Плавание по Байкалу на улучшенном катамаране «Снарк»

Я уже восемь лет плаваю по Байкалу. Десять лет назад построил свое первое судно. Это был катамаран с долблеными корпусами (о нем я рассказывал в №16 сборника). Сначала плавал на нем да похваливал, а в конце концов убедился, что для дальних плаваний по Байкалу он все-таки маловат. Поразмыслив, принялся за строительство надежной высокобортной лодки, на которой можно было бы ходить и под парусом, и на веслах, и с подвесным мотором.

Вот уже шесть навигаций плавает «Снарк» по Байкалу и могу сказать — вполне оправдал труды и надежды. От непогоды «Снарк» защищен хорошо: палуба в носу, высокий фальшборт, герметичный съемный тент. Корпус (длина 5,3 м) — прочный, с обшивкой из сосновых реек вгладь на эпоксидной смоле.

Правда, после многочисленных переделок и усовершенствований «Снарк» стал за эти годы намного тяжелей, теперь без лебедки его на берег и втроем не вытащить! Зато когда дует злой баргузин или култук и все обладатели «Казанок» подолгу загорают на берегу в ожидании, пока Байкал их «пустит», мы смело выходим в плавание.

Каждый год состав команды «Снарка» новый. То это мои друзья из Киева, то из Тбилиси, а на этот раз — из Риги. Нас трое. И работая втроем, на «окончательные» сборы мы затратили два дня — с раннего утра до ночи. Кучу снаряжения, которая, казалось, не влезет и в вагон, всю без остатка разместили в отсеках маленького «Снарка».

Провожать собралось множество народу. Я немного волнуюсь: заведется ли у них на глазах 5-тисильный еще довоенного выпуска мотор. Как ни странно, он завелся и мы тронулись.

От поселка Большая Речка, где я живу, до Байкала 12 км пути Ангарой. Через час мы были уже у ее истока, за последним мысом берега реки раздались и открылся простор «славного моря». В голубой дымке встают заснеженные пики Хамар-Дабана и не верится, что до них пол-сотни километров!


По традиции перед выходом в море бросаем якорь — надо осмотреться, собраться с духом, еще раз все проверить. Мы стоим на самой середине Ангары, но до дна, на котором каждый камень виден, всего 2—3 метра. Дали ход, проплыли минуту-другую — вода густо засинела, а дно исчезло из глаз. Это уже Байкал. Здесь глубина стала чуть ли не 400 метров. У моих Ивара и Северина — просветленные лица, да и я рад не меньше. Только что две недели, не переставая, лил дождь. Казалось, не будет ему конца. Ангара стала мутной от грязевых потоков. А сегодня все блестит и сверкает на солнце, вода светла и прозрачна. Впереди манящие дали и тридцать свободных дней!

Берем курс на север. За мысом остался поселок Листвянка с его автобусами и толпами туристов, съехавшихся со всего света к чудо-озеру. Еще часа два плывем мимо обжитых мест — мелькают по распадкам оранжевые и голубые палатки. Нам машут, приветствуя, туристы, и мы отвечаем им тем же — с чувством собственного превосходства: в нашем-то распоряжении целый Байкал, а нм, пожалуй, далеко не уйти.

По крайней мере восемь раз проплывал я вдоль этих берегов, а и то, как зачарованный, смотрю на скалистые берега, которые становятся все величественнее. За каждым мысом — новая панорама. Вот угрюмое ущелье с голыми зубчатыми скалами, которые возвышаются, как башни замка, а рядом уютная зеленая долина, — так и хочется стать рядом на якорь. Впрочем, почему бы и не повернуть?

Пройдя 45 километров, входим в устье речки Большой Голоустной. Северо-западное побережье Байкала — самое живописное и интересное, самое дикое и малонаселенное, но места, подходящие для стоянок судов, или, как говорят, «отстой», здесь довольно редки. Между ними от 50 до 100 км. И не сдобровать тому, кого застигнет на полпути шторм. Берега неприступны, а если и встретится где между скалами галечный пляж, то под жестокими ударами воли втащить на него тяжелогруженую лодку не просто. Поэтому есть смысл по утрам и вечерам слушать прогнозы погоды, что специально для Байкала передает иркутское радио.


