Рассказ «Седая дама с острова Поркероль»

Арман Лану, крупнейший французский писатель, известен советскому читателю по трилогии «Безумная Грета» (романы «Майор Ватрен», «Встреча в Брюгге», «Когда море отступает») и биографиям Золя и Ги де Мопассана. Как и герой его книги «Мой друг Мопассан», Лану — страстный любитель парусного спорта. Рассказ «Седая дама с острова Поркероль» навеян плаваниями автора на борту его яхты «Милый друг-III». Публикуемый рассказ взят из сборника «Песчаные замки», изданного в Париже в 1979 г.

В 1888 г. Мопассан вместе со своим камердинером Франсуа Тассаром предпринял второе путешествие в Алжир. Прежде чем туда отправиться, он приобрел в Марселе парусную яхту размером побольше прежней, называвшейся «Фламберж»: выяснилось, что та теперь недостаточно вместительна. Если старое судно было черно как ночь, то новое было бело как снег. Стоял парусник в Марселе.

Бернара — капитана и Раймона — матроса, приходившегося Бернару зятем, Мопассан попросил присоединиться к ним. Оба моряка принялись осматривать «Зингару» — быстроходный кеч, построенный в 1879 г. на лаймингтонской верфи в Англии Две его мачты несли пять парусов. Символ успеха, которого добился за десять лет Мопассан, и, по словам налоговых чиновников, признак богатства, парусник имел салон, кают-компанию на десять человек и каюту для самого писателя.

Моряки осматривают трюмы, набор судна. Корпус в превосходном состоянии.

— Судно крепкое, что орех, — замечает Бернар.

По мнению Ги, сравнение слишком плоско.

— Только с названием ему не очень-то повезло: как бы не сглазить.

Оба моряка крестятся.

— Решено! Завтра в шесть утра снимаемся. Надо будет написать новое название.

Как и прежнее судно, новый парусник получает название «Милый друг» в честь самого знаменитого мопассановского персонажа; в нем — воплощение человеческой мечты.

18 января чуть свет все четверо поднимаются на борт. Маленький буксирчик сипло, но мужественно гудя, подводит кеч к замку Иф.

— Итак, за дело, Монте-Кристо! Что там стряслось, Бернар?

— Худо дело, хозяин, — хмурится капитан. — Ветра нет, идет крупная зыбь. Надо бы вернуться...


— В Этрета я видел зыбь и похуже!

— Со Средиземным морем шутки плохи! — возражает Бернар голосом, которым впору лишь оливы с корнем вырывать.

Но мсье де Мопассан не привык подавлять свои желания — идет пи речь о женщине или о путешествии. Он не из тех, кого можно назвать благоразумным.

— Курс ост! Я сам встану на руль.

Вот уже поставлены грот, стаксель и бизань. Апсель из осторожности Бернар поднимать не стал. Как опытный моряк, он страшится шквалистого мистраля.

— Не по душе мне эта зыбь при безветрии! — ворчит он. — Уж лучше добрый шторм!

— Тысяча чертей! Вот олух-то, — стонет Раймон. — Того и гляди, беду накличет!

Паруса полощут, килевая качка подбрасывает то нос, то корму суденышка. У Франсуа вид весьма бледный. Этот добряк бельгиец — камердинер, повар, чуточку секретарь, чуточку доверенное лицо.

— Франсуа, — обращается к нему Ги, — вы, я вижу, никогда не оморячитесь. Выпейте бокал шампанского! Это вас взбодрит.

С грехом пополам обогнув мыс Круазет, валясь с борта на борт, кеч лавирует вдоль побережья и островов Жарр и Риу. В голубом тумане, словно на картине Моне, просыпается день, освещая великолепные очертания изрезанных бухтами берегов.

— Разве это Средиземное! Это Северное море, а не Средиземное!

— В бимс, в киль и в шпангоут! — бранится бородач-капитан. — Только тумана нам не хватало!

Так получил свое крещение «Милый друг-II». Событие это отметили шампанским и туманом.

