От переводчика
Представлять великого американского писателя нет нужды. Публикуемые в этом номере миниатюры написаны Марком Твеном в 1892 г. В то время писатель жил с семьей в Европе, но дела потребовали его присутствия в Америке, и он отправился через океан из Бремена на новом по тем временам немецком лайнере «Хафель», который произвел на него :ильное впечатление своими удобствами и роскошью убранства. Оба рассказа на русском языке не печатались.
Перевод сделан по тексту: «Short Stories of the Sea» Naval Institute Press. Annapolis, Mariland, 1987.
И. Русецкии.
Судно Колумба
За период между временами Ноя и Колумба корабельная архитектура претерпела некоторые изменения и из неописуемо скверной добралась до уровня, который можно охарактеризовать как не столь неописуемо скверный.
Я где-то читал, что тоннаж одного из судов Колумба составлял девяносто тонн. Сравнивая это суденышко с нынешними океанскими лайнерами, нетрудно себе представить, насколько утлой была испанская каравелла и до какой степени были бы плохи ее шансы в современных трансатлантических пассажирских перевозках. Тоннаж ее в семьдесят четыре раза меньше тоннажа лайнера «Хафель», на котором я сейчас нахожусь.
Если не ошибаюсь, судно Колумба пересекало Атлантику десять недель. Сегодня такая скорость показалась бы нам не вполне приемлемой.
На каравелле, вероятно, был капитан, чело-вена четыре команды и юнга. Команда современного лайнера насчитывает двести пятьдесят человек.
Корабль Колумба был мал и далеко не нов: из этих двух фантов мы с полной уверенностью можем сделать некоторые выводы, касающиеся мелких подробностей, ускользнувших от внимания истории. Например: корабль был мал, стало быть, мы знаем, что и в обычную-то погоду его катало, таскало и швыряло по волнам, а в шторм он буквально становился на голову, садился на хвост или припадал щекой и волне; мы знаем, что его захлестывали огромные валы, которые прокатывались по палубе от носа до кормы знаем, что штормовые планки со стола не снимались, и тем не менее суп чаще оказывался у моряка на коленях, чем в желудке; знаем, что кают-компания имела размеры десять футов на семь, была мрачной, душной и воняла маслом знаем, что там была, судя по всему, лишь одна каюта размером с могилу, в которой висели друг над другом две или три койки, размерами и удобством напоминавшие гроб и что когда свет гасили, темнота становилась столь плотной и материал ной что от нее можно было откусить кусочек и жевать, словно смолу; мы знаем, что единственное место для прогулок находилось высоко на кормовой надстройке (формой корабль напоминал башмак с высоким задником) — узкая полоска шестнадцать футов длиной и три шириной; остальное же судно было опутано веревками и вечно заливалось водой.
Мы уверены, что все это правда, поскольку знаем, что корабль был мал. А так как он был еще и стар, то из этого следуют и другие выводы. Например: на нем кишмя кишели крысы, на нем кишмя кишели тараканы; в шторм его швы расходились и сходились с той же легкостью, с какой вы раздвигаете и сдвигаете пальцы на руке, и он тек, словно корзина; а там, где есть течь, неизбежно появляется трюмная вода, а там, где есть трюмная вода, наслаждаться жизнью может лишь покойник. Тут все дело в запахе. В присутствии трюмной воды лимбургский сыр полностью теряет запах и начинает испытывать чувство стыда.
По этим абсолютно достоверным сведениям мы можем с полной ответственностью описать день великого первооткрывателя. Ранним утром он возносил молитвы пресвятой деве. Когда били восемь склянок, он выходил прогуляться наверх. Если погода была прохладной, он появлялся в великолепных стальных доспехах, которые, начиная со шлема с перьями и кончая шпорами на каблуках, сияли золотым орнаментом; наряд этот предварительно подогревался на камбузной плите. В теплую погоду на нем была обычная матросская одежда того времени: широкополая шляпа из голубого бархата с мягкой волной белоснежных страусовых перьев и застежкой в виде сверкающей грозди брильянтов и изумрудов; шитый золотом зеленый бархатный камзол с разрезами на рукавах, из которых выглядывали атласные рукава малиновой сорочки; огромный гофрированный воротник и роскошные кружевные манжеты; короткие штаны из розового бархата, подвязанные у колен желтыми парчовыми лентами; жемчужного цвета шелковые чулки со стрелками и изысканной вышивкой; лимонно-желтые лайковые сапоги с широкими голенищами, опущенными пониже, чтобы видны были изящные чулки; перчатки с большими крагами производства фабрики святой инквизиции, выделанные из тончайшей белой кожи еретички — одной некогда высокопоставленной дамы; рапира в ножнах, инкрустированных драгоценными каменьями и висящих на широкой перевязи, унизанной рубинами и сапфирами.