Первая ночевка всегда запоминается. Пока ребята разводят из плавника огромный костер н готовят богатырский ужин, я организую ночлег. Натягиваю до самой кормы тент, устраиваю сплошной настил из специальных досок и стелю спальные мешки. И хотя свободно сидеть в этой «каюте» нельзя, зато ни дождь, ни ветер нам не страшны. А как хорошо спится под тихий плеск воли!

Утром снова в путь. Опять мелькают мимо нас скалистые мысы, распадки и осыпи. Мы плывем как можно ближе к берегу, там столько интересного! Бухта Песчаная — последний оплот организованного туризма. Даже для Байкала это место удивительно по красоте. Причудливые скалы поднимаются прямо из глубины, рядом пляжи с белоснежным песком. Однако, поглядев на обилие аккуратных разноцветных домиков и лежбища загорающих, мы решили не останавливаться. Плывем дальше.

После устья Бугульдейки (здесь большой поселок леспромхоза и можно купить то, что в суматохе сборов забыли захватить) характер берегов резко меняется.

Безлесные голые горы, под стать им угрюмые скалы, нигде никаких признаков человека. Такими эти берега были и тысячи лет назад! Около 90 км плывем мы вдоль этих неприветливых гор. Не завидую тем, кому придется делать здесь вынужденную остановку. Даже костра разжечь нечем!

Нам погода благоприятствует. Подул хороший попутный ветер, ставим грот и спинакер, лихо несемся по волнам.

Недалеко от Ольхона повстречался единственный на Байкале пассажирский пароход «Комсомолец». На его палубе опять толпы туристов. Мы им сочувствуем. Что они увидят, когда «Комсомолец» — от греха подальше — ходит за 10—15 километров от берега! В северной части Байкала встречные суда попадаются очень редко, хорошо, если за день раз мелькнет где-нибудь на горизонте катер или буксир, тянущий плоты леса. Зато все чаще встречаются нерпы: то тут, то там видны на воде их черные мордочки. При приближении «Снарка» они немедленно скрываются под водой.

Наш брат — водный турист встречается в этих краях и вовсе редко. А паруса так за все эти годы доводилось видеть пару раз — не больше. В иных местах встречи с коллегами могут быть и нежелательны, но здесь, когда в течение многих дней не видишь ни души, людям рады всегда.


Вот из-за мыса показались две темные черточки. На них равномерно что-то поблескивает, как будто машут крыльями. Да ведь это байдарки! Идем навстречу и, конечно, знакомимся. Загорелые бородатые москвичи плывут уже 15 дней с севера, из Нижнеангарска. Прошли около 400 километров и все на веслах. Вот это да! Эти Байкал увидят во всем его великолепии. Выяснив, что они ни в чем не нуждаются, плывем дальше...

Как-то раз, а было это несколько лет назад, сидели мы на берегу — Байкал «не пускал», была очень сильная встречная волна. Вдруг из-за мыса вылетела моторка и, увидев нас, сходу выскочила рядом на берег. Это оказался «Меридиан»: В. Сальников и Б. Сумин плыли с Дальнего Востока в Ленинград. Вечер и ночь провели мы тогда вместе, сколько было разговоров. Им было что рассказать. Путешественников Байкал встретил сурово. Тяжелая волна разбила ветровое стекло, моторку стало захлестывать. Хорошо, что шли близко у берега, дали полный газ и кое-как добрались до суши. Пришлось им повозиться: клепать стекло и сушить снаряжение. Да, с Байкалом шутки плохи! По-этому-то и стоит на нашем «Снарке» козырек из 10-миллиметрового плексигласа, окованный по краям.

