В плавании 1963 года участвовали ленинградская яхта «Орион» и кронштадтская яхта «Шквал».
Основные элементы яхт — участниц похода
Из Ленинграда яхты вышли 10 июня. Финский залив встретил неустойчивым ветром преимущественно вестовой четверти, днем ослабевавшим до полного штиля, а ночью усиливавшимся до 3—4 баллов. Почти весь следующий день яхты дрейфовали без ветра севернее о-ва Мощный, раскачиваясь на зыби и хлопая обезветренными парусами. Только к исходу дня появился легкий ветерок, который расправил, наконец, складки парусины, целый, день наводившие тоску на вахтенных, и из-за горизонта стали быстро вырастать лесистые возвышенности о-ва Гогланд, подобные очертаниям громадного лежащего зверя.
Продержавшийся всю ночь ровный норд-вест позволил, идя полным бейдевиндом, к утру миновать о-в Найсар, однако к полудню ветер снова стал неустойчивым; погода начала портиться. С зюйда, от берега, все чаще налетали грозовые шквалы с дождем, видимость ухудшилась. На «Шквал», находившийся ближе к берегу, была передана команда взять рифы и приблизиться к «Ориону», на котором тоже зарифили грот и убрали один из двух стакселей.
Вскоре, при подходе к мысу Пакри, из-за недостаточно выбранного топенанта на «Орионе» лопнул грот (у задней шкаторины) и его пришлось заменять. Постановка нового паруса затянулась, так как парус, полученный перед самым выходом в море, не был окончательно подготовлен. Вынужденная задержка в открытом море начала утомлять экипаж «Шквала»; все уже изрядно промокли, а три человека из семи вышли из строя из-за морской болезни. Чтобы бесцельно не изнурять людей, капитан «Шквала» запросил разрешения укрыться от волны за о-вом Сур-Пакри, но надежды его экипажа на некоторый отдых не оправдались: не успела яхта скрыться из вида, как парус на «Орионе» был, наконец, поставлен, и «Шквалу» снова пришлось повернуть в море.
Наступление сумерек, ухудшение и без того плохой видимости и вынужденный дрейф на протяжении почти трех часов, пока вооружался новый грот, лишили яхты точного места. Дальнейший курс был избран приближенно. Первое определение, очень относительное, было произведено по открывшемуся огню знака о-ва Осмуссар. Окончательно место было уточнено с открытием огней о-ва Хиума.
К вечеру шквалы стали реже и слабее; дождь, сопровождавший их, прекратился; на западе в разрывах черных грозовых облаков вспыхнул оранжево-красный закат. Ночью ветер усилился до 5—6 баллов и отошел к норду настолько, что о-в Осмуссар яхты проходили в галфвинд, а к о-ву Хиума подходили уже в бакштаг.
Утром ветер упал до 2—3 баллов, зайдя при этом на зюйд-вест, но яхты уже обогнули западную оконечность о-ва Хиума и до вечера могли идти без лавировки на зюйд. Только на траверзе входа в Ирбенский пролив дальнейший заход ветра к югу заставил сделать два контргалса в море. Кстати, здесь уже заметно чувствовалось продвижение на юг: сумерки стали короче, а ночь совсем темной, в то время как предыдущие ночи были еще по-ленинградски белыми.
Проходя полуостров Сырве, долго не могли разобраться, что за маяк открылся с левого борта. Судя по расстоянию от берега огонь его должен быть очень высоким; в то же время на берегу таких маяков не должно было быть, да и характеристики их были совсем другие! Один маяк имел такую или близкую характеристику, но он находился на восточном берегу полуострова и никак не мог быть виден. Правда, мы уже несколько раз сталкивались со случаями, когда, по-видимому, из-за холодной и ясной погоды огни маяков даже с палубы яхты открывались значительно раньше, чем следовало бы по их характеристикам. Только пройдя «странный огонь», мы смогли рассмотреть, что это был плавучий маяк. Благодаря слабому отсвету угасавшей зари в бинокль можно было различить силуэт его корпуса. Оказалось, что этот маяк был выставлен после корректуры наших карт и просто «не попал» на них.
На четвертый день плавания, утром яхты вошли в порт Вентспилс и ошвартовались у левого берега Венты. Здесь, наконец, завершились мучения трех человек из экипажа «Шквала», которые обрели твердь под ногами и, отлежавшись на ней, вновь почувствовали интерес к жизни и даже потребовали обед.
