Шесть человек — экипаж советской яхты «Сириус» — выстроились на пирсе морского яхт-клуба «Котвица». Они принимали поздравления как своих соотечественников, так и хозяев — польских яхтсменов — по поводу первого и успешного выступления команды СССР в международных крейсерских гонках. Позади остались 140 миль дистанции, 45 часов напряженной борьбы не только за Приз Командующего военно-морским флотом Польской Народной Республики, но и за путевку в жизнь новой советской яхте «Л-6».
Первый лоход, первая гонка с серьезными противниками — и второе место! Это почетный результат, который делает честь как экипажу яхты, так и ее конструктору.
Сказать по правде, десять дней назад, когда нас провожали в Ленинграде, мало кто надеялся, что первый же выход нашей новой яхты на международную арену принесет ей призовое место.
«Сириус» — так называлась наша «шестерка» — был спущен на воду буквально за несколько дней до похода, и команда едва успела ознакомиться со своим судном. Можно считать, что плавание до Гдыни было одновременно и ходовыми испытаниями новой яхты.
Два других судна, участвующих в походе,— флагман «Орион» и «Шквал» (типа «Л-100») — были ветеранами, наплававшими многие тысячи миль. Путь в Польшу им был хорошо знаком по походу предыдущего 1963 г. (о котором рассказано В. Н. Дерябиным во втором выпуске сборника).
Вышли мы вечером 15 июня при слабом юго-западном ветре. Прощальное построение, напутствие адмирала Соловьева, выстрел пушки и оркестр... Берег удаляется, и выступ угла гавани закрывает провожающих, так усердно машущих руками, платками и шляпами, как будто именно в этом состоит залог благополучного плавания.
В Невской губе волны почти не было; погода стояла хотя и прохладная, но тихая и солнечная. Яхты — «Орион» под мотором, «Шквал» на буксире у катера, а «Сириус» под парусами — миновали выходной буй Галерного фарватера. «Шлагбаум» пройден, поход начался. Сделана первая запись в вахтенном журнале, отдан буксир, поставлены паруса. Впереди 1280 миль похода...
Ночь прошла спокойно — был приготовлен первый ужин, сменились первые вахты. Утро 16 июня встретило эскадру свежим ветром в 4—5 баллов, который временами доходил до 6 баллов. Яхты шли рядом, стараясь сохранять рекомендованные курсы и дистанции. В середине дня, когда до острова Сескар оставалось каких-нибудь 3—4 мили, на «Сириусе» грота-фал соскочил со шкива и заклинился между ним и оковкой мачты. На крупной волне, без беседки и страховки подниматься на мачту для устранения неисправности было бы слишком большим риском, поэтому флагман принял решение зайти в пролив Бьеркезунд. Пришлось поворачивать назад, но кое-кто был даже доволен, так как большинство наших вещей уже порядком намокло, и продолжать путь до Виртсу (около 300 миль), не имея сухих вещей и не зная, удастся ли высушить их в пути, не хотелось.
В Бьеркезунде высушили вещи, паруса, на «Сириусе» отремонтировали шкив, и утром 17 июня снова вышли в море. Ветер оставался свежим. Около суток пришлось идти в лавировку. Ранним утром следующего дня мы вышли к восточному берегу Большого Тютерса. Покрытый густой зеленой шапкой леса, из-за которой поднимается белая башня маяка, окаймленный песчаными пляжами и дюнами, огромными валунами и каменистыми рифами,— остров имеет поистине экзотический вид. Здесь мы снова сушили паруса и вещи, а вечером того же дня покинули гостеприимный остров.
Ветер к этому времени стал стихать и к утру 19 июня упал до полного штиля. В этот день «Сириус» впервые проявил в полном блеске свои ходовые качества: несмотря на безветрие, он все дальше уходил вперед от остальных яхт. Солнце перевалило зенит, когда на воде появились темные полоски — следы набежавшего с юго-востока ветерка. Он расправил обвисшие паруса. Зажурчала вода под форштевнем, одна за другой «побежали» назад морские мили. За горизонтом скрылись Большой и Малый Тютерсы и Виргины; последним исчез гористый Гогланд.
Яхты легли на курс галфвинд левого галса. Спокойное плавание продолжалось до острова Осмуссар. По пути на яхтах пробовали ставить столько парусов, сколько можно разместить на корпусе и рангоуте. На «Сириусе» впервые был поднят 90-метровый спинакер, после чего преимущество в ходе «Л-6» перед «Орионом» и «Шквалом» стало еще очевиднее.
В полдень 20 июня миновали банку Аполлон и взяли курс на пролив Муху Вяйн. Впереди, в дымке, виднелся берег. Ровный, покрытый густым лесом с каемкой пляжа по краю, он таял в мареве, не доходя до горизонта. Ветер стихал и, по мере приближения к берегу, становилось все жарче. Экипажи яхт начали постепенно раздеваться. Вода темно-зеленого цвета поражала прозрачностью и особенно красотой оттенка, который по мере приближения к проливу приобретал цвет чистого изумруда. Краски были совершенно изумительными, но ветер, ветер... Он стихал с каждым мгновением и, наконец, прекратился совсем. День начинал клониться к вечеру, а яхты все еще были у входа в пролив.
