее и увеличишь угол, сразу сносит. Еще не обкатанный «Вихрь» не выгребал, «Л-6» тоже тянул слабо, так что в тот день мы недалеко ушли.
Следующая стоянка — Кресты Таймырские, радиометеостанция со штатом из пяти человек. У этого «населенного пункта», расположенного на высоком мысу, в П ясину впадает самый большой ее приток — река Дудыпта длиной 800 километров.
Около полуночи пошли дальше, взяв на борт пассажира — нганасанина Васю Костеркина, после трехмесячной командировки добиравшегося редким «попутняком» домой, в маленький поселок Усть-Авам. Вася заявил, что дальнейший маршрут знает как свои пять пальцев.
Нежданному лоцману мы обрадовались. Дело в том, что на тех «картах», которые у нас были, обстановка совершенно не соответствовала действительности. Они составлялись в так называемый «меженный» период, когда реки уже обмелели, уровень воды и береговая линия установились. А туг из-за поздней весны половодье еще не кончилось, река разлилась на километр, ориентиров никаких, зато множество нигде не обозначенных песчаных островков и отмелей. В общем, Вася сел за руль.
Через тридцать минут «Пингвин» был на мели. Грунт мягкий, песо-чек— столкнулись быстро, но Вася загрустил... В октябре он написал мне в Мурманск: «Я соврал, что знаю фарватер Дудыпты, так как хотел скорее попасть домой». Еще несколько раз оказывались на мели, но тут же благополучно снимались.
Было очень интересно наблюдать, как быстро, на глазах оживает природа — этого не увидишь ни в каких других широтах. Еще в расщелинах лежит плотный снег, а берега сплошь зеленые, масса птиц, возвращающихся из далекой Африки, стада оленей, переплывающих реку. Людей нет. Только на подходе к устью реки Авам у редкого леса увидели жилье: три чума, одна палатка и несколько балков. Сооружается на больших санях нечто вроде кибитки из жердей, обтягивается шкурами — вот и готов балок. Внутри тепло, уютно.
Несмотря на то, что мы углублялись на северо-восток, флора становилась все более богатой: зелень гуще, деревья выше. Тут Вася повеселел, эти места ему были знакомы. «Пингвин» вошел в реку Авам.
Поселок Усть-Авам — в 22 километрах от устья реки — возник незадолго перед войной и до сих пор не значится ни на каких картах, хотя там живет более сотни человек, в основном долгане и нганасане — потомки североамериканских индейцев. Народ развитый, всем интересующийся, дети получают обязательное восьмилетнее образование — в конце августа их самолетами увозят в интернаты Норильска и Игарки, а на каникулы привозят обратно.
Подремонтировав моторы, мы начали спешно готовиться к штурму Авамо-Тагенарского волока, чтобы успеть использовать последние дни весеннего паводка. Сделали из брусьев сани, потому что катить «Пингвина» прямо по каткам — значит закончить волок и закончить поход, корпус наверняка потечет. Поморы в свое время могли так катать карбасы, они у них из дуба были, а у нашего швертбота корпус сосновый, тоненький. Вот и хотели мы поставить его на сани, а сани уже пустить по каткам.
Нас сопровождали на двух лодках двенадцать местных парней, вызвавшихся помогать на волоке. Они вели на буксире третью лодочку, груженую разобранными санями и длинными досками — подкладывать в топких местах под катки.
Проводником пошел 71-летний Еремин Иван Александрович, которому сельсовет выдал боевой карабин — в районе волока водятся волки, росомахи, особенно много медведей. Правда, потом мы узнали, что в медведей местные жители не стреляют.
Против течения старались, конечно, идти под моторами, хотя зачастую из этих стараний ничего не получалось... Не могу не бросить упрека нашим моторостроителям — ненадежные делают двигатели. «Пингвин» прошел по стране 25 500 километров, и везде мы видели, как люди мучаются с моторами. Ладно, в других местах можно достать запчасти, наконец, отдать мотор в мастерскую. Ну, а в этом краю как вы его почините? А ведь местные жители моторы используют очень интенсивно. Летом охоты нет, стало быть, единственный заработок, единственное занятие — на реке. На рыбалку пошел — завел мотор, за дровами поехал — опять мотор. И все, кого ни спрашивали, жалуются, что моторы работают от случая к случаю. Причем у них нет ни запчастей, ни самой захудалой механической мастерской. В этих районах особенно нужны надежные машины. Пусть даже мотор служит всего года два, но добросовестно.