Вечером входим в пролив между Ольхоном и материком. Пролив называется Ворота. Еще час — и мы в поселке, где на МРС есть склад горючего. За трое суток прошли 250 км. Для «Снарка» это неплохо, иногда на такой переход уходило и вдвое больше времени. За три дня мы сожгли 50 л бензина (а всего брали 70). У тех, кто плавает по Байкалу с мощными моторами, лодки похожи на танкера: из-за канистр, баков и бочек негде повернуться. У таких туристов день и ночь одна забота — где заправиться? А на Байкале горючее есть только в Воротах и в Нижнеангарске, а между ними 300 км! Вот тут и сказывается преимущество водоизмещающих судов с маломощными двигателями. Тише едешь — дальше будешь!


В поселке МРС запасаемся не только бензином, не и свежим хлебом, сахаром.

Идем по Малому морю. Раньше сновали здесь бесчисленные лодки, по берегам у рыбацких станов сушились сети, вились гостеприимные дымки. Но четыре года назад был запрещен промышленный лов омуля, теперь Малое море пустынно, на многочисленных каменистых островках живут одни чайки. Большая часть Ольхона гола и неприютна, но и здесь есть животноводческие совхозы и поселки.

На ночлег мы всегда останавливаемся в отличной закрытой бухте Зама. Есть смысл постоять тут дня два-три. Невдалеке (примерно в 3 км) находится бурятская деревушка Зама, а больше никаких обитаемых мест нет. Бродим среди голых холмов полуострова, лишь кое-где попадаются искореженные ветрами полузасохшие лиственницы. Берег заканчивается великолепным 100-метровым обрывом. Далеко внизу плещутся волны, кругом море, а на горизонте виднеются горы — это уже баргузинский берег, до него не меньше 80 км. Необъятный простор настраивает на торжественный лад. Тишина вокруг удивительная: только свист ветра, да иногда откуда-то доносится блеяние овец...

На самом высоком холме, возле маяка, остатки каменных стен бурятского городища. Нас охватывает археологическая горячка, но результаты раскопок, увы, довольно скромны: несколько полуистлевших человеческих костей и пара изоржавленных железок, не то кресал, не то пряжек. Зато здешнее озеро и на этот раз порадовало. Тут живут непуганные щуки и огромные — до килограмма — окуни; блесны им неведомы, они набрасываются на них с жадностью.

Но вот и гостеприимная Зама осталась позади. С юга дует култук, мы плывем под всеми парусами, наслаждаясь журчанием воды за кормой. Пройдя за два дня 130 км, останавливаемся в большой открытой бухте Солонцовой. День уходит на устройство лагеря. Ставим лебедку и вытаскиваем «Снарк» на берег метра за четыре от уреза воды. Собираем свой тузик — катамаран: ведь рядом «лагуна», где полно уток и окуней!

Вокруг на 100 км в обе стороны нет человеческого жилья. И потекли блаженные дни. Ивар и Северин бродили с кинокамерой по нетронутой тайге, благо она начиналась сразу же от берега. Побывали в горах — на голых вершинах Байкальского хребта. Даже в августе здесь, в каменистых ущельях, они видели снег. Ничто не мешало наслаждаться привольной жизнью, даже мух и комаров не было. Байкал нас поил и кормил, да еще как! На спиннинг хорошо ловился хариус. Я пек рыбу в углях — по-байкальски. Кроме того, хариуса солили и коптили, и, конечно же, варили из него чудесную уху. Лакомились утятиной. Одним словом, на тушенку и сухие супы никто глядеть не хотел. Дни стояли солнечные, мы ежедневно купались. Правда, больше пяти минут в воде не задерживались, так как температура ее не поднималась выше 17°.


Через несколько дней такой жизни мы совсем было забыли, что мы — мореходы, но Байкал напомнил.

