От Черного моря до Ледовитого океана на швертботе «Пингвин»

Рассказы о походах швертбота «Пингвин» настолько не укладывались в обычные представления о плаваниях под парусом, что казались фантастикой. Хотелось услышать обо всем этом из первых уст, лично увидеть человека, который на маленьком паруснике прошел три полярных моря и труднейшие для судовождения реки Крайнего Севера. Но встретиться с капитаном дальнего плавания Янцелевичем оказалось нелегко. Шли месяцы, теплоход «Димитрово» бороздил воды то одного, то другого океана. Наконец, однажды в редакцию принесли телеграмму: «11 апреля «Димитрово» приходит Ригу тчк Янцелевич».

Когда я в назначенный день появился в кабинете диспетчера рижского трансфлота и поинтересовался, где стоит «Димитрово», то получил неожиданный ответ: «На рейде порта Вентспилс. Когда придет к нам — понятия не имеем. Начался паводок, без ледокола «Димитрово» из Вентспилса не выйдет, а ледокол у нас один — вот он стоит, — диспетчер подошел к окну, — только что пришел. Ночью пойдет за новым караваном, а войдет ли туда «Димитрово», не знаю».

Теплоход встал у причала рижского порта только через три дня. Из-за непредвиденной задержки вся стоянка получалась часов сорок. А потом снова в море на несколько месяцев, постоишь в порту два-три дня и опять меряй волны. Поэтому-то и стремятся моряки провести долгожданный отпуск «подальше от водички» (теплые края не в счет), чтобы по-настоящему почувствовать землю под ногами. Правда, не все.

— Ходить под парусом мечтал с детства. На этой почве в 11 лет выдержал первый житейский шторм,— усмехнулся Анатолий Савельевич. — В 1927 году вдвоем с приятелем стащили чью-то лодку: хотели поставить мачту и пройти из родной Константиновки в Азовское море. Поход, естественно, закончился в милиции.


Окончив в 1940 году морское училище, Янцелевич резонно полагал, что вся его дальнейшая жизнь будет связана с морем. Но война смешала планы. Служил н в авиации и в артиллерии, попал в окружение, два года воевал на Украине в партизанах, и только в конце 1943 года вернулся на флот.

После войны Янцелевич не терял связей с партизанским краем, навещал боевых друзей. В 1958 году, уезжая с берегов Днепра, пообещал, что в следующий раз придет сюда на яхте.

— Сейчас легче строить. Смотрю ваши «Катера и яхты» — хорошие проекты, есть из чего выбирать. А ведь тогда я в течение многих лет не мог найти нужного мне судна, которое могло бы ходить и по морю, и по озеру, и по мелкой речушке. И только в 1959 году, попав в ГДР, приобрел чертежи распространенного там швертбота «15» конструкции Алтбрехта. Называется так по площади парусности — 15 м²; есть еще швертботы «20» и «25». Строил в Риге, в яхт-клубе при местном судоремонтном заводе. В 1961 году отправился в первый поход: Рига — Ленинград — Мурманск.

Еще до начала беседы я записал данные швертбота: длина 6,55 м, ширина 2,15 м, высота борта 0,59 м, осадка 0,17 м (со швертом 1,12). Тип вооружения — бермудский шлюп. Площадь грота 11,5 м², стакселя 4,8 м², спинакера 14 м², обмерная площадь парусности 16,3 м². Водоизмещение в полном грузу 1,5 т. В каюте два спальных места.

— Ходили мы и вчетвером, и даже как-то впятером, половина экипажа при этом размещалась на ночь в кокпите, в спальных мешках. А вообще предпочитаю плавать вдвоем — в смысле комфорта наш «Пиня» подкачал, рубка низкая, узкая, сидеть и то неудобно, так что втроем уже тесно. Если бы сейчас строил, наверное, выбрал бы что-нибудь иное. Хотя с другой стороны, если идешь вдвоем — никогда не выспишься, через каждые несколько часов вставай на вахту. Буду ли менять лодку? Навряд ли, привык уже.