На «Шквале» пищу готовили на примусе, а на «Орионе» имелась газовая плита с двумя баллонами бутана, которых хватило на все время плавания. Условия внутреннего размещения и мореходность «Ориона» позволили приготовлять горячую пищу на протяжении всего похода; только в штормовую погоду приходилось ограничиваться горячим кофе или какао и консервами. На «Шквале» переходить на сухой паек приходилось, конечно, значительно чаще.
В Вентспилсе яхты простояли сутки. Заправились водой. «Орион» пополнил запасы топлива, израсходованного при следовании по Морскому каналу из Ленинграда и при определении девиации на Восточном кронштадтском рейде. Экипаж «Шквала» хорошо отдохнул и отоспался после тяжелого перехода. Нашими гостями были школьники — члены парусной секции дворца пионеров; они с интересом расспрашивали нас о походе и предложили показать свой город. Всех очень тронуло внимание председателя горисполкома товарища Однораленко, который специально приехал в порт, чтобы поздравить нас с благополучным прибытием.
В этот же день наш судовой радиоприемник принес взволновавшую всех радостную весть о запуске нового космического корабля с Валерием Быковским на борту.
Переход между Вентспилсом и Балтийском начался при полном штиле, но потом проходил при ветре 2—3 балла в бейдевинд и полный бейдевинд. На траверзе мыса Таран радио принесло новое сообщение ТАСС о полете в космосе первой женщины-космонавта.
На следующий день в три часа дня яхты вошли в Балтийск. Здесь предстояло добыть краску и заново перекрасить весь «Орион». Дело в том, что перед самым началом навигации его окрасили какой-то новой «опытной» краской, и закончился этот эксперимент весьма плачевно: уже в Вентспилсе «Орион» представлял жалкое зрелище, так как вся сколько-нибудь смачиваемая волной поверхность надводного борта стала облезать, а под кормовым свесом краска висела длинными лохмотьями, настолько прочными, что даже подведенным под подзор концом «спилить» их не удавалось. Несмотря на данное нами письменное обязательство «опытную краску не сдирать и не перекрашивать», пришлось и сдирать и перекрашивать! Хорошо, что в запасе имелось три резервных дня! Отзывы экипажа об этой краске, сделанные тогда в Балтийске при очистке корпуса, были весьма яркими и выразительными. Можно только пожелать, чтобы они никогда не дошли до ее изобретателей!
На «Шквале» также был заново окрашен надводный борт; на обеих яхтах отлакировали палубы и комингсы, пополнили запасы продовольствия, воды и топлива. Непрекра-щавшаяся на судах работа не помешала экипажам и отдохнуть; некоторые побывали в кино, на танцах; кое-кто получил первые письма из дома. Не забыли поздравить с благополучным возвращением на землю наших космонавтов!
Утром 19 июня яхты вошли в территориальные воды Польской Народной Республики. Выход был рассчитан так, чтобы в Гдыню прийти часов в 10—11 утра, однако ослабление ветра вечером и заход его к весту задержали яхты в пути, и в гавань яхт-клуба «Котвица» мы вошли только в 15 часов. Здесь уже находились прибывшие несколькими часами ранее яхты из ГДР «Росток» и «Хорст Либих».
В Гдыне мы пробыли неделю. За это время ознакомились с портом и городом, являющимся крупным центром судостроительной промышленности ПНР; посетили известные курорты Сопот и Оливу; побывали в Гданьске, где осмотрели верфь спортивного судостроения.
Наши хозяева — польские яхтсмены флота — сделали все возможное, чтобы хорошие воспоминания о пребывании в ПНР надолго остались у нас в памяти. Их гостеприимство, внимание и дружеская забота о нас не знали границ.
Гавань яхт-клуба — очень удобная и вместительная — расположена в южной части порта, в непосредственной близости от центра города. Весть о приходе советских яхт быстро распространилась по городу, тем более, что о нем сообщили местные газеты. На протяжении всей стоянки в Гдыне на причале собиралось много желающих поближе познакомиться с «Орионом» и «Шквалом». Ведь это был первый приход советских яхт в Польскую Народную Республику! В частых беседах наши хозяева высказывали пожелания, чтобы взаимные визиты яхтсменов СССР, Польши и ГДР стали традиционными. Предлагалось также проводить ежегодные соревнования крейсерских яхт на приз Командующих флотами ГДР, ПНР и СССР — поочередно в каждой стране.