Раз, после сытного ужина забрались мы в палатку; Ивар и Северин уснули сразу, задремал и я, но вскоре проснулся, так как что-то изменилось в мерном шуме прибоя. Волны бухали о берег все резче, все громче. Я решил, что стоит посмотреть на лодку. Ветра совсем не было, но освещенные луной огромные валы с каждой секундой все яростней обрушивались на берег, обдавая струей холодного влажного воздуха. Как-то не сразу я увидел, что волны уже добрались до носа «Снарка» и — еще хуже — достали до снаряжения, которое мы легкомысленно сложили на гальку под его кормой. Я бросился отбрасывать канистры и разную мелочь, а волны уже захлестывали мне ноги. Дело принимало серьезный оборот. Стараясь перекричать грохот, я изо всех сил закричал: «Ивар, Ивар!» Заспанные ребята вылетели из палатки с ружьями в руках: услыхав мой отчаянный вопль, они решили, что меня дерет медведь, — их тут вокруг бродило немало, каждый день попадались свежие следы...

Неустрашимые охотники со страхом смотрели на взбесившийся Байкал. Хорошо еще, что «Снарк» вместе с лебедкой был зачален за огромную лиственницу! Несколько минут — и мы втащили его к самым прибрежным кустам, а на том месте, где он только что стоял, уже разбивались огромные волны, которым ничего не стоило разнести его в щепки. Не проснись я вовремя, плохо бы кончилось наше плавание...

Двое суток грохотал прибой, цока, наконец, Байкал не угомонился, а сильного ветра так и не было, — видно, он прошел стороной. За эти дни волны повыбрасывали на берег много диковинных корней и сучьев. Я с увлечением собирал их, таскал к костру и часами ковырял ножом, извлекая «спрятавшихся там» чертей и русалок. А Ивар и Северин все бродили по тайге...

Обратно шли и днем и ночью, чтобы успеть пока погода хорошая. А то у нас как задуют семь байкальских ветров — сиди и жди. С ветрами этими шутки плохи. Особенно коварен и опасен «горный». Бывало плывешь, ничто не предвещает беды, кругом тишь и благодать. Но вот на вершинах появляются безобидные, как барашки, тучки, они очень быстро соединяются в «отары», переваливают хребет, начинают сплошной пеленой сползать по склонам к морю. Горе тому, кто не поспешит к берегу! Сначала с берега подует резкий ветер, а через несколько секунд все вокруг уже почернеет, по коротким злым волнам пойдут гулять вихри, вздымая столбы брызг. Даже самые большие катера и теплоходы с трудом продвигаются против «горного»! Бывали случаи, когда он утаскивал с берега тяжелые шлюпки-шестерки и уносил на другую сторону Байкала, где от них оставались лишь обломки. Вот почему мы всегда стараемся плыть поближе к берегу.

Когда на обратном пути останавливаемся в бухте Песчаной, нас окружает толпа любопытных. «Снарк» выглядит впечатляюще: на вантах висят байкальские губки и вяленые хариусы, на носу из кучи корней выглядывают разные чудища и округлые русалочьи бока. Расспросам нет конца. А по бухте лихо носятся «Казанки» и «Оби» с франтоватыми туристками на борту. Бедняги, они не увидят и десятой доли того, что довелось увидеть нам! Подул хороший баргузин (балла 4—5), все моторки исчезли — как их и не было, а мы подняли паруса.

Вечером на мысу мы заметили карабкающуюся по огромным прибрежным камням одинокую фигуру. Судя по огромному рюкзаку, это был турист-энтузиаст. Оказалось — студент из Томска идет в бухту Песчаную берегом. Немало пота пролил он, лазая со своей ношей по осклизлым скалам, а то и обходя их вброд, выше пояса погружаясь в холодную воду. А что он видел, бедолага, из-под рюкзака? Только камни под ногами.

Утешив его сообщением, что дня через два он дойдет по Песчанки, и угостив копченой рыбой, мы поплыли дальше, воздавая хвалу тому далекому предку, который догадался оседлать бревно и поплыл по воде. От него-то и началось процветающее племя лодочников...