Читатели всех стран, всех возрастов, всех профессий ждут, ищут, "глотают" романы Жоржа Сименона. Среди книг, которые Фрэнсис Чичестер взял с собой, отправляясь в кругосветное плавание на "Джипси Мот", он обнаружил еще не читанного "мегрэ", и очень этому обрадовался:
— Очень люблю Сименона. По-моему, трудно превзойти его в яркости психологических характеристик и умении передать атмосферу, в которой развертываются события. Сименон добивается потрясающей яркости образов всего несколькими словами.
Этот отзыв приводится в статье Э. Л. Шрайбер: «Сименон — придуманный и подлинный» («Литературная газета» от 20 мая 1970 года). Характеризуя личность и творчество романиста, рассказывая о его жизненном пути, автор пишет, в частности, о Сименоне "плавающем и путешествующем".
Ранней весной 1928 года трое в лодке не считая собаки вышли из Парижа в дальнее плавание по Сене...
Трое в лодке? И собака? Постойте, ведь это уже где-то было! Ну да — в знаменитом романе Джерома К. Джерома, изданном в 1885 году, когда автору было 25 лет.
Сименону было столько же, когда он отправился в свой первый рейс по рекам и каналам Франции.
Из воспоминаний Сименона мы узнаем, что еще подростком он зачитывался Марком Твеном, Джеромом К. Джеромом, Джозефом Конрадом и тогда же решил, что его призвание — стать писателем-юмористом и... моряком.
Захлебываясь от смеха, он плыл с незадачливыми героями Джерома по шлюзам Темзы от Лондона до Оксфорда. Вместе с Гекльберри Финном мчался на плоту по широкой и могучей Миссисипи, спасая беглого негра Джима. А читая роман Конрада «Сердце тьмы», юноша воображал себя на легкой негритянской пироге, несущейся по Конго.
Чтобы путешествовать, нужны деньги. 1924—1927 годы заполнены поистине каторжной работой для разных журналов. Один из этих журналов он заполняет сам от первой строки до последней. Его рабочая норма фантастична — 30—40 страниц в день, то есть от одного до полутора печатных листов! Написаны уже десятки романов и многие сотни рассказов. Только издателям известно, что под двумя десятками псевдонимов скрывается один автор — Жорж Сименон, Он полон сил и не унывает, потому что видит перед собой другие цели.
Но все-таки поденщина засасывает, пора из нее вырываться. Пора идти в большую литературу.
И вот средства накоплены. Можно по случаю приобрести недорогую четырехметровую лодку. И мотор к ней. И байдарку, в которую будут уложены палатка, одеяла и все остальное.
Он преисполнен радости и гордости, понять которые может только тот, кто также годами вынашивал мечту, упорно и трудно добиваясь ее осуществления.
Сименон называет лодку "Жинеттой" — уменьшительным именем жены. Тщательно укладывает все необходимое для плавания и, конечно, пишущую машинку.
В пути он по-прежнему, изо дня в день, выстукивает десятки страниц и высылает их в редакции. Впечатлений масса — новые места, люди, ситуации. И он окончательно "заболевает водой".
«Конец гостиницам, домашним пансионам в горах и курортам. Каждым новым летом вы снова потянетесь к воде. И каждое новое лето вам захочется плавать на судне больших размеров, большего водоизмещения, более приспособленном для автономных плаваний. После рек и каналов вас потянет к морю, вы изведаете его бесконечную прелесть и бесконечную даль.»
Уже в следующем году он закажет одномачтовый парусник, десятиметровый "Остгот", и три счастливых года проживет на борту, неохотно сходя на берег. Он будет неутомимо бороздить воды рек и каналов Франции, Бельгии, Голландии, Германии. Не торопясь, останавливаясь в каждой гавани, обойдет берега Норвегии до Нордкапа, Будет по месяцу, по два, в любое время года стоять на якоре в бухтах крошечных островков по всему атлантическому побережью Франции.
Зимой 1931 года он продает "Остгот" и следующим летом плывет с неграми по Конго — ведь он обещал себе в юности, что повторит путь Джозефа Конрада.
Еще через год он приобретает двухмачтовую шхуну "Аральдо", на которой проходит вдоль и поперек Средиземное море. В 1935 году отправляется в кругосветное плавание и пересекает оба океана.
С того памятного дня, когда "Жинетта" отчалила от пристани в Париже, не проходило и года, чтобы Сименон не прожил хотя бы несколько месяцев на воде или у воды. А ему уже 67 лет. Подавляющее большинство произведений написано на борту корабля или на берегу реки, озера, моря. Водная стихия "работает" в них и как фон, на котором развертываются события, и как двигатель сюжета, и как эхо душевного состояния героя. И если это не Сена, на которую буквально в каждом романе о Мегрэ комиссар задумчиво смотрит из окна своего кабинета на Кэ д'Орфевр; если это не канал или пруд, куда убийца бросает свою жертву; не яхта и не мост, под которым живут бездомные бродяги; если действие происходит на суше — все равно в произведении присутствует вода в виде снега, дождя или тумана, заволакивающих небо и создающих атмосферу, которая так характерна для романов Сименона.
Часто сами названия произведений говорят о морской тематике: "Наше море", "Шестой континент", "По меридианам", "По течению", "По морским просторам", "Баржа с двумя висельниками", "Возчик с баржи "Провидение", "Пассажир с "Полярной лилии", "Дом на канале", "Шлюз номер один", «Порт туманов» и многие другие.
Позже Сименон решительно перечеркнул почти всю продукцию периода двадцатых годов, когда он был вынужден ради заработка пойти на компромисс с собой как с художником, и не впустил ни одного из тысячи печатных листов той литературной шелухи в собрание своих сочинений, насчитывающее уже 60 томов и все еще не завершенное.