Время до начала соревнований было занято также и подготовкой к предстоящим гонкам.
Регата проводилась на 100-мильной дистанции, расположенной в Пуцкском и Гданьском заливах. Старт был дан в субботу 22 июня в 18 часов по местному времени непосредственно от ворот гавани яхт-клуба при ветре силой не более 0,5 балла.
Обойдя сразу же после старта несколько яхт и в том числе «Шквал», стартовавший под маленьким стакселем, «Орион» шел четвертым до I знака, курс на который был в бейдевинд. В момент огибания I знака ветер зашел к осту почти на 8 румбов и несколько усилился. В результате группа судов, в которой шел «Орион», вынуждена была начать лазировку, в то время как остальные яхты, значительно отставшие, получили хороший ход в галфвинд и стали быстро догонять ушедших вперед.
Ночью погода резко ухудшилась. Пошел дождь; ветер оставался слабым, часто меняя направление вплоть до противоположного. При подходе к оконечности мыса Хель «Орион» лег на левый галс курсом зюйд-зюйд-вест, который оказался неудачным. Из-за нового отхода ветра к норду все яхты, ушедшие на правом галсе в море, получили большое преимущество и значительно опередили ушедших к берегу.
С рассветом установился постоянный норд-ост силой до 5 баллов, благодаря которому «Орион» быстро догнал и обошел ближайших конкурентов, сначала на галфвинде между 21 и III знаками, а потом на бакштаге. «Шквал» к этому времени шел позади «Ориона» четвертым или пятым, но стал быстро отставать и вскоре скрылся из виду так же, как и другие обойденные яхты. Ушедшие вперед были для «Ориона» уже недосягаемы, а первая тройка находилась за пределами видимости.
Финишировал «Орион» в 14 час. 18 мин. седьмым, отстав от первого более чем на 4 часа (без учета времени по гандикапу). Остальные суда не уложились в контрольное время.
Все первые места, за исключением IV, которое заняла яхта «Росток», достались польским яхтсменам.
Более чем скромный результат «Ориона» был, тем не менее, неожиданностью, так как мы сами основную ставку делали на «Шквал», который постоянно опережал «Ориона» на переходе и имел меньший гоночный балл. Да и наши соперники, внимательно осматривавшие «Орион» и «Шквал» в гавани, не скрывали, что считают «опасным» именно «Шквал». Теперь, долго не видя «Шквал» на финише, они с тревогой спрашивали, не произошла ли с ним в море авария? В то же время, стараясь не обидеть нас, хозяева признались, что не ожидали увидеть «Орион» в Гдыне раньше понедельника.
Низкие результаты, показанные нашими яхтами в гонке, отчасти объясняются незнанием местных ветровых условий и связанных с ними течений, но главная причина заключается в неудовлетворительной для таких соревнований материальной части. Особенно сказалось на результате отсутствие у нас дополнительных парусов — спинакеров. На всех других яхтах имелись спинакеры площадью 150—180 м, сшитые, кстати, как и все остальные паруса, из дакрона.
Уходили из Гдыни в три часа утра. Несмотря на столь поздний (или ранний) час, провожать советские яхты пришли все члены правления клуба во главе с его командором капитаном 2-го ранга Яном Пинкевичем и многие офицеры-яхтсмены. Некоторые пришли с женами. До самого отхода на причале с большим энтузиазмом исполнялись русские песни. Чтобы в конце-концов прекратить затянувшееся прощание пришлось вмешаться командованию судов, а вахтенной службе потребовалось приложить немало усилий, чтобы не увезти с собой кого-нибудь из хозяев.
Переход до Балтийска был ничем не примечателен, если не считать маленького урока морской практики, полученного благодаря ошибке нашего механика Жени Андреева. Он неправильно подсчитал расход и остаток горючего; в результате, входить в гавань и швартоваться «Ориону» пришлось под парусами.
Несмотря на сильный прижимной ветер, маневр был выполнен успешно.
В тот же день вечером яхты пошли дальше, взяв курс на Лиепаю. Вскоре ветер стал усиливаться. На «Орионе» пришлось убрать грот, нести который было уже невозможно. Пошли под одним стакселем и бизанью. «Шквал» нес штормовой стаксель и полностью зарифленный грот, заменить который триселем на большой волне было уже очень трудно. Порывы ветра стали достигать В баллов. Идя в бакштаг, даже под штормовыми парусами яхты делали до В—10 узлов. Ночью «Шквал» оторвался от «Ориона» и яхты потеряли визуальную связь между собой.