В первый рейс пошли со мной трое друзей с рижского судоремонтного. На второй день стало здорово поддувать. Ну, думаю, сейчас получим «боевое крещение». И точно, в проливе Мухувяйн попали в первый шторм. Смотрим, ничего, вроде бы мореходен наш швертботик, отряхнется от волны, и на следующую. Действительно, как пингвин.


Нет, название он получил еще до похода. Дело в том, что лес для постройки я приобрел давно и несколько лет возил его с собой по морям на «Кооперации» — исследовательском судне, которым я тогда командовал. Как-то наши научные работники взяли на борт семейство пингвинов. Куда их деть? Поместили в корму, на мой лес, так они до конца рейса его в такой непотребный вид привели, что я ахнул, когда увидел. Все мои друзья об этом эпизоде знали. И вот, наконец, лодка готова, можно спускать, а имени нет. Объявил конкурс. Когда подошел срок, все хором сказали — «Пингвин!»

В следующем году совершил, пожалуй, самый спокойный поход. Дошел без происшествий до Ростова, где и оставил швертбот на зиму. А в 1963 году решили с друзьями идти на юг. Мечталось о теплом плавании, о солнце, о морских ваннах... А угодили в такой переплет, что до сих пор поеживаюсь.

Сразу за Туапсе попали в знаменитую новороссийскую бору. С берега ударил такой ветер, что от Джубга и до самой Анапы мы сутки не ели, не пили — некогда было. Вообще-то я знал, что такое бора, но совсем не рассчитывал испытывать ею свой швертбот. Пронеслись мимо Новороссийского порта. Все суда, даже супертанкеры, отстаиваются на рейде, ветер до 11 баллов, а мы мчимся! Временами «Пингвин» даже глиссировал. Я дрожал за корпус, но ничего, пронесло. За Анапой поутихло, осмотрели лодку — в порядке. Только подвесной мотор после этой встряски почему-то отказался работать. Когда шли на Батуми, намучились — течение встречное, сильное, а ветер слабый, часто тоже встречный. Вышли днем из Сочи, к утру осмотрелись — вроде Адлер, а потом вдруг на берегу вылезает телевизионная башня — снова отнесло к Сочи.

В Батуми команда распалась. Я полетел в Поти искать другой мотор и там в яхт-клубе встретил своего будущего товарища по многим плаваниям — Тамази Зоидзе, которого мне отрекомендовали как довольно опытного яхтсмена.

— Пойдешь со мной на швертботе? — Пойду. — Раньше на таких лодках ходил? — Нет. Ладно, выбрали мотор, навесили, завели, вышли за брекватер — скис. Мотор скис, не Тамази, хотя было от чего — болтаемся милях в трех от порта час, другой, третий, ветра нет, мотора нет. Так больше и не завелся. Кое-как с двумя бракованными моторами дотянули до Одессы. Поставил здесь лодку на зимовку, решив следующим летом выполнить данное друзьям обещание и дойти до Днепра.


1964 год был для меня знаменательным во многих отношениях. По линии мореплавания — впервые посетил Японию, прошел Панамским каналом, короче, обогнул земной шар. И, наконец, дошел на швертботе до излучины Днепра, где находился Велико-Букрынский плацдарм — мой партизанский край. «Пингвин» идет вдоль знакомых, знакомых берегов, скоро село Григоровка, куда я шесть лет назад обещал прийти под парусом. А ведь когда обещал, не было даже чертежей лодки! Немного не доходя Григоровки остановились — общий санаврал, приводим в порядок себя и швертбот, к вечеру подходим и салютуем ракетами, которыми двадцать лет назад был подан сигнал начать переправу через Днепр.

Оставил «Пингвина» в Киеве и улетел. Думал на этом поставить точку на крейсерских плаваниях — цель достигнута, можно и «нормально» отдохнуть. Но прошло несколько месяцев, и я поймал себя на том, что обдумываю новый поход.

Маршрут получался вроде бы небольшой: Киев — Калининград, но... оказалось, что ни одна душа не знает, как водным путем пройти от Днепра до Балтики. Значится, например, на всех новейших картах Огинский канал. Все в порядке, по нему и пойдем, Приходим в Пинск и вдруг слышим от местного жителя, что этот канал давно пересох. Как так? Ведь на карте он обозначен как судоходный! Идем в речную службу, там нам шпарят прямо по Марку Твену: рады, что можем ответить на ваш вопрос сразу — не знаем. — Хорошо, а по какой-нибудь другой воде можно до Калининграда добраться? — Тоже не знаем.