Выяснилось, что площадь парусности у нового судна недостаточна, а сами паруса в плачевном состоянии. Погода была настроена откровенно враждебно. Атлетически сложенному Раймону пришлось даже сесть в тузик и подналечь на весла, чтобы кеч не снесло течением на камни. Наконец, лениво задул гаргапль — утренний бриз. Судно, войдя в лавировку, кое-как добралось до острова Касси, где экипаж пообедал прямо на борту. Мопассан, верный своей привычке, совершил продолжительную прогулку в горы.

Ночь провели в укрытии и на заре снялись с якоря. На этот раз удача улыбнулась морякам. Проскочив с попутным ветром узкий пролив. «Милый друг» побежал резвее.


— Вот оно что. Этому судну штиль не по нраву, — заключил Бернар.

— Как и его владельцу, — добродушно заметил Ги.

Второй день плавания оказался восхитительным, и мсье де Мопассан порадовался своему приобретению. Оставив за кормой Эмбье, Тупон и сети, поставленные мористее полуострова Жьен, в два часа пополудни кеч горделиво вошел на рейд острова Поркероль. Облачившись в сюртук, серую шляпу и захватив трость с острым наконечником, Мопассан сошел на берег и стал исследовать остров. Тем временем Раймон с Бертраном запасались пресной водой, а Франсуа закупал цветную капусту, молоко и сливки — меню, которое удовлетворяло как его больной желудок, так и потребности судовладельца. Под вечер Ги вернулся. Оглядев припасы, сделанные Франсуа, он торжествующе произнес:

— Что ж, я тоже не с пустыми руками. Нашел сюжет для новеллы. Недаром я всегда говорю: такие истории происходят только со мной!

В конце прошлого века остров Поркероль представлял собой райский уголок: буйная, роскошная растительность — чудо, а не остров. Настоящая Полинезия! Нагретые солнцем стволы источали головокружительный запах смолы — тот самый аромат, что услышал Ги на Корсике восемь лет назад, когда впервые открыл для себя юг Франции. Пытаясь у мыса Мед спуститься к воде, Мопассан долго блуждал по южному склону острова, когда неожиданно повстречал даму в белом.

— Вот именно! — произнес Ги своим похожим на звук виолончели голосом, которым он так любил играть. — Это была действительно дама. Лет пятидесяти, элегантная, с кокетливо причесанными седыми волосами. Должно быть, некогда она была очень хороша собой. Такой туалет, как у нее, носили в 1850 году. «Уж не снится ли мне все это?» — подумал я.

Когда незнакомка приблизилась, Мопассан, давая ей дорогу, отступил и поклонился.

— Ах, сударь, — проговорила она. — Представляю, как вы удивились при виде одинокой женщины в столь диком окружении. Уже много лет обитаю я здесь. Вы второй парижанин, который мне тут встретился... Как ваше имя, сударь?

— Ги. Ги де Мопассан.


— Ах, вот как. И что вы тут поделываете?

— Ищу выход к морю и плутаю в дебрях.

— Как все мужчины! — заметила она с тонкой улыбкой. — Не угодно ли пройти сюда! Вскоре мы очутимся на дороге, которая приведет нас к берегу моря. Рада познакомиться...

— Но кто вы, мадам?

— Простите, но я не вправе назвать себя. К тому же мое имя вам ничего не скажет...

— Вы ошибаетесь!

— Да, я ошибаюсь, но не настаивайте.

— Давно ли вы здесь живете?

— Двадцать лет.

— И вы одна?

— Со мной служанка. Мы живем в самой гуще этих буйных зарослей. Единственное мое развлечение — разглядывать проходящие суда. Я видела, как появился ваш парусник, но названия не разглядела.

— Я его совсем недавно приобрел. Называется он «Милый друг».

— Славное название.

— И вам здесь не страшно?

— Порой бывает жутко. Зимой, во время штормов мне слышатся какие-то странные звуки. Того и гляди, отдашь богу душу.

— Все это никак не объясняет причину вашего пребывания на острове, мадам.

— Вы любопытны!