Утром волны достигли высоты 2,5—3 м. Их темно-зеленые громады грозно вырастали над левым крамболом «Ориона» и казалось, что одна из них вот-вот обрушится со всей яростью на палубу яхты и сметет с нее все; но каждый раз «Орион», подобно разумному существу, легко приподнимался и грозный вал исчезал под его корпусом. Только отдельным, наиболее коварным волнам удавалось вкатиться на палубу, обдавая солеными брызгами всех находящихся в кокпите и холодными ручейками забираясь под «непромокаемую» одежду. Те волны, которым не удавалось захлестнуть «Орион», с яростным шипением вырывались из-под его киля, но уже с правого борта, и мчались прочь, показывая свою пологую спину все дальше и дальше.
В каютах от одного борта к другому вместе с потоками воды летают чемоданы вперемежку с книгами, картами, постелями и нехитрыми сувенирами. Многочисленные «Санта-Марии» и «Пинты» снова оказались в родной стихии, чего совсем нельзя сказать о польской керамике! На камбузе звенит плохо закрепленная посуда; стучат сорвавшиеся с крючков двери.
У подветренного борта изредка появляются торопливые сосредоточенные фигуры; некоторые из них так и остаются здесь, свернувшись за комингсами. Другие, видимо, более оптимистичны; они возвращаются вниз и пытаются удержаться на своих койках, уподобившихся необъезженным коням. Вскоре оптимизм покидает и их.
Утомленным вахтенным голод напоминает о себе; сменившись, они бегут вниз в кают-компанию, чтобы присесть у стола, а точнее—прилечь на диван, упираясь ногами в стол, и перехватить что-нибудь съестное.
Утром, при очередном сеансе связи между яхтами, «Шквал» запросил разрешения идти в следующий пункт захода— Виртсу, минуя Лиепаю. На «Шквале» все промокли уже настолько, что хотелось «сразу отмучиться», да и жаль было упустить хороший попутный ветер! Без сомнения, сыг-рало роль и вполне обоснованное предубеждение капитана «Шквала» Павла Ивановича Волкова против больших портов и особенно таких, где много пекутся о нашей, а скорее всего — своей безопасности (из Лиепаи в такую погоду наверняка не выпустят!). Решено: если экипаж «Шквала» в состоянии, идем прямо в Виртсу. В крайнем случае, впереди есть гостеприимный Вентспилс, в котором нет таких грозных стражей нашей безопасности.
Из-за большого расстояния дальнейшая радиосвязь между яхтами прерывается. Проходя Лиепаю, на короткое время связываемся со «Шквалом» и узнаем, что на нем волной сорван кормовой люк, закрыть который от поступления воды так и не удалось, поэтому для устранения неисправности он sce-таки вынужден был зайти в Лиепаю. Новый люк уже был сделан и мы предложили «Шквалу» следовать за нами.
Через два часа снова связались со «Шквалом» и выяснили, что его из Лиепаи не выпускают, и больше того — нам приказывают вернуться туда. На этом связь, установленная только благодаря тому, что антенну «Шквала» подняли на высокую наблюдательную вышку в порту, прервалась. Пришлось повернуть обратно и возвращаться, против волны и ветра, в Лиепаю. Вскоре, зарываясь по рубку в волну, подошел большой катер, специально посланный вдогонку за «Орионом», так как наше подтверждение в приеме радиосообщения принято не было.
В порту мы увидели «Шквал». Новый люк уже был установлен на свое место. Рангоут яхты и пирс были живописно расцвечены развешенной мокрой одеждой. Над палубой разносился запах готового обеда.
Тут же произошел длинный-длинный телефонный разговор с портовым начальством. В ходе переговоров мне пришлось все больше и больше убеждаться в своей недисциплинированности. Наконец, исчерпав весь запас негодования, телефонная трубка изрекла грозный приговор: яхты выйдут <з море только тогда, когда будет налажена постоянная связь с берегом! Мои объяснения, что на яхтах нет энергетических установок, которые могли бы обеспечить питание более мощных радиостанций, и установить их совершенно невозможно,— не возымели никакого результата. Спасла положение только смиренная просьба отдать приказание об установке нам радиостанций силами дюрта.