Канал, действительно, не судоходен уже бог знает сколько лет. Мы шли наугад, чувствуя себя первооткрывателями, не зная, какой следующий водоем ждет нас впереди. Попали в сплошные болота, хорошо — встретили охотника, вызвался нас проводить. Передвигались и волоком и под мотором, но в основном все-таки под парусом. Швертботу пинские болота — хоть бы что, сантиметров на тридцать водички есть, и ладно. Представляете, ветер сильный, но волнения никакого, «Пингвин» несется бесшумно, чуть шурша форштевнем о заросли. Впереди деревня. Гуси с болота врассыпную, собаки лают, жители крестятся, протирают глаза: что за наваждение, по болоту парусник мчится! Да, пугали так народ вплоть до реки Ясельды, откуда по каналу должны были выйти на реку Щара. Канальчик, оказалось, высох начисто. Устроили облаву на знающих людей и выяснили, что до следующей воды доберемся только на «машине. Утром в деревне выпросили грузовик с прицепом, настелили доски и тронулись потихоньку. Одна дорога — тупик, вторая — тупик, проколесили километров 100, наконец, добрались до города Слоним, где краном спустили «Пингвина» на речку.

В некоторых местах здесь до сих пор наплавные мосты сохранились, со времен войны. Открывают их раз в неделю, в лучшем случае два. Стоишь перед таким мостом, просишь, чтоб открыли — ни в какую. По два дня, бывало, теряли. Но маршрут прошли.


1966 год: Калининград—Таллин—Ленинград. Еще раз испытал свой швертбот в настоящем морском походе. Все время резкий штормовой ветер, волна высокая. Погода нам весь план поломала. Должны были идти из Таллина в Ригу, но из-за сильного зюйда взяли курс на Ленинград. В море «Пингвин» достаточно остойчив. При постройке были допущены некоторые отклонения от проекта, в частности, флоры поставили выше, чем нужно, поэтому и каюта такая низкая. Но зато улучшилась остойчивость.

Следующим летом познакомились с восточной Карелией. Когда шли на Петрозаводск, попали в хороший шторм, вымокли почище чем в море. На Онежском озере зашли с сыном на островок Маячный (500X280 м), где он в течение года проходил практику, когда учился в Арктическом училище.

Должен сказать, что красивее мест, чем в Карелии, я за все свои путешествия не встречал.

На Онежском корпус вдруг потек. Не очень сильно, но мы все-таки заторопились к финишу — в Москву.

Теперь почти все крупные реки, озера, моря и водохранилища Европейской части СССР были позади, и я задумал иное плавание. Как-то прочитал в настольном календаре «Человек и стихия» статью «Забытая река». В ней рассказывалось о северной реке Пясина, по которой лет 400 назад ходили казаки, поморы. Прочитал, и самому захотелось пройти этой древней «военно-торговой» дорожкой. Кроме того, надоело слушать, будто парус — привилегия умеренных и южных широт. Я-то знаю, что парусным спортом можно заниматься в любых уголках нашей страны. Все это вместе и определило характер нового похода. Понимая, что плавание будет трудным, разработал девять возможных вариантов маршрута.

---

В дверь постучали. Стоянка короткая, дел у капитана невпроворот, вот и сейчас он решает сразу несколько вопросов, а я пока просматриваю судовой журнал, заполненный на борту «Пингвина» в 1968 году. Первые страницы — девять детально разработанных маршрутных вариантов. Все походы Янцелевнча вообще отличаются тщательностью подготовки: подробнейший общий план, запросы о навигационной обстановке во все пункты будущего маршрута, полный перечень снаряжения.

---

— Идти на север на «Пингвине» в том виде, в каком он оказался после семи походов, было нельзя. Обшивка, как-никак, из сосны, корпус насчитывал немало пробоин, а тут еще течь. В Москве удалось оклеить швертбот стеклотканью и поставить двигатель «Л-6» с откидной колонкой. Впрочем, в отношении двигателя «удалось» не скажешь. Откидная колонка была изготовлена насколько недоброкачественно, что приходилось все время откладывать старт. В итоге опоздали на полтора месяца, а для плавания в Арктике задержка на три дня может означать, что поход сорвался.