Начало волока нашли только благодаря проводнику, от амбара и сухой лиственницы — ориентиров, указанных на нашей карте, составленной в 1934 году, не осталось и следа. Берег глинистый, высотой метров пять. Наверху обнаружили пень — остаток врытого в землю столба, который в старину наверняка служил для подъема карбасов. Пока ребята ставили палатку, мы с Князьковым пошли на разведку к озеру Авамскому. Скоро стали натыкаться на отдельные бревна-катки. Да, здесь когда-то проходил волок. Карбасы с помощью заведенных за врытый столб талей поднимали на высокий берег и по каткам протаскивали четыреста с лишним метров до озера. На другом берегу их снова выволакивали на сушу и тащили до реки Тагенар. Мне так и сообщали перед походом, что «Пингвин» должен будет преодолеть два сухих участка. Что ж, обойдем озеро и осмотрим второй волок.
И тут нас ожидал неприятный сюрприз: вместо одного озера, разделяющего реки Авам и Тагенар, мы насчитали целых три! Между ними два болотистых перешейка — два лишних трудных волока. Примерно в шестистах метрах от третьего озера был виден лес, скрывавший воды Тагенара. Этот четвертый волок, местами заболоченный, с торфяными буграми, также не сулил ничего хорошего. Возвращаемся и сами себя утешаем: наверное, зря мы взяли от Авамского озера влево, может быть, прямо нашли бы более подходящую дорогу. Приходим на стоянку, рассказываем проводнику — нет, говорит, все правильно, это и есть волок.
Утром разделились на партии для осмотра местности, промерили озеро. Глубина где метр, где тридцать сантиметров, на «Пингвине» пройти можно.
Уровень Авама стремительно падал, за два часа вода ушла на 50 сантиметров. — Ребята, — говорю, — давайте торопиться! Снова столкнули швертбот на глубину, сколотили сани, подвели их под корпус, закрепили концами, положили на берег доски, на них катки и взялись за лямки. Передняя кромка саней отошла от воды всего на два метра, и мы уже выдохлись. Это на ровном месте, а ведь дальше судно нужно будет поднимать на пятиметровую высоту! Кое-кто уже начал отпускать замечания, мол, зимовать здесь вашему «Пингвину».
Как оказалось, продуктов в дорогу наши «бурлаки» почти не взяли. Рыба, правда, тут была, а за хлебом пришлось послать в Усть-Авам двух человек на дюралевой лодке под «Вихрем». Ожидалось, что они вернутся через пять-шесть часов.
Тем временем вода ушла еще на 75 сантиметров. Посовещавшись, мы решили установить наверху на остатке столба свой ворот. Была у нас в снаряжении портативная лебедка — подарок авиаторов. Брала она на шкив десять метров шестимиллиметрового троса и развивала усилие килограмм на пятьсот. Закрепили мы на пне эту лебедку, подровняли лопатами склон берега, опять подвели доски и катки, один человек взялся за ручку лебедки, а все остальные облепили корпус «Пингвина». Предварительно сняли с него все что можно, так что весил он меньше тонны. К вечеру швертбот был уже наверху, в тридцати трех метрах от берега. Мачту пока рубить не стали, антенна стояла, и Князьков передал на Челюскин, что волок начат. Но вечером он сказал, что следующий сеанс связи будет, вероятно, последним — аккумулятор садится, а зарядить его нечем, так как наш генератор не работал.
Положение усложнялось. Люди устали, замерзли (дул шестибалльный ветер), посланные за хлебом не возвращались, радиостанция вот-вот выйдет из строя. Если прекратим подавать о себе сведения и застрянем на волоке, на материке начнут беспокоиться, будут нас искать. Послать SOS?
