За пятьдесят послевоенных лет, уже для нескольких поколений питерских яхтсменов облик этого человека с интеллигентным лицом и деревянной тростью в руке стал неотъемлемой частью, символом и воплощением парусного alma-mater — Центрального яхт-клуба. Два последних года Дмитрий Николаевич не может приходить в родной клуб — сказывается тяжелое увечье военной поры. И все почувствовали, что нет чего-то привычного и важного, незримой нитью связующего нас с историей, традициями, без чего нынешняя жизнь стала беднее, а будущее еще более туманным.
А началось все в далеком 1934 г., когда отец привел 16-летнего парня в яхт-клуб "Водник" на Крестовском острове, находившийся напротив нынешнего Центрального яхт-клуба. Дмитрию повезло: парусные науки он постигал на знаменитом тендере "Рабочий", где капитаном был Сергей Иванович Ухин — будущий известный судостроитель, яхтенный конструктор и гонщик.
Молодой капитан сумел воспитать у пытливого матроса не только любовь к парусу, но и стремление к знаниям, к собственному совершенству, пронесенное Коровельским через десятки лет. И хотя в те годы район плавания ленинградских яхт ограничивался Маркизовой лужей, а о дальних походах и больших гонках можно было только мечтать, удивительный мир моря и ветра с запутанной геометрией парусов и галсов навсегда покорил юношу, стал для него смыслом и целью жизни.
В 1936 г. Д. Коровельский вместе с С. Ухиным перешел в яхт-клуб Л ГСПС, получивший на Петровском острове великолепный старинный особняк и обширную территорию. Здесь он впервые стал самостоятельно участвовать в гонках швертботов и уже в 1938 г. выиграл первенство Ленинграда, опередив будущих чемпионов СССР и будущих олимпийцев К. Александрова и Э. Стайсона.
Жизнь Коровельского, как и всех людей его поколения, круто изменил 1941 год. В первые недели войны при разведотделе Балтийского флота была создана специальная группа, призванная вести разведку и совершать диверсионные операции в тылу врага. В числе многих ленинградских яхтсменов оказался в этой группе и Дмитрий Коровельский. Поворотной в его жизни стала темная октябрьская ночь. Командование приказало разведчикам высадиться на занятый противником северный берег Финского залива, найти в лесу отступающие из Приморска остатки пехотной дивизии и вывести бойцов к берегу для эвакуации. И все бы могло сложиться, рассказывает Дмитрий Николаевич, но прыгнувший в последний момент в "тузик" его приятель — молодой офицер — оказался явно лишним: легкую шлюпку залило волнами далеко от берега. Разведчики с трудом доплыли до мыса Стирсудден. Увы, оружие и рация оказались на дне, а вместе с ними и надежда не только выполнить задание, но и вернуться обратно самим. Долго прятаться не пришлось — разведчики попали в плен. Потянулись допросы, были тюремные камеры, лагеря, попытка побега. К счастью, финны оказались вполне гуманны и даже раненного во время побега Коровельского не расстреляли. А памятью о плене и побеге стала ампутированная нога.
Таким он и вернулся в 1944 г. в родной Ленинград. Раздумий о дальнейшей жизни не было. Только Центральный яхт-клуб! Там он и начал работать в 1945 г. в учебной части.
В тот памятный победный год в Ленинграде состоялась первая Балтийская регата. Яхты для гонок собирали "с бору по сосенке". Получилось всего два класса: килевые "Л-45" и швертботы "М-20". Разыгрывали их среди участников по жребию.
Имена Д. Коровельского и его одноклубника Г. Садовского в летописи Балтийских регат занимают особое место — с них начался отсчет победителей. Экипажу Дмитрия Николаевича тогда удалось выиграть у эстонского экипажа во главе с самим Николаем Векшиным — прославленным гонщиком с дореволюционным стажем, призером Олимпийских игр 1936 г. Впоследствии у Коровельского будет еще одна победа на Балтийской регате — теперь уже в Таллине, где его основным соперником был не менее грозный яхтсмен Евгений Канский.
Словно не замечая тяжелую память войны, гонщик продолжал удивлять парусный мир. На чемпионате СССР 1950 г. он стал победителем в самом спортивном тогда классе килевых яхт — "Л-4", опередив таких грандов парусного спорта, как Иван Матвеев, Константин Александров и Эрнст Кузманов! Чемпионат 50-го года запомнился еще и тем, что за золотыми наградами трижды выходили рулевые-инвалиды, потерявшие на войне ноги. Кроме Коровельского это были его одноклубник, ныне здравствующий в Севастополе Борис Лалыко и москвич Дмитрий Чернаенко.
Постепенно заботы начальника учебной части крупнейшего в стране яхт-клуба стали оставлять все меньше времени для гонок, для работы с материальной частью. Он еще успел освоить новый тогда олимпийский класс "R-5.5", но выбор в пользу организационно-педагогической деятельности был сделан окончательно. Тем более что теперь уже выступать на гоночных трассах было кому! В клубе, возглавляемом Коровельским, выросли такие мастера, как В. Горлов, В. Попель, А. Янсюн, Б. Мирохин, П. Гореликов, В. Васильев, А. Коновалов, Б. Ильин, Л. Дмитриев, Е. Кузнецов, Б. Хабаров, десятки раз побеждавшие в морских и ледовых баталиях.
Остро стала ощущаться нехватка учебной литературы для яхтсменов. Коровельский взялся за перо. Учебники для начинающих рулевых, для яхтенных капитанов и для буеристов, книги по тактике гонок и по организации тренировок мастеров высокого класса написаны Дмитрием Николаевичем самостоятельно и в содружестве с Г.Л. Френкелем, Н.В. Григорьевым, Е.П. Леонтьевым, И.П. Лавровым. С первого же года издания сборника "Катера и яхты" он — член редколлегии, постоянный автор проблемных статей, участник круглых столов.
Приоритет Коровельского как теоретика парусного спорта бесспорен. Все изложенное в его книгах остается актуальным и сегодня, его книги по-прежнему нужны яхтсменам, вот только переиздать их некому, как и отпечатать написанную совсем недавно новую, уже десятую по счету книгу.
Пронеслись годы. 29 декабря 1998 г. Дмитрию Николаевичу исполнилось 80 лет. С высоты прожитого он видит свою жизнь счастливой и яркой. Он не ошибся в выборе жизненного пути, он познал тайную магию паруса, радость побед и горечь поражений, встречался с замечательными людьми, такими разными и такими одинаковыми в своей безграничной преданности морю и общему делу.
Сегодня, как и в далекой юности, в мыслях и в снах он по-прежнему там — на Петровской косе, в потемневшем от старости доме, ставшем храмом его души.