Когда вышли, было уже ясно, что в маршрут мы не укладываемся. Ладно, думаю, пройдем, сколько позволят гидрометеоусловия. До Беломорска шли втроем, а дальше — вдвоем, с Алексеем Кашем, полярным летчиком, отличным механиком. Если бы не он, моторная часть вообще бы не работала. Да, не раз и не два икалось, наверное, тем, кто делал эту колонку! Отказывала через каждые 30—40 минут, среднесуточная скорость получалась меньше, чем если бы мы шли без двигателя. Подвесной мотор тоже вскоре вышел из строя, так что шлюзы проходили на веслах.

Дошли до Беломорска, выбрали для стоянки место между берегом и понтонным мостом, который, как нас уверяли, был надежно закреплен на якорях, и попали в ловушку. Ночью мост сорвался и выжал нас на берег, на камни. Бегали по воде и ставили подкладки из досок, тем и спаслись. Ну, и стеклоткань, конечно, помогла.

Вдруг узнаем, что выпускать из Беломорска нас не собираются — осень на носу, ветры сильные, в общем, не дает капитан порта разрешения на выход. Оставлять «Пингвина» здесь на зимовку не хотелось, уж до Архангельска-то мы в любом случае рассчитывали дотянуть. Потихоньку смылись без разрешения.

На границе Онежского и Двинского заливов посетили остров Жижчин. Пришлось задержаться из-за ремонта «Л-6», но мы не очень жалели — у острова интереснейшее историческое прошлое, свой особенный микроклимат, так что было что посмотреть.

Только отошли от Жижчина, поднялся штормовой ветер. Повернули и пошли вдоль берега в бакштаг левым галсом. Ход хороший, ветер все крепчает, часа в четыре утра раздуло баллов до семи. На входе у портопункта Пертоминск на маяке — штормовое предупреждение. Тут и укрылись, а к вечеру следующего дня были уже в Архангельске.

Каждый год возникают трудности с ремонтом. Приходится терять драгоценное отпускное время, опаздывать со стартом. Поэтому решил обойтись без «сухопутных» услуг и в декабре забрал швертбот на борт «Димитрово». Корпусную и парусную часть ремонтировал на 99% сам. Мотористы отлично перебрали двигатель с колонкой, и к началу отпуска «Пингвин» стал как новенький.

В очередное плавание со мной пошли Каш и москвич Новиков, который в прошлом году ходил на «Пингвине» до Беломорска. Решили выходить из Архангельска и попытаться до холодов добраться до Норильска. Кто-то, очевидно с самыми лучшими намерениями, оповестил о нашем походе прессу, стало известно, что утром первого августа — в день старта нас будет ожидать у причала народ из телевидения и кино, журналисты. Мы не были уверены, что не сядем в галошу с нашими планами, поэтому снялись без шума в 4.20 утра. И сразу же — удары винта о перо руля и небольшая циркуляция. На стоянке сделали в пере вырез, вроде бы помогло, немного прошли — опять бьет. Часов через пять выяснили, что колонка задевает о перо руля при маневре «лево на борт». Зашли в Экономию — грузовой участок Архангельского порта, где еще раз изменили конфигурацию пера. Попробовали на швартовах — все в порядке, но не успели отойти, как снова внизу затукало. Идти можно, если избегать «лево на борт». Делать нечего, решили продолжать путь, тем более, что у нас имелась еще «Москва-М».

Нужно было следовать вдоль зимнего берега Белого моря до острова Моржовец, оттуда с попутным ветром пройти к полуострову Канин, пересечь его по внутренним водам, морем дойти до арктического порта Диксон, а дальше — по реке Пясина до самого Норильска.

Северный ветер не давал мелкосидящему «Пингвину» идти вдоль самого берега. Нас сильно сносило, каждую минуту можно было напороться на торосы, мимо то и дело проплывали пирамиды битого льда на отмелях. На подходе к Канину обширные мели загнали швертбот далеко в море. Этот район Белого моря не зря считается крайне трудным для плавания. Устали зверски, в 22 часа отдали якорь на глубине 2,3 м, а проснулись через шесть часов — воды под нами всего на 0,4 м. Плюнули на завтрак и заторопились подальше в море.

