В начале февраля мне прозвонился Володя Шамышев, давнишний приятель по кольским путешествиям. Без дела, он, как водится, не беспокоит. Вышло так и на этот раз — Мурманскоблохотуправление в марте организовывало экспедицию в Восточную Лапландию (Ловозерский район), и мне предлагалось занять вакантное место штатного фотографа.
Предложение, что греха таить, было очень заманчивое — на снегоходах преодолеть около 1000 км по местам, на которые обычные смертные могут взглянуть лишь из вертолетного иллюминатора, да, при случае конечно, поохотиться или половить рыбу.
Поэтому помимо двух дальнобойных фотиков и кучи кодаковских пленок в последний момент все-таки запихнул в рюкзак пару мотков лески сечением 0.3 и 0.4 и разных блесен от 1 до 15 граммов. Огорчало одно: экспедиция от начала и до конца должна была проходить под треск одного из главных «чудес» Заполярья — снегоходов «Буран».
Первая встреча с рыбаками произошла не далее 10 км от саамского райцентра. В плотном тумане случайно напоролись на двух "высококомфортных" ловозерских рыболовов. Они таскали товарного налима, сига и окуня на блесну с подсадкой опарыша или рыбьего глаза. И ничего бы неординарного в том не было, если бы ловля не происходила внутри небольшого и ладно скроенного фанерного домика на полозьях.
Внутри пространства в два квадратных метра по одну сторону находились покрытые олень ими шкурами нары и металлическая печка, по другую — посуда, рыболовная утварь и были просверлены две лунки. Мужики без проблем притащили это пятизвездочное «ноу-хау» на прицепе за снегоходом. Бесспорно, в таком убежище можно было беззаботно откайфовать с зимней удочкой при любых морозах и целую неделю.
Нашей же группе, к которой в Мурманске присоединился основной проводник экспедиции Андрей Орехов, предстояло двигаться строго на восток, вдоль широкой нитки длиннющего Поноя и, при удаче, достичь Рябоги — его правого притока, где находится один из лучших в мире лагерей по ловле лосося.
Холодная ночевка
На Понойскую струю группа вывалилась в районе крупного левого притока Лосинги. Не прошло и десяти минут, как масляная жизнь мгновенно завершилась и начались испытания. По просту говоря, экспедиция очутилась в воде. Дело в том, что прошедшей осенью после первых крепких заморозков пошли оттепели, и теперь под снегом без накатанного следа скрывалось как минимум полметра холодной воды.
Морозюка тем моментом давил за двадцатник, а ноги после вышеописанного инцидента были у всех мокрые по самое «не балуйся», но, богу слава, у опытного походника Володи Черевко, районного охотоведа из Оленегорска среди всякого прочего « н.з.» припуталась и 16дюймовая мотопила. Не прошло и часа, как мы запалили нормальный пионерский костер.
Бородатый гном
В продымленном оленеводческом домике, что скособочился на шустром ручье всего в километре от Поноя, экспедиция прочно заторчала на три ночи.
Местные Дерсу били дорогу до речки Пачи, где нас поджидала первая комфортабельная ночевка. Охотовед по образованию, Вова Шамышев пытался на лыжах поспорить с не в меру расплодившимися росомахами, а мы с Василием Тимофеевичем Ермолаевым — начальником Мурманскоблохотуправления — дырявили главную саамскую реку с помощью старенького ледобура от ЛМЗ.
Все надежды оставались на низовья, где иногда перекаты не замерзают целую зиму и в любую погоду можно отудачить кого-нибудь приличного, лучше, конечно, конопатого с широким хвостиком.
Оленеводческая избушка, в которой мы ночевали, представляла собой одну небольшую комнатку с низкой дверью. В одиночку тут ночевать вряд ли кто отважится, ибо в избушке всенощно балагурил перт — домовой. По словам Володи Черевко, бородатый гном постоянно бубнит себе что-то под нос, не обращая внимания на присутствующих, подсаживается на уголочек нар и весело покачивает ножками. Когда людей много, перт не решается появляться на глаза и караулит усталого странника возле избушки.
В 8 км повыше самого длинного понойского притока — Пурнача — тоже в старенькой оленеводческой хибарке живет другой домовой. Он не боится и десятка заезжих мыслителей и еженощно предъявляет права на нары,заботливо устеленные прокуренными оленьими шкурами. Саамы называют это место Красными песками и утверждают, что именно тут проходит четкий раздел между реальным и загробным миром.
Ярошенки и Пурнач
Ниже Каневки, последнего круглогодичного поселения на Поное, взору открываются бескрайние заполярные тундры, где от одного заметного кустика до другого может случиться целый километр или того поболее. Экспедиционная дорога уходит круто вправо, километров на 20 от основного русла, — только так можно преодолеть скалистый Пурнач. Скалы немного понижаются и принимают более цивильные очертания в районе Сарафанного ручья.