— Увы, мадам, такое уж у меня ремесло.

— Ах, вот как! Вы... журналист?

— И писатель.

— Простите. Вы, верно, знамениты. Я теперь ничего больше не читаю. Когда нашей милой Францией правил Наполеон III, в Париже меня знали все. Я часто встречалась с Рикором, придворным медиком, с вашими собратьями по перу Октавом Фейе и Проспером Мериме, с Жюлем Симоном, Тьером... Я предчувствовала, предвидела катастрофу... Пыталась открыть глаза императору... Меня не захотели слушать.

— Вы были республиканкой?

— Не знаю. Меня обуревал страх. Тогда я обо всем написала.

— И вас арестовали?

— Я начала все снова. Я видела Седан, мсье...

Ги де Мопассан умолк и невидящим взглядом смотрел на немолодую даму.

— Что с вами, сударь! Вы так бледны...

— Я участвовал в кампании против пруссаков. Мне тогда было всего двадцать... Простите, мадам...

— На вид вы моложе.

— Я родился в 1850 году. Под Седаном мне исполнилось двадцать.

— Боже мой! Вот ведь как бывает! Выходит, я обращалась к вам. К вам и вашим товарищам!

Произнеся эти слова, растревожившие Ги, одинокая дама носком ботинка стала сбивать камешки, лежавшие на дороге.


— Он был не так уж плох. Я имею в виду Наполеона III, — пояснила она. — У него был один недостаток. Болезнь. А беда никогда не приходит одна.

Заговорив о болезни императора, дама снова улыбнулась своею слабой улыбкой.

— Меня приговорили к ссылке. Зная мою любовь к родине, мне позволили остаться на французской территории, с условием никогда не покидать этот остров... и никому не открывать своего имени...

— Вот уже пятнадцать лет его нет в живых, мадам. У нас ныне республика?

— Я знаю. Но что из того?

— Вы же политическая ссыльная! Вернись вы в Париж, ваш знакомец Тьер встретил бы вас с почестями!

— Да, сударь. Но я дала клятву.

— Врагу.

— Я должна сдержать слово,— словно упрямая девочка покачала она изящной головкой, обрамленной красивыми седыми кудрями.— Вам знакомы острова Лерен? Остров святой Маргариты?

— Я туда направляюсь.

— Ну так знайте, я младшая сестра «Железной маски»!

Она с лукавым видом искоса посмотрела на своего великолепного собеседника: от запахов розмарина, смолы и водорослей у него вздрагивали усы. Затем проговорила:

— Вы превосходный писатель, господин де Мопассан.

— О! Так вы меня разыгрывали, мадам? Вы узнали меня?

— Да! Простите мне эту невинную шутку — ведь мне так редко представляется возможность развлечься. Позвольте спросить... Я хотела бы знать...

— Что именно, мадам?
— Я хотела бы знать, сударь, по-прежнему ли пользуется успехом ваш «Милый друг»...

— Признаться, да, мадам... Вот уже три года...

Отхлебывая мелкими глотками чай, Мопассан, сидевший в салоне «Милого друга-II», закончил свой рассказ словами:

— Мы вышли к морю. С высоты скал я увидел гавань и яхту. «Прощайте, сударь. Благодарю, что составили мне компанию,— произнесла дама.— Желаю вашему «Милому другу» счастливого плавания...» Вот вам, друзья, и крестная мать, которой нам недоставало! Не зря же я говорил, что такие истории происходят только со мной!

Новеллу эту Мопассан так и не написал. Сюжет ее сохранил Франсуа Тассар, камердинер, страдавший морской болезнью. А жаль. Одновременно фантастическая и овеянная романтикой моря, история эта была совершенно в духе Мопассана — Мопассана последних лет его жизни.

Назавтра в девять утра кеч снялся с якоря и покинул гавань острова Поркероль. И снова заштилело: наступило безветрие. Паруса обвисли. Но вот, наконец, едва заметное дыхание бриза нехотя наполнило грот.

Среди яркой зелени острова неподвижным белым пятном выделялся хрупкий силуэт.