Но теплую память о первом плавании Сименон сохранил. Никогда ничего не изменяя при переизданиях своих романов, он дважды переделывал первый вариант путевых записок, давая им разные названия. Почему?
Потому что это плавание было не только осуществлением детской мечты, и, тем более, не просто прогулкой, отдыхом, способом развлечься, убежать от скуки. Все варианты путевых записок включают в себя яркие сатирические зарисовки людей, играющих в моряков, удивительно напоминающих героев Джерома К. Джерома, щуплых бездельников в пенсне на ниточке.
Мужчины в белых выутюженных брюках, дамы в светлых туалетах на шлюпках всех типов кружат между двумя мостами или шлюзами.
Кассир в робе матроса и адмиральской фуражке, делая круги по Сене на рыбацком ялике с трехсильным мотором, зычно командует сам себе:
— Готовьсь к развороту! Подать на четверть правым бортом! Полный вперед!
Таких устраивает вода ласковая, тихая, покорная, как пони, впряженный в детскую повозку в зоопарке, для них она не больше чем игра, забава.
Нет, поэзия воды не в этом.
Вот страничка из очерка "По течению".
«Море... Я говорю о настоящем море, в которое бросаешься на маленьком суденышке, со стесненной грудью, с биением в висках, почти без памяти. Поначалу оно опьяняет и подавляет вас, пропитывая солью кожу и легкие, заставляя кровь быстрее бежать по артериям и наполняя мозг пляской отрывочных видений. Оно во много раз крепче самого крепкого алкоголя. Ваши щеки пылают, и вы испытываете то чувство отрешенности, которое вызывается бесконечным равномерным колебанием волн.
Море вливается в вас как физиологический раствор, со всем, что оно несет с собой — хлопающими парусами, пеньковыми тросами, заклинивающимися блоками, какими-то никогда не виданными на рынках рыбами, от чешуи которых распухают пальцы, фиолетовым горизонтом, предвещающим грозу, и таким яростным прибоем, что кажется — вот сейчас все вокруг будет разбито.
Но это проходит, возбуждение падает. Спишь без снов. И только тогда начинаешь жить жизнью воды.
Река... Мостовые арки, которые сужаются по мере того как вы к ним приближаетесь. Течение, которое кажется таким благоприятным, но коварно и незаметно уводит судно в сторону. Подводные скалы. Илистая мель, в которой так легко увязнуть, или каменистая, на которой рискуешь остаться с распоротым днищем. Тревожные гудки буксира. Шаланда, закупорившая всю ширину канала. Мотор, который может в любую минуту заглохнуть. Дождь. Холод. Жара. Комары. Растрескавшиеся ладони. Изнурительные переходы... Но не в этом ли и заключается прелесть жизни на воде?
Вода, является ли она морем, рекой или каналом, требует от вас прежде всего усилий. И в этих усилиях, которые мы затрачиваем, чтобы понять и обуздать ее, я вижу подлинную, глубокую поэзию».
И еще — надо знать свое дело.
Вода — это ремесло, которому надо терпеливо учиться, которое незаметно впитывается в вас, это испытание воли и мужества. И тому, кто способен на усилие, кто овладеет ремеслом, кто преодолеет и восторги и страхи, тому судно становится домом, все равно, шхуна это или маленькая моторка. Здесь имеет значение не форма, а суть. Но это еще не все.
Плавая и путешествуя, познаешь страну и мир. Банальная истина? Да, но для всего, что в тот переломный 1928 год задумал Сименон, ему нужно было постичь не только "душу воды", но и души людей. Он жадно смотрит вокруг, но теперь видит все не глазами писателей, книги которых читал в юности, а своими собственными. И зарисовки людей, пейзажей, разговоров на канале — это первые реалистические пробы Сименона.
В этом реальном мире все расколото. Плывя меж берегов, он всюду натыкается не на приключения, а на контрасты. Чванным, лощеным носителям знаков аристократических яхт-клубов он противопоставляет простых матросов, тружеников рек и каналов, рождающихся, справляющих свадьбы и умирающих на баржах. Над первыми он едко издевается, ко вторым относится с глубокой симпатией, сочувствием и уважением, потому что они знают воду, ее нрав и повадки, умеют с ней ужиться. И он счастлив, когда его принимают за своего, когда владелец бистро никак не может взять в толк, какой груз он везет на "своей барже".
До этого плавания Сименон был талантливым ремесленником литературного цеха. Теперь, на воде, он понял и оценил скромное величие Ремесла с большой буквы. И дугообразный десятикилометровый туннель на плато Лангр, не освещенный ни единой лампой, из которого он вырвался в сияющую и быструю Сену, кажется символом этого перехода от одного этапа творчества к другому.
В следующем году, уже на «Остготе», он напишет свой первый настоящий роман, задуманный, вероятно, еще на «Жинетте», своего первого «мегрэ» — «Питер Латыш». И впервые поставит свое подлинное имя.
Сименон боялся судьбы Джерома, который замыслил книгу о достопримечательностях, шлюзах и пейзажах Темзы, и рассовал все это по главам, подкрепив их для занимательности "юмористическими подпорками". Но издатель, ни минуты не раздумывая, безжалостно выбросил в корзину почти все, кроме анекдотов. Получилась веселая книжка, о которой критики писали, что это шедевр "вагонной литературы".
Сименон не отбросил "юмористических подпорок", но отвел им надлежащую роль и место в своем творчестве. И если он стал писателем, каким его сегодня знает мир, то это потому, что сумел, как он сам пишет, "познать земной шар вдоль и поперек", во всем многообразии природы, климата, городов, нравов, получить доступ в разные социальные слои и одинаково свободно чувствовать себя в рыбацком кабачке, на ярмарке или в салоне банкира.