Шестого августа вошли в устье Михайловки — мелкой речки на полуострове Канин. Известно, что древние мореходы проходили по этому маршруту из Белого моря в Баренцево. Войти-то вошли, а вот выйдем ли — уверенности не было. Вода вдруг начала быстро уходить, и через час «Пингвин» лежал на сухой гальке. Местами дно обнажилось на несколько миль. Утром всплыли, но вскоре река разбилась на множество ручьев (по местному — «висков»). Ширина некоторых «висков» была уже корпуса «Пингвина», приходилось раскапывать их лопатами.

Девятого августа добрались до реки Чижа. Обрадовавшись, подняли парус, но очень (скоро снова сменили его на мотор — уж слишком узка и извилиста стала река. Часто садились на мели.

Когда на следующий день мы вышли в Чешскую губу, то сразу подумали: конец путешествию! Вся губа, насколько хватал глаз, была забита десятибалльным льдом. Рядом стоял караван из ледокола и двух теплоходов — «ждали у моря погоды». Только вдоль восточного побережья Канина блестела тоненькая ленточка чистой воды, настолько узкая, что мы сразу же махнули на нее рукой — тут лопата не поможет. Тоже решили ждать. Одна надежда — ветер хоть немного разгонит лед.

Пока выбирали, где встать, налетел восьмибалльный шквал, и через минуту стаксель — в клочья. Два дня зашивали.

13 августа, во время стоянки у мыса Микулкин, при сильном ветре пополз якорь. «Л-6», конечно, опять подвел, пока завели «Москву» — угнало довольно далеко.

16 августа на судах приняли сообщение о ледовой обстановке: сплоченность льда увеличилась, чистой воды не ожидается.

Нет, кое-чего дождались. Указания из Севморпароходства подойти к ледоколу «Прончищев» и... «сдаться» для следования на его палубе в Архангельск! Можете представить себе наше с Алексеем настроение (Новиков здесь с нами расстался — кончился отпуск). Протянули под разными предлогами еще день, а там подошли к борту ледокола, приняли два стропа, но у них что-то с краном не ладилось, отложили подъем до утра. А рано утром ледокол вдруг получает распоряжение срочно пробиваться в Печорскую губу,. выручать застрявшие там пароходы. С удовольствием скинули мы эти стропы, сделали ледоколу ручкой и решили попытать счастья на чистой дорожке у восточного берега. Принесет сюда завтра какой-нибудь другой ледокол — тут уж нам точно не сдобровать, «повяжут» и отправят в Архангельск.

Работал ровный северо-западный ветер. Мы шли, отталкиваясь от льдин, мечтая побыстрее выйти из пределов видимости с пароходов в губе. Наша дорожка все сужалась, а тут еще ветер стал чисто северный — нет, не пройдем, моряки прошлого следовали вдоль побережья при господствующих южных ветрах. А время поджимает, уже 20 августа. Пришлось Карские ворота и Печорское море пройти на борту следовавшего нашим курсом теплохода «Исакогорка». Вся западная Арктика вплоть до пролива Вилькицкого для «Пингвина» со второй декады августа практически непроходима. Дальше лед более разрежен.

24 августа встали у острова Белый в Карском море, откуда швертбот снова пошел своим ходом. В Диксон влетели на хорошей скорости в полдень, при солнце, с попутным шестибалльным ветром. Вот когда забываешь все трудности, все неприятности!

Да, а к вечеру погода испортилась, несколько суток ждали, пока уляжется. Но я убедился, что ждать хорошего прогноза — значит нарваться на шторм. Ушли из Диксона при плохой погоде и отвратительном прогнозе. Только вышли — затуманило, заволокло, видимость нулевая, а ветер сильный. Должен сказать, что в таких условиях никакая штурманская подготовка не поможет. В Арктике магнитные компасы работают не очень устойчиво, а морских карт этого района я так и не достал. Масса скал, камней, отмелей, идешь себе, вдруг перед самым носом открывается камень. Тут-то и сказываются преимущества швертбота: поднял шверт, проскочил и следуешь дальше.