Мореплаватель задумчиво гулял по палубе, следил за небом и направлением ветра; посматривал, не плывет ли за бортом какая растительность и нет ли других признаков близкой суши читал нравоучения рулевому за то, что тот отвлекается; доставал деревянное яйцо и упражнялся в демонстрации своего старого фокуса — ставил яйцо на попа; время от времени бросал за борт спасательный конец и выуживал матроса, смытого волной с палубы; оставшуюся часть своей вахты он стоял, уставившись в одну точку, зевал и потягивался, заявляя, что в другой раз в такое плавание не пойдет, даже ради того, чтобы открыть шесть Америк. Именно так и вел себя обычный человек по имени Колумб, когда не позировал для потомства.
В полдень он определялся по солнцу и убеждался, что его добрый старый корабль прошел за сутки триста ярдов, а, значит, он, как штурман, оказался на высоте. Прекрасным штурманом может стать каждый, если никто другой не имеет права определять, сколько прошел корабль, причем определять правильно.
Завтракал адмирал в одиночестве, весьма роскошно: бекон, фасоль и джин; в полдень съедал в одиночестве роскошный обед: бекон, фасоль и джин; в шесть вечера в одиночестве поглощал роскошный ужин: бекон, фасоль и джин; в одиннадцать подкреплялся в одиночестве роскошной закуской: бекон, фасоль и джин. Ни одна из этих оргий не сопровождалась музыкой: судовой оркестр — изобретение современное Окончив последнюю трапезу, он возносил благодарственные молитвы за дарованные ему благодеяния, несколько, быть может, их переоценивая, затем снимал с себя свое бархатное великолепие или же раззолоченные скобяные изделие укладывал я в койку-гроб, задувал мерцающую зловонную свечу и принимался прочищать свои легкие при помощи глубоких вздохов, крепко приправленных ароматами прогорклого масла и трюмной воды. Постепенно вздохи переходили в храп, и тогда бригады, дивизии и корпуса крыс и тараканов устраивали на адмирале маневры.
Таи великий первооткрыватель провел в своей плавучей корзине несколько исторических недель; разница между комфортом на его судне и на нашем видна невооруженным глазом.
Когда он вернулся, испанский король изумленно спросил (таи, во всяком случае, гласит история):
— Но ведь этот корабль похоже, течет. Течь в самом деле велика!
— Судите сами, сир: за время перехода я прокачал через него весь Атлантический океан шестнадцать раз.
Так утверждают некоторые историки Другие авторитеты наз тают цифру пятнадцать.
Можно легко показать, что разница между судном Колумба и тем, на борту которого я пишу эти исторические заметки, во многих отношениях велика Взят к примеру, убранство. Вчера и сегодня я вновь осмотрел наше судно и обратил внимание на некоторые детали, которых на каравелле не было, а если они и были, то явно не столь прекрасны и совершенны, как здесь. Вот передо мной двери каюты — толщиной в три дюйма, дубовые, полированные. Вот вестибюли: их стены, двери и потолки обшиты полированными деревянными панелями, кое где светлыми, кое-где темными. Это изысканная и тонкая столярная работа все стыки пригнаны чрезвычайно плотно; внутри каждой панели — картина, составленная из голубых изразцов, число которых кое-где достигает шестидесяти, и везде их стыки тоже пригнаны превосходно. Смелый эксперимент. Кое-кто может подумать, что как только судно попадет в шторм, изразцы тотчас начнут вываливаться. Тот факт, что этого не происходит, свидетельствует о возросшем искусстве столяров по сравнению с временами, когда корабли были столь непрочны, что стоило волне ударить посильнее в борт как двери срывались с петель.