Дело в том, что в Норильске нам предлагали перебросить «Пингвина» на вертолете прямо на реку Хета. Дескать, зачем вам мучиться с волоком? Когда же мы объяснили, что по плану, утвержденному Мурманским пароходством, должны пройти весь Южно-Таймырский водный путь, городские власти попросили регулярно информировать их о походе и немедленно сообщить, если мы попадем в аварийную ситуацию. Они вышлют вертолет. Да и смета расходов предусматривала возможное использование вертолета.
Можно с уверенностью сказать, что если бы не садился аккумулятор, то эта радиограмма никогда не была бы послана:
«...УРОВЕНЬ ВОДЫ АВАМА СТРЕМИТЕЛЬНО ПАДАЕТ ЗПТ ВОЗВРАТА НАЗАД НЕТ ТЧК УЧИТЫВАВ НИЗКИЕ ТЕМПЫ ДВИЖЕНИЯ ЗПТ ТАКЖЕ ПАДЕНИЕ УРОВНЯ ВОДЫ РЕКАХ ТАГЕНАР ЗПТ ВО-ЛОЧ/НКЕ ЗПТ СООТВЕТСТВИИ ДОГОВОРЕННОСТЬЮ ПРОСИМ ВЫСЛАТЬ ВЕРТОЛЕТ ТЧК...»
С тяжелым чувством подписывал я это сообщение. Неужели не выполним задачу, не пройдем волок?
Я давно пришел к выводу, что безвыходных ситуаций почти не бывает. Когда задумываешь какое-нибудь сложное дело, в перспективе перед тобой вырастает масса препятствий, а подходишь к ним вплотную, и все оказывается легче, чем предполагалось вначале. Потом кажется, что тебе просто повезло. Во всяком случае, за все свои походы я убедился в одном: не надо отступать, и все будет хорошо. Так и теперь: радиограмма вызвала такую злость такой прилив энергии, что мы решили — будем продолжать волок и постараемся обойтись без помощи вертолета.
Около трех часов ночи вернулась лодка из Усть-Авама, ребята привезли много хлеба, сахара, чаю. До нас они добрались с трудом и подтвердили: «Пингвину» назад не пройти, мелко.
Ветер усилился до восьми, порывами до десяти баллов. Сорвало палатку усть-авамцев, аврал... «Пингвин» на санях раскачивается почище, чем в море, скрипит, капроновые снасти колотятся о полую мачту, в каюте грохот, гул. Короче, не до сна.
Как только ветер стих баллов до четырех, возобновили работу. Холодно, но зато нет комаров. Кое-где встречали следы старой колеи, сучковатые катки. Иногда грязь доходила нам до колен, поставишь ногу, а вытаскиваешь уже без сапога.
По ровной тундре тащить, конечно, легче, чем наверх, и через шесть часов швертбот очутился на озере. Это уже похоже на нужный темп! Грузим на борт основное имущество и готовимся к переправе через озеро Авамское. Некоторые озера здесь имеют два, даже три названия, другие же вообще никак не именуются — край до сих пор не изученный.
Ко да закончился первый волок, подходит ко мне Вася Костеркин и говорит, что где-то впереди, прямо по курсу видел в свое время столбик со стрелкой. Прямо, а мы собираемся сворачивать влево. Может быть, есть все-таки другой волок, короче? Вася уверяет, что должен быть, и я посылаю его на резиновой лодке на другую сторону озера.
Не отвязывая саней, проводим «Пингвина» через озеро на веслах и видим Костеркина, который гребет нам навстречу.
— Нашел другой волок, короткий!
Решаю не делать левый поворот и иду к противоположному берегу озера. Пристаю, прохожу перешеек шириной всего сто сорок метров и выхожу на другое озеро — большое, глубокое. Проводник, которого Вася тем временем доставил сюда на надувной лодке, называет озеро Тагенарским. На берегу стоит покосившийся двухметровый шест, подпертый раскосами, с прибитой у вершины стрелкой. Стрелка показывает на воду.
Вместе с проводником пересекли озеро и на восточном берегу нашли второй такой же шест со стрелкой.