Надежда ловчила на леску сечением как минимум 0.3, жестко принайтованную к полуметровой палке в палец толщиной. Блесна была по меньшей мере в пол-указательного, а расстояние между жалом и основанием крючка, уж верно, около сантиметра.
Так вот — на все эти страсти-мордасти еще каким-то образом надевалась 300-граммовая форель, которая стояла по ямам Сарафанного и уже откликалась на неуклюжие весенние заигрывания.
Практическая рыбалка
По правилам Мурманрыбвода, любая семужья рыбалка зимой строго запрещена. Поэтому инспекторы сидят по домам, и ушлые аборигены до мая ловят, не таясь, привязывая обычные летние колебалки к прутикам, брошенным поперек лунки.
По моим наблюдениям, наиболее сложно в такой рыбалке правильно найти место для сверления лунок. Обычно у многих окрестных обитателей есть постоянные полигоны, где они достают рыбу из года в год.
Ну а сам процесс ловли лососевых, как ни странно, не представляет никакого спортивного интереса. Главное, аккуратно завести ее в лунку, и, считай, дело в шляпе.
— Давай, давай, понежнее, багра-то у меня нет, — полуулыбался в ус местный Орехов-старший, когда углядел, что я напрягаю что-то значимое, встав на одно колено у лунки.
По ощущениям, то был обычный топляк, но я наверняка знал, что подо льдом ходит приличных размеров «хвост». До этого мы уже споро приговорили кумженьку граммов на 600 и пару семужьих самцов под три кило. Смешно сказать, но буквально за две минуты мне удалось направить рыбью физию в нужном направлении, а Тимофеевич тотчас помог прихватить молодца под жабры. Вот и вся борьба. По выходу из лунки здоровенная лососюга и разу не успела трепыхнуться, как ее молниеносно сковали жесткие оковы 25-градусного мороза — готовый экспонат для кунсткамеры.
Если вам поведать, что то был 10килограммовый кобелек осенней семги, то вряд ли поверите, ибо на открытой воде диалоги с таким силачом на спортивную снасть длились бы ну никак не менее 15-20 минут. К сожалению, это чистая правда — в тот день мы могли убедиться в этом еще четыре раза (при одном приличном сходе).
О браконьерстве
У Василия Тимофеевича Ермолаева 14.5 млн га охотничьих угодий в Мурманском регионе и работает 20 человек. Для сравнения в Ленинградской области — 7.5 млн га охотугодий и блюдут за ними 106 управленческих персон. Поэтому неудивительно,что за год инспекторы Кольского полуострова составляют только 150 протоколов на разные нарушения, из которых как минимум штук 40 попадает в урну — перед законом равны все, но отвечают по-разному. Меньше только в Калмыкии и Кабардино-Балкарии (там, говорят, за протокол можно и пулю заработать). Браконьерство сегодня, точно туберкулез, — явление больше социальное и частенько словоблудное.
Я бы, конечно, отделил от этого явления заготовку рыбы и мяса коренными жителями и пришлыми варягами ( например, коми-ижемцы, составляющие сегодня большинство населения Ловозерского района, не являются этническим меньшинством. Они пришли сюда с оленьими стадами в 1887 г с разрешения царя-батюшки, спасаясь от «копытки». По сути, более высоко организованные в социальном и производственном отношении ижемцы и стали теми колонизаторами, кто начал расшатывать вековые саамские традиции и устои). Сегодня же то, чем всегда занимались саамы, согласно существующим правилам, можно квалифицировать как браконьерство.
Вместо эпилога
Мне посчастливилось участвовать во многих экспедициях, и надо честно признать, что данная поездка стала одной из лучших. Как по собранным материалам, так по впечатлениям и взаимоотношениям, что бывают так взрывоопасны в наших сегодняшних спиралях. Редчайший случай, когда за 15 дней крепких морозных и физических испытаний, о которых мог бы мечтать и неприкасаемый Федор Конюхов, никто из экспедиционников не выразил никакой грубости против сотоварища.
Всегда томительны последние километры пути, когда внезапные всполохи северного сияния хитро подмигивают из-за березовых стволов, все воспринимаешь, как далекие лампочки долгожданного поселка. А когда вдруг эти огни нарисуются в действительности, бесконечно долгим и трудным вытянется последний километр и обязательно что-нибудь сломается, потеряется или обмерзнет нос, что и произошло с нами.
Зато после будет томить усталого путника до последней костяшки раскрасневшаяся деревенская баня, на плите задымится запахами знатный лосиный егерский суп, приготовленный карелом Яковом, и запенится пиво... Свежайшее. Кольское.