На следующее утро мы все-таки вышли из Лиепаи, дав целый ряд невыполнимых обещаний и выслушав несколько напутствий, таких же нелепых, как, например, приказание, как-то полученное нами в море с катера: «Остановиться! Дать задний ход!» (это яхтам, идущим под парусами!).
Шторм сменился полным штилем. Хороший попутный ветер был упущен.
У входа в Ирбенский пролив при ветре силой около 3 баллов и курсе бейдевинд на «Орионе» снова лопнул грот (у фалового угла) и упал вниз. Для того чтобы поставить новый грот, нужно было залезть на мачту и достать грота-фал с куском паруса, как флаг развевавшимся на ветру. Задача несложная в обычных условиях, но совсем не легкая на волнении, когда двадцатичетырехметровая мачта раскачивается так, что ее топ выписывает зигзаги, амплитуда которых достигает десятка метров. Достать фал вызвался доброволец—матрос ученик 10 класса Алеша Старков, отличный мастер по изготовлению кранцев. Хотя поднимался он на беседке и стропкой удерживался у мачты, напряжение наблюдавших с палубы росло. И было отчего. Несколько раз он отрывался от мачты: переходя краспицы или крепления вант, он должен был отдавать стропку, и один раз висел, раскачиваясь в нескольких метрах от нее. Но операция завершилась успешно. Вскоре радостный Алеша вылез из беседки и получил награду — банку консервированных яблок (последнюю из наших запасов).
30 июня почти весь день простояли в Виртсу; вышли в 18 часов, а в полдень следующего дня с хорошим попутным ветром пришли в Таллин, пройдя вдоль олимпийской дистанции у Пириты, на которой в это время разыгрывалось первенство ВМФ. Собственно, это обстоятельство и было причиной нашего захода в Таллин. В Ленинград возвращались не обычным, рекомендованным для судов путем, а более трудным: через Кургальский риф, который успешно прошли ночью и притом в лавировку.
Вечером 4 июля, на двадцать четвертый день после выхода, яхты отдали якоря в гавани Гребного порта и ошвартовались у причала яхт-клуба. Обещанного оркестра, цветов и толпы встречающих не было: мы прибыли на четыре дня раньше срока к ужасу администрации клуба (ведь продукты получены по 8-е июля!). Кто-то даже предложил отправить яхты куда-нибудь, хотя бы в Выборгский залив, доедать оставшиеся рационы.
Итак, наш поход завершился. На ходу в море и на берегу экипажи «Ориона» и «Шквала» показали себя дружными слаженными коллективами. Высокая дисциплина и хорошая морская выучка снискали им всеобщее уважение и симпатии.
Несмотря на то, что из 24 дней, проведенных в походе, на ходу яхты находились только 11 дней (см. таблицу), многим даже опытным участникам плавания нагрузка показалась чрезмерной, особенно, конечно, на «Шквале». Без сомнения, мореходность яхты Л-100 мала и не соответствует ее парусности. Из-за низкого борта яхта даже в сравнительно не сильный ветер принимает на себя много воды (очень «мокрая»), а внутреннее размещение в ней неудобно. Но нам кажется, что это только одна из причин перегрузки команды.
Вторая, более серьезная причина заключается, по-видимому, в укоренившейся у нас практике коротких переходов с частыми заходами в гавани. При этом обычно выдвигается положение, что только такое плавание полезно и даже более трудно, так как в нем приходится преодолевать узкости, знакомиться с входами и побережьем. Отчасти все это так, но такие походы не могут научить преодолению трудностей продолжительного плавания, такого плавания, в котором, помимо элементарных морских навыков, нужны выносливость, хорошая физическая подготовка, умение плавать в течение продолжительного времени вне видимости берегов, когда нет возможности быстро укрыться от непогоды.
Мы должны готовиться к дальним плаваниям и порты своего побережья изучать не путем частых заходов, превращающих спортивное плавание в развлекательную прогулку, а чередованием редких заходов при каждом плавании с максимальным удлинением переходов. Последнее целесообразно также ввиду ограниченности времени большинства участников плаваний и желания их совершать более далекие походы. Ведь многие из нас идут в походы на яхтах не для того, чтобы большую часть времени в них проводить на берегу.
Наконец, такая практика вносит в крейсерское плавание элементы продолжительной и напряженной работы, необходимой на гонках. Тем самым вырабатываются определенные навыки и повышается выносливость экипажей, необходимые для выступлений в больших регатах, таких, например, как трехсотмильная Варнемюндская, об участии в которых нам пора уже серьезно подумать.