Наступила ночь — светлая северная штилевая ночь. Похолодало, но ветра от этого не прибавилось. Получили приказ флагмана приготовиться к буксировке. «Орион» — единственная в эскадре яхта, оборудованная двигателем,— принял концы у «Шквала», за которым встал «Сириус». Буксировка продолжалась всю ночь и половину следующего дня. Только в середине Ирбенского пролива, наконец, подул долгожданный ветер, и яхты получили возможность передвигаться самостоятельно, поставив все паруса.
Предстоял очередной (он же—первый) заход в Вентспилс, но мы потеряли слишком много времени, и флагман решил, используя благоприятную погоду, двигаться дальше. Горючего, воды и продовольствия на яхтах было достаточно, чтобы идти без остановки до Балтийска.
К ночи ветер засвежел до 4—5 баллов. Под полными парусами, курсом бакштаг левого галса мы делали по8—10 узлов. Затем, пройдя мимо Лие-пайи, мы попали в сильный туман и потеряли друг друга из вида. Положение усугублялось еще и тем, что яхты уже покинули страну полуночного солнца, и ночи стали заметно темнее. Мы чувствовали, что явно приближаемся, если не к тропикам, то, по крайней мере, к южным странам. Плавание в свежий ветер благоприятным курсом доставило всем радость, тем более, что до начала гонок в Гдыне оставалось всего три дня и нужно было поторапливаться. Однако наше счастье длилось недолго.
Вечером 22 июня грота-фал на мачте «Сириуса» снова соскочил со шкива и заклинился. Как ни печально, пришлось делать крюк миль в сорок для захода в Клайпеду. Стоянка здесь заняла около двух часов. Были пополнены запасы, и в ночь на 23 июня яхты вновь вышли в море.
К этому времени ветер изменил направление и отошел к юго-востоку. Пришлось идти круто к ветру, временами делая контрагалсы. На парусах были взяты рифы, но яхты, несмотря на свежий ветер, продвигались вперед весьма медленно, так как крупная волна сбивала ход.
На переходе Клайпеда — мыс Таран на «Шквале» было сделано сразу два открытия: во-первых, все убедились в том, что при свежем ветре гораздо легче и быстрее идти под зарифленными парусами, а во-вторых, стало очевидным, что «Сириус» в свежий ветер уходит вперед еще увереннее, чем в слабый.
23 июня прошло в лавировке. С наступлением ночи ветер окончательно зашел к югу и стих, решив, по-видимому, во что бы то ни стало препятствовать нашему появлению на гонках. Мы долго и тщетно пытались миновать мыс Таран. Мыс этот очень красив. Золотая полоса песка отделяет яркую зелень деревьев от темной, сине-зеленой воды. Над берегом встают пятидесятиметровой высоты песчаные обрывы. На самом высоком месте возвышаются кирпичная башня маяка и несколько домиков. С красотой мыса соперничает его коварство. От самого острия косы в море выдается гряда подводных рифов, на которых даже в штилевую погоду не замолкает шум прибоя. В тихую ночь этот шум слышен за несколько миль!
Команде отставшего «Шквала», по всей вероятности, еще долго пришлось бы любоваться этими достопримечательностями, если бы не пожарный катер, посланный за яхтой из Балтийска. Итак, к вечеру 24 июня был, наконец, достигнут край родной земли. Теперь нам предстояло войти в воды дружественной ПНР: на следующий день мы должны были быть в Гдыне!
При полном штиле эскадра вышла в последний переход. До конечной цели нашего плавания оставалось 48 миль. Вечером 25 июня и в течение ночи яхты дважды собирались на буксир и дважды снова ставили все свои паруса. Лучезарное утро застало нас примерно в 10 милях к востоку от Гдыни. «Шквал» и «Сириус» в это время шли на буксире у «Ориона». Только перед самым портом задул небольшой ветерок, и нам все-таки удалось войти в гавань не караваном, а «эскадрой» — под парусами. В 14 часов по московскому времени на стенку были поданы швартовы. А в 18 часов по местному времени начиналась гонка на Приз Командующего польским военно-морским флотом. Таким образом, на отдых и подготовку нашим яхтсменам оставалось всего около пяти часов...
С яхт на стенку было вынесено все лишнее. Вымыли борта и днища. Произвели уборку внутренних помещений. Отрегулировали стоячий такелаж и приготовили гоночные комплекты парусов. Надо, к чести наших экипажей, отметить, что все это делалось быстро, четко, без суеты и споров.
В 17 часов 45 минут яхты вновь отдали швартовы и вышли на старт вместе с остальными 24 судами — участниками гонок. Здесь нам пришлось с сожалением отметить, что хлопчатобумажные паруса стояли только на наших яхтах; все остальные суда несли синтетические лавировочные паруса или спинакеры.