Ясно, что это указатель направления волока, в этих местах людей больше ничто интересовать не может. Тем более, что тут же валялось немало катков. Пошли по направлению, указанному стрелкой, и через 390 метров перед нами открылась река Тагенар. Два волока получаются вместо трех, причем второй не болотистый, без грязи. Молодец Вася, выручил!
А проводник все уверяет, что первый вариант лучше. Ну, думаю, надо старика уговорить, пока мы вдвоем, при народе трудней будет. По первому варианту мы с «Пингвином» еще несколько дней промучаемся, а там и вертолет подоспеет. Нет, торопиться надо.
Идем мы с Ереминым обратно, и я исподволь, осторожно новый волок похваливаю. Хотя он так и не согласился, что второй путь легче, но в конце концов заявил, что это «почти одно и то же».
Решение двигаться по новой, более легкой трассе взбодрило ребят, и мы тут же принялись за работа. Я сделал ошибку — послушался их и не стал лишний раз возвращаться к началу первого волока за досками, которые мы подкладывали под катки. — Чего там, здесь трава, и так пройдем, — уверяли меня. В результате этот самый короткий волок отнял у нас гораздо больше сил, чем предыдущий. «Пингвин» несколько раз соскальзывал в грязь, приходилось снова поднимать его на катки. Ветра давно нет, солнце палит, жара 30°, а одеваться нужно потеплее, иначе комары и оводы прокусывают через одежду.
Зато третий волок длиной около четырехсот метров мы прошли менее чем за четыре часа. Правда, он был сухой, не болотистый. В одном месте встретилась вода, но она оказалась глубокой, и мы провели швертбот на бечове.
Утром 25 июля «Пингвин» заколыхался в холодной воде Тагенара. Тут Володя Сметанкин открыл купальный сезон — устанавливая откидную колонку, уронил в воду болт, которым она крепится к транцу. Где вы в тундре достанете такой болт? Володя, не раздумывая, сигает в воду и начинает копаться в иле. Под илом — никогда не тающий лед. Вынырнет, весь синий, и обратно.
— Все, — кричу, — вылезай, заболеешь!
— В последний раз! — отвечает. Ныряет и появляется... с пропавшей деталью.
Ошвартовались в заливчике, образованном крутым поворотом русла. Река здесь шириной метров шесть, над водой нависают густые заросли кустов, высокие деревья, цветы. Тропинок никаких: но отчетливо видны свежие следы медведя. Настоящие джунгли — заполярные... На зеленой полянке в десяти метрах от берега стоит столбик, на нем почерневшая металлическая пластинка с каким-то текстом. Намазываем пластинку зубной пастой, вытираем и разбираем забелевшие буквы:
РЕПЕР № 1
ХАТАНГО-ПЯСИНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ СИБ. ГУ 1934 г.
ХАТАНГО-ПЯСИНСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ СИБ. ГУ 1934 г.
Ниже появилась вторая табличка:
ЯХТА ПИНГВИН 1970 г.
На «Пингвине» каждая вещь имеет свое раз и навсегда определенное место, чтобы протянул руку — взял, иначе в каюте будет не повернуться. Много часов разбираем, сушим и укладываем имущество, потом устраиваем нашим помощникам, с которыми за пять суток успели подружиться, прощальный обед и отчаливаем. С нами остается один проводник.
Не запуская мотор, сплавляемся по течению. Река извилистая, поворот за поворотом, течение прижимает к берегу. Несколько раз задеваем мачтой за ветви почти смыкающихся над водой деревьев. Вскоре начался лабиринт заросших травой озер — на участке Тагенара протяженностью пятьдесят километров насчитали десять водоемов; без проводника пройти их было бы очень сложно. Несколько раз прыгаем в воду и протаскиваем швертбот по мелководью.