Было уже 31 августа, когда мы вошли в устье реки Пясина. Радист Рыбаченко, который в 1967 году ходил на знаменитой «Щелье», говорил, что как-то хотел с приятелем пройти в сентябре по этой реке до Норильска, но замерз и повернул обратно. Это на хорошем катере. Ладно, думаю, попробуем.

Первого сентября температура — минус два, третьего — минус четыре. Тент как стеклянный, в каюте надышим — капель начинается. По утрам палуба обледенелая, шкоты тоже. А идти очень трудно, карт нет, только «синька» с карты-схемы 1933 года, да и то одного участка — от устья реки Дудыпта до поселка Валёк.

От самого устья вех никаких, мелководье. Вдруг смотрим — изба, дым идет, псы лают. Потом женщина вышла. Спрашиваем, как нас учили: Охотник Зайцев здесь живет? — Здесь. Слава богу, не заблудились.

Идем очень осторожно, многие проходы, обозначенные на нашей «синьке», давно высохли, другие ведут в тупики. За первый день на реке прошли, например, всего 17 километров. Блуждаем, бывало, по нескольку часов, а дорогу у кого спросишь — край девственный.

Четвертого сентября подошли к указанному на схеме населенному пункту Белогорск. Может, сорок лет назад он и был населенным, а сейчас там — ни души.

Еще до старта нас пугали Пясинскими порогами. Первые три мы одолели без труда, но вскоре мрачные пророчества начали сбываться.

В трех километрах от своего истока — озера Пясино — река делает очень крутой поворот, за которым мы вдруг попали в «кипяток». Вода, действительно, будто кипит — скорость течения здесь, как мы потом узнали, свыше 17 километров. Может быть, первый раз за все плавание у нас исправны оба движка, врубаем их на полный, и ни с места! Возьму ближе к середине — несет назад, чуть в сторону — водоворот крутит на месте, а вперед никак. Вдруг ветер налетел, сильный, но очень неровный. Я быстренько стаксель поставил — нет хода, поднял грот — что-то задвигалось. Полметра пройдем и опять останавливаемся. Рискнул взять левее, ближе к камням. Оказалось, правильно, потащились черепахой под полными парусами и двумя двигателями. Два километра шли четыре часа.

К озеру вышли уже затемно. Пока ужинали, тучи разошлись, озеро пересекли спокойно, отдыхая.

Финишировали 11 сентября в поселке Валек — пригороде Норильска. Какой нам прием закатили! Я-то, признаться, из всех норильских впечатлений больше всего запомнил замечательную, настоящую баню. По местному телевидению заставили выступать. Отдохнули четыре дня и 15 сентября вылетели в Москву.

---

О своих планах на будущее капитан сначала говорить отказался. — Вот закончу новый поход, тогда и пишите. Не, хочется потом краснеть, если сорвется. А конечно есть наметки. Направление? Ясно какое — север.

Ну, это же логически напрашивается! Таймыр мечтаю пересечь, Таймырский полуостров. Первый из известных нам походов по Южно-Таймырскому водному пути был совершен в 1609 году — этим годом датирована составленная в Москве карта севера России и Сибири, на которой довольно верно нанесены устья Пясины и Енисея, берега Гыанского полуострова. Старт планирую на 20 июня: Норильск, Хатанга, если повезет, дойду до Тикси. Не знаю, уложусь ли в сроки, завтра ухожу на Кубу, опоздаю обратно на неделю — вот и нет похода.

Нет, о составе команды умолчу, сам пока выясняю.

Еще через год? Ну, этого уж я вам не скажу, и предполагаемого маршрута не назову, рановато. Направление? Ясно какое — север...

---

Статья уже была набрана, когда пришло известие, что «Пингвин» вышел в новый поход. Вместе с Янцелевичем идут кузнец из Норильска В. Сметанкин и радиоинженер из Москвы В. Князьков. Экипаж рассчитывает пересечь Таймырский полуостров, пройти море Лаптевых, Восточно-Сибирское море и попытается достичь Чукотки. Перед выходом в этот трудный и долгий рейс швертбот был оборудован судовой радиостанцией.