Стены обеденного салона на нашем судне обшиты приятными гобеленами, на потолке — написанные маслом картины. В других местах я обнаружил большие панели, оклеенные кожей с богатым золотым тиснением. И повсюду великолепные цвета, разнообразие всевозможнейших цветов и оттенков, в результате чего судно радует глаз своею яркостью и эта радость наполняет вам душу. Чтобы полнее оценить прелесть и притягательность этого лучезарного цветного сна, нужно в дождливую, ветреную ночь встать рядом с иллюминатором, заглянуть внутрь и полюбоваться увиденным при щедром электрическом освещении.
В старину суда были скучными, уродливыми, неуклюжими, мрачными и невероятно удручающими. Они навевали уныние — избежать уныния было невозможно! Мысль современных кораблестроителей верна: окружить пассажи ров удобствами, роскошью и изобилием вдохновенного цвета. В результате современный лайнер — самое приятное для пребывания место, исключая, пожалуй, ваш собственный дом.
Ноев ковчег
Прогресс, достигнутый в искусстве судостроения со времен Ноя, весьма ощутим. Да и мягкость законов о мореплавании, существовавших в те времена, составляет разительный контраст с их жесткостью в наши дни.
Сегодня Ною ни за что не разрешили бы сделать то, что он совершил когда-то: опыт научил нас необходимости быть более обстоятельными, более предусмотрительными, более внимательными к человеческой жизни.
Ручаюсь, в наши дни Ною ни за что не разрешили бы выйти в своем ковчеге, к примеру, из Бремена. Портовая инспекция, освидетельствовав ковчег, сделала бы кучу невыполнимых замечаний.
Тот, кто знает Германию, может во всех подробностях представить подобную сцену и состоявшийся при этом разговор.
Приходит инспектор, одетый в красивую строгую форму. Он вежлив, дружелюбен держится с достоинством, словом — являет собою образец джентльмена, однако в выполнении своего долга тверд, как скала.
Он просит Ноя сообщить место рождения, возраст, вероисповедание, годовой доход, занимаемое общественное положение, род занятий, количество жен, детей и слуг, а также имя, пол и возраст каждого из них. Если у Ноя нет паспорта, инспектор учтиво предлагает незамедлительно таковой выправить.
Затем разговор переходит к ковчегу.
— Длина? — 600 футов.
— Высота борта? — 65 футов.
— Ширина? — Не то 50, не то 60...
— Построен из... — Дерева.
— Какой породы? — Шиттим и гофер.
— Внутренние помещения и внешнее убранство? — Осмолен внутри, украшений нет.
— Пассажиры? — Восемь.
— Пол? — Половина мужского, остальные женского.
— Возраст? — Сто лет и более. — Насколько более? — До 600 лет...
— Порт назначения? Ах да, очевидно. Вы направляетесь в Чикаго1. Хорошая мысль!
— Имя судового врача. — У нас нет врача. — На борту врач должен быть. И гробовщик. Особенно гробовщик. Людей в таком возрасте нельзя оставлять без самого необходимого
— Экипаж? — Восемь.
— Тоже восемь? — Тоже восемь.
— И половина их них женщины? — Да, сэр.
— Они когда-либо служили на флоте? — Нет, сэр. — А мужчины? — Нет, сэр...
— А вообще кто-нибудь из вас выходил хоть раз в море? — Нет, сэр. — Где же вы росли! — На ферме, все без исключения.
— На таком судне, если это не пароход, должен быть экипаж минимум из 800 человек. Вам следует его обеспечить. На судне должны быть четыре помощника капитана, девять коков...
— Кто капитан! — Я, сэр. — Вам следует пригласить настоящего капитана. И горничную. И сиделок для ухода за старыми людьми.
— Кто проектировал это судно! — Я, сэр. — Это Ваша первая проба? — Да, сэр. — Я, в общем-то, так и думал.
— Груз? — Животные.— Порода? — Всех пород. — Дикие или прирученные? Из-за границы или местные? — Главным образом дикие, главным образом из-за границы — Основные породы диких? — Мегатерий, слон, носорог, лев, тигр, волк, змеи — все дикие животные из всех стран, по паре...
— Клетки надежные! — Клеток нет вовсе... — Нужны нужны железные клетки.