Наконец, Тагенар стал шире, берега обрывистее, мы поставили паруса. Легко в этих местах охотиться: уток тьма, а таких огромных и ленивых зайцев я вообще впервые увидел. Неожиданно поперек реки — сети. Берем вправо к берегу, где нас встречают два изумленных рыбака. Парусов здесь, очевидно, вообще не знают, так что дар речи они обрели не сразу. Выясняем у них, что это уже устье Тагенара и вскоре входим в реку Волочанка, где видим на берегу одинокий чум. Пристали, опалили трех уток и отправились дальше, но уже с пассажиром — нас попросили доставить в больницу поселка Волочанка шестилетнюю Олю Питта, накануне сильно порезавшую ногу. Девочка скоро освоилась и перестала дичиться.
Сижу на руле и пытаюсь держаться фарватера. Вдруг вижу: на берегу на опушке человек стоит. Всматриваюсь — что-то уж больно крупный мужчина. Подходим ближе и видим, что стоит на задних лапах и внимательно нас разглядывает сам Топтыгин. Огромный такой, спокойный... Не знаю, кто больше обрадовался, Оля или я. Подошли совсем близко. Тут Володя громко свистнул, медведь, не торопясь, опустился на все четыре и побрел в лес.
В Волочанке мы расстались с проводником и девочкой. Рассчитывали здесь подлечить наши моторы, но нам сказали, что через день-два река дальше совсем обмелеет и «Пингвин» застрянет. Надо срочно уходить, но ветер встречный, а моторы не работают. Что делать? — А вон, — говорят,— «Елитивье» отходит. Попроситесь на буксир.
Пошел я по пристани, вижу, стоит старый колесный пароходик. Заходит он сюда один раз в неделю, на риск самого капитана. Когда я подошел, с него уже концы отдавали. При-хватились мы на буксир и пошли по реке Хета. Володя на ходу занимался ремонтом «Л-6» и на подходе к реке Хатанга даже завел его. Несмотря на встречный ветер, попрощались с командой и отдали буксир.
Через несколько часов ветер поутих, мы подошли к берегу, почистились, надраились, чтобы в арктическом порту Хатанга швертбот выглядел, как и полагается судну.
30 июля. Ветер попутный, балла два, солнце. Белоснежный «Пингвин» под парусами входит в акваторию порта. Нас встречают — приближается буксирный катер, с которого старый знакомый, корреспондент ТАСС Шинкаренко на ходу передает нам пять центральных газет с заметками о походе «Пингвина».
Когда я начинаю рассказывать о замечательных людях Хатанги, меня не остановить. Поэтому скажу только, что помочь нам старались все.
Удалось сменить генератор, сменить насос охлаждения «Л-6» и треснувший баллер руля, получить новый якорь взамен утерянного при швартовке, рисованную карту реки Хатанга и т. п.
Несмотря на поздний старт, из Хатанги мы вышли 9 августа — раньше, чем было намечено по плану. Экипаж «Пингвина» пополнился: к нам присоединился москвич В. В. Книппер, корреспондент газеты «Водный Транспорт».
Миновали остров Джон-Ары и свернули с Хатанги в реку Новую. Пройдя по ней семь километров, увидели уникальный зеленый массив — самый северный в мире пес.
К вечеру поднялся встречный ветер до восьми баллов. Мы встали на якорь с подветренной стороны острова Табу-Ары, а когда немного утихло, снова пошли вниз по Хатанге. Обстановка здесь имеется, но идти все равно трудно — туман, крутая встречная волна, штормовой ветер. В днище открылась небольшая течь — качка на реке отражается на корпусе и его наборе больше, чем в море. Несколько раз выходили на берег, находили строения, домашнюю утварь, шкуры, даже оружие с патронами, но людей нигде не встречали. Река местами раздвигается до восьми километров, так что в порт Хатанга заходят морские суда. 11 августа вошли в Хатангский залив.
Море Лаптевых — седьмое море «Пингвина». Идем под парусами в бейдевинд правого галса вдоль приглубого восточного берега залива и к вечеру следующего дня подходим к мысу Косистому. Течь не прекращается, решено просить какой-нибудь попутный пароход поднять нас на борт для ремонта корпуса.
Встретили небольшой теплоход «Хасавьюрт», быстро застропили яхту и поднялись на палубу, а через два с половиной часа «Хасавьюрт» подошел к большой группе судов и встал на якорь — дальше дороги нет, льды.