Все яхты — участники гонок были разбиты на четыре группы в зависимости от их ходовых качеств, определявшихся гоночным баллом по формуле RORC. Советские яхты оказались в наиболее сильной первой группе (см. таблицу).
Прогрохотал пушечный выстрел, и гонка началась. Первым со старта ушел «Шквал». Это позволило ему на протяжении восьми миль идти впереди всех, так как курс был полным, и лавировочные качества парусов не имели решающего значения. Очень скоро выяснилось, что «Сириус», который взял старт где-то в середине, приближается к «Шквалу». Вместе с ним шло еще несколько судов и в их числе польская яхта «Адмирал». К первому поворотному знаку дистанции одновременно подошли «Шквал», «Сириус», «Адмирал» и еще две или три яхты.
Как только миновали знак, пришлось менять курс на крутой бейдевинд левого галса. Ветер был слабым, и здесь-то уже в полной мере сказались подготовка и качество парусов. Обращало на себя внимание то, что «Сириус», имея явное преимущество в скорости, лавировал очень отлого. Позже выяснилось, что яхта пошла в гонку под тяжелыми парусами для сильного ветра, так как паруса для слабого ветра оказались невыхоженными.
Чтобы занять не второе, а первое место «Сириус» должен был прийти всего на 15 минут раньше. При дистанции 140 миль достаточно было иметь среднюю скорость больше только на 0,01 узла! Получить эти сотые можно было как за счет изменения угла лави-ровки при той же скорости, так и повышением самой скорости при использовании парусов, предназначенных для слабого ветра.
Две другие наши яхты — «Шквал» и «Орион» — сделали все, что могли, и заняли соответственно седьмое и восьмое места. Результатами гонки мы, однако, были удовлетворены, так как было очевидно, что яхта «Л-6» далеко не исчерпала своих возможностей и может в дальнейшем достойно представлять советский парусный флот на международных соревнованиях.
Только после окончания гонки хозяева смогли встретить нас официально, ибо ни о каких приветственных процедурах в течение пяти предстартовых часов не могло быть и речи.
Гостеприимство, которое оказали нам в Гдыне, оставило самые теплые воспоминания в сердцах всех участников похода. Руководство яхт-клуба «Кот-вица» сделало все, чтобы наш визит оказался как можно более приятным и полезным. Мне кажется, что это им вполне удалось. Мы побывали с экскурсией в Гданьске, Сопоте и Оливе; познакомились с Гданьской верфью, на которой строятся суда и для Советского Союза, с городом и портом Гдыней.
Так же тепло хозяева проводили нас в обратный путь. Гавань мы покинули 2 июля в 01 час 15 минут, В небо взлетели ракеты; берег, несмотря на поздний час, был полон людей.
Не стоит долго задерживаться на описании обратного перехода, который прошел очень хорошо. Весь путь от Гдыни до Ленинграда мы преодолели в два галса: ни штормов, ни штилей не было. Единственное о чем, пожалуй, надо рассказать,— это смерчи, которые пришлось наблюдать ранним утром 7 июля на подходе к острову Сескар.
Наш путь пролегал южнее островов Большой Тютерс, Мощный и Сескар; Кургальский риф должен был остаться к югу. В 5 часов 40 минут, когда мы проходили нордовую веху банки Розовая, в юго-восточной части неба нижняя кромка одного из облаков стала вытягиваться вниз и, превратившись в нечто, похожее на узкую воронку, достигла поверхности моря. После этого тонкая, похожая на сделанную из ваты ниточка стала быстро расти в диаметре, уплотняться и выпрямляться. Море и небо оказались соединенными массивной колонной, настолько плотной и темной, что она напоминала базальтовый столб, и только самое основание ее, расширявшееся книзу, было ослепительно белым.
Расстояние до смерча не превышало 5—6 миль, и он был виден великолепно. Смерч довольно быстро перемещался, пересекая наш курс в направлении острова Малый. Весь путь его составил 3—4 мили. Выйдя на южные отмели острова, смерч распался. Сперва он потерял свою плотность, затем явно обозначилась его вихревая структура (он стал походить на жгут, скрученный из ваты), а затем, постепенно редея, исчез.
Вскоре после этого на том же месте возникло еще пять смерчей, из которых самым мощным и плотным был четвертый. Образование смерчей закончилось около 7 часов 45 минут. Местом их зарождения следует считать район банки Самоед, а местом исчезновения— юго-западную отмель острова Малый. Заметим, что скорость перемещения воздушной массы и воды в смерче достигает 80—120 м/сек (скорость ветра наиболее сильных ураганов), а диаметр смерча доходит до 60—80 м; характеристики эти достаточно устрашающи, поэтому совет воздерживаться от встречи со смерчами будет, пожалуй, лишним.
Вечером того же дня наша эскадра подходила к морским воротам родного города. В 03 часа 30 минут 8 июля яхты, оставив за кормой 1280 морских миль, ошвартовались в гавани Ленинградского яхт-клуба.