— Кто же кормит и поит весь этот зверинец? — Мы. — Старые люди? — Да, сэр. — Это опасно и для Вас и для них. За зверьми должны ухаживать специалисты. Сколько у Вас животных? Больших и малых вместе 98 000! Это значит, что следует пригласить 1200 смотрителей.
— Какое на судне освещение? — Два окна под карнизом. — Всего два окна на тоннель в 600 футов! Вам срочно необходимо провести электрическое освещение: поставьте несколько дуговых прожекторов и тысячи полторы ламп накаливания.
— Что Вы будете делать в случае течи? Сколько у Вас насосов? — Ни одного, сэр. — Вы должны немедленно установить насосы. Откуда вы берете воду для пассажиров и животных? — Черпаем ведрами через окна. — Этого недостаточно.
— Какой у Вас движитель? — Каной у меня — ЧТО? — Движитель. Какую силу вы используете для движения судна? — Никакой. — Вам следует установить паруса или паровую машину.
— Какого рода Ваше рулевое устройство? — У нас его нету. — У Вас нет руля? Как же Вы управляете судном? — Да никак, сэр... — Вы должны установить руль с соответствующим оборудованием.
— Сколько у Вас якорей? — Ни одного. — А должно быть шесть. Выходить в море на таком большом судне, как Ваше, без якорей не разрешается.
— Сколько у Вас спасательных шлюпок? — Ни одной, сэр. — Обеспечьте. Должно быть не меньше 25. А спасательных жилетов? — Ни одного. — Нужно 2000...
— Как долго Вы предполагаете путешествовать? — Месяцев одиннадцать-двенадцать. — Месяцев одиннадцать-двенадцать? Довольно медленно, впрочем, к выставке поспеете...
— Чем обшито днище Вашего судна? Медью? Ничем? Дорогой мой, морские древоточцы за три месяца сделают из него сито, и Вы утонете. В таком виде судно абсолютно невозможно выпустить в море: сначала его днище следует обшить.
— И вот еще что: Вы учли, что Чикаго стоит на озере и на таком судне Вам туда просто не добраться! — Чикака? Какая Чикака? Ни в какую Чииаку я не собираюсь!
— Зачем же тогда, позвольте спросить. Вам все эти животные? — Чтобы вывести от них потомство. — Потомство? А что, этих Вам мало? — Для сегодняшних нужд достаточно, но ведь остальные утонут во время грядущего потопа, вот от этих-то пар поголовье и возобновится.
— Вы сказали «во время потопа»? — Да. сэр. — Вы в этом уверены? — Абсолютно. Дождь будет идти сорок дней и сорок ночей, вода покроет вершины гор, земля вообще исчезнет из вида...
— Лично мне, разумеется — неофициально, очень жаль, что Вы сообщили об этом, по-скольку теперь я буду вынужден отменить свое разрешение насчет выбора между парусами и паром. Теперь я обязан потребовать, чтобы вы непременно установили на судне паровую машину. На ваше судно нельзя погрузить даже сотой части запаса воды, который требуется животным на одиннадцать месяцев. Вам нужно пользоваться водой из испарителя.
— Но я же сказал, что мы собираемся черпать воду ведрами из-за борта...
— Это не пойдет. Прежде чем дождь зальет вершины гор, пресная вода перемешается с морской, и вся она станет соленой. Вы должны установить паровую машину еще и для того, чтобы опреснять забортную воду.
— А теперь, всего Вам доброго, сэр! Кстати, правильно ли я понял, что это Ваш первый опыте судостроении?
— Первый, первый, даю Вам честное слово. Я построил этот ковчег, не имея ни малейшего навыка в сооружении кораблей и без чьей-либо подсказки.
— Замечательная работа, сэр, просто замечательная! По-моему, в вашем ковчеге больше нового, совершенно незатасканного, чем в любом другом корабле, бороздящем моря.
— Я чрезвычайно польщен Вашим комплиментом, сэр, чрезвычайно, и буду хранить память о нем до последнего вздоха. Примите, сэр, мое почтение и самую горячую благодарность. Прощайте!
Да, любой немецкий портовый инспектор обращался бы с Ноем невероятно учтиво, дал бы ему понять, что тот находится в обществе друга, но в море на ковчеге ни за что не выпустил бы.
Примечания
1. В 1892 г. в Чикаго состоялась Всемирная выставка.