Книппер мечтал побывать в заливе Ахматова (остров Большевик, Северная Земля), попытаться найти предполагаемое место гибели экспедиции Русанова, пропавшей в Арктике шестьдесят лет назад. Такой заход намечался по одному из вариантов плана, но ледовая обстановка в море Лаптевых помешала его осуществить.
На третьи сутки авиаразведка сообщила, что в северной части залива появился небольшой проход. Снялся с якоря и пошел в указанном направлении танкер «Жиганск», а у него в кильватере — «Хасавьюрт».
16 августа впереди открылись большие участки чистой воды. Лед стал три-четыре балла, появилась зыбь. Из-за качки с углами крена до 35° теплоход шел переменными курсами. Волнение улеглось только через сутки, и в полдень «Пингвин», наконец, был спущен на воду в шести милях от южной оконечности острова Муостах.
Прошли траверз маяка Муостах, продвигаемся вдоль берега в направлении дельты Лены. Снова разыгрался северо-восточный ветер, но вода чистая, идти можно. На руле Сметанкин. Только налил я себе кружку кофе — толчок, сели на мель. Как выяснилось, Володю винить не приходилось, он правильно оставил красный буй слева, но тот был сорван со своего места и сам находился на мели. Конечно, можно было почувствовать опасность, но здесь уже нужен моряк-профессионал. Море Лаптевых, как и другие арктические моря, опасно своими отмелями, которые простираются очень далеко от берега. Их не всегда заметишь, особенно в тихую погоду, но при хорошем ветре мель нетрудно определить по бурунам.
Прыгаем в воду, протаскиваем! швертбот на глубокое место и запускаем мотор. Крупная зыбь раскачивает корпус, винт сразу же касается песка, мотор останавливается, и мы снова на мели. Все это повторяется несколько раз. В конце концов проходим у берега, в опасной близости к бурунам, поставив паруса и отталкиваясь баграми. Удаляемся от отмели очень медленно, так как с поднятым швертом «Пингвин» сильно дрейфует. Согнули полукольцо колонки «Л-6», идем полным ветром под парусами.
В полночь прошли траверз поселка Быковский. Ветер усилился до семи, порывами до восьми баллов, высокая попутная волна затрудняет управление. Ищем убежища в широкой Быковской протоке, но подходящих для стоянки заливов нет. Несколько раз пробовали встать у берега на якорь, но тут же снимались — легкий якорь с гидросамолета, подаренный нам в Хатанге, держал плохо, швертбот тащило на прибрежные камни.
За нами постоянно гнались высокие водяные валы, впечатление такое, что вот-вот догонят. Кто-то высказал опасение, что волна побольше может вкатиться в кокпит с кормы. Но в чистый фордевинд «Пингвин», видимо, шел чуть-чуть быстрее, чем эти валы, хотя мы убрали стаксель и зарифили грот.
По плану намечалась стоянка у полярной станции Столб, но швертбот промчался мимо. Это было настоящее штормовое плавание, причем в течение тридцати с лишним часов мы не имели ни минуты передышки. Чтобы переложить румпель, приходилось наваливаться на него вдвоем.
Открылся остров Столб — высокая отвесная скала, за которой нам, наконец, удалось найти защищенную бухточку и укрыться. Отдохнули, починили (в который раз!) мотор, привели в порядок судно. 19 августа шторм улегся, мы пошли вверх по Лене и к ночи прибыли в самый северный поселок на реке — Тит-Ары, где я встретился с сыном, несшим здесь в период навигации службу от полярной станции Столб.
Утром 21 августа покинули Тит-Ары и сутки шли при отличной погоде. Временами даже штилело, тогда мы включали моторы, которые почему-то перестали капризничать, словно предчувствуя скорый отдых. В 12.20 следующего дня финишировали в Тикси.
Поставленная перед экипажем «Пингвина» задача была выполнена. Как я докладывал в Москве, потребуется, по-видимому, соорудить всего один шлюз, который «уровняет» Авамский и Тагенарский бассейны, и Южно-Таймырский водный путь станет реальностью.