Вдвоем под одним одеялом в Белом море

Юрка Бураков в Лоухском районе — человек примечательный. Он — один из немногих в северной Карелии, кто умудрился обеспечить работой сразу нескольких человек в тартарары развалившемся после внезапного отступления советской власти за Урал беломорском поселке Чкаловский.

Вообще-то, поселок в оригинале назывался в честь геолога Самойловича, открывшего в 30-е гг. в Чупинской губе месторождения "керамической" глины, но проницательный умняга оказался достойным "врагом народа", его, как водилось, пульнули, а беспорядочному скоплению деревянных домиков прилепили имя воздухоплавателя, который никогда тут даже не пролетал.

Я трусь в орбитах Буракова лет 15, еще с того момента, когда он ежедневно вламывал отбойным молотком на слюдяной шахте, где и прихватил вторую группу инвалидности по виброболезни, это когда потихонечку отмирают кровеносные сосуды в конечностях.

А места тут потрясные: множество разновеликих островов и проливчиков, что в беспорядке натыканы по правую руку от Чупинской губы, а по левую от губы Кив. Совсем неподалеку в Белое море впадает славная река Кереть, где пока еще сохраняется небольшое семужье стадо и расположена одноименная поморская деревня, которой уже более 800 лет от роду.

К великому сожалению, постоянных жителей тут немного, и в яркий солнечный день режут сердце случайному путнику потухшими покойницкими глазницами-оконцами еще крепкие деревянные срубы прошлого, что прилепились к вялому холму по левому берегу речки, сразу после длиннющего Керетского порога.

Так что никто не подивился, когда минувшим октябрем Бураков припер из Питера новенький 25-сильный четырехтактный "Меркурий" с рулевым управлением и всю эту пижонскую тити-мити беззастенчиво втиснул в уже немолодую "Казанку" в пятом вариационном исполнении.


Чкаловские комментаторы всласть нащелкались языками, вкривь и вкось пересуживая моднявую покупку, а Бураков довольно потирал пухлый карман штанов, где должны были прирастать количеством сэкономленные денежки при эксплуатации четырехтактного американского моторно-технического совершенства.

Мотор Юра купил с рук у малознакомого кренделя из северной столицы, но, будучи от рождения человеком предусмотрительным и основательным, тотчас оттянул двигло на обследование в сервисный центр "Франкарди", что на проспекте Космонавтов. Там всего за 50 у.е. ему все проверили и залили куда надо, подтвердив, что внутри черного заокеанского кожуха все в полном порядке и безо всякого конфуза и оглядок на родные берега можно совершать малую кругосветку, запасясь вдоволь высокооктановым бензином.

Я очутился в тех параллелях на Белом, в общем-то, случайно, надо было прокумекать собственными глазами будущие сплавные экспедиционные маршруты, намеченные редакцией, и послушать дельных советов от другой местной знаменитости — рыбинспектора Петра Резанцева. Это еще один замечательный америго веспуччи Лоухского района. Он за последние пять лет не только исхитрился возродить местную инспекцию, но еще и всесторонне расширить рекреационные баловства пришельцев с Большой земли. Ведь разве только Кольский полуостров достоин паломничества отчаянных байдарочников и зазнаистых семужатников?

Конец октября на Белом море — совсем не алуштинское лето, это уже повсеместно застывший в предзимнем испуге удрученно-голый березовый ствол, щекотливый снег в раскрасневшуюся мордашку, в айсберг замерзший на воздухе тюльпан от спиннинга (только во рту и отогреть можно).

В этом году воды в реке было очень мало, зато хорошо перла горбуша — Карелрыбвод реализует программу по созданию своих стад дальневосточных лососевых на беломорских речках, и только ниже Чкаловского моста в 2001 г. рыбоводами было выпущено около миллиона трехлетних пестрят средним весом 75 г. И на рыбоучетном заграждении мне поведали, что в Кереть за лето влетело никак не менее 9 т красномясых "поленьев" средним весом 1.2 кг.


Нас с Юркой это мало трогало, уже был не сезон до семужьих экзерсисов, да и треска в море азартно харчила пластиковые твистеры на 15-20-метровых глубинах.

В то злополучное воскресенье мы по заранее обозначенному плану должны были проведать Андрея Ша-лева — сторожа биостанции питерского университета, что примостилась на о. Среднем в 12 км от Чкаловского.

Но сперва я с радостью спалил целых полторы фотопленки на местного Кулибина — деда Варнавыча. Дело в том, что он гордо щеголял по окрестным заливам, так же как и мы, на пятой "Казанке", но под самодельным брезентовым парусом. В отличие от нашего автора М. Поспелова из Березников ("КиЯ" №172), его парус не выглядел столь эффектно, зато устанавливался всего за полторы-две минуты. Конструкция гляделась даже со стороны довольно просто и напоминала издалека бурку, накинутую на плечи самого обыкновенного терского казака из дозора генерала Ермолова. Только вместо тела всадника была четырехметровая деревянная мачта, а раскосые плечи заменял полутораметровый кол. Один фал крепился к правой кормовой утке, другой же лепился впереди изрядно покореженного ветрового стекла. Дед Варнавыч мастерово рулил веслом, выделывая самые разнообразные галсы, сноровисто используя другое деревянное весло вместо гика.

Не думал я теми мгновениями, когда восхищался изящными манерами Вячеслава Варнавыча по обузданию колючего беломорского галфвинда, что не далее как несколько часов спустя буду с трудом импровизировать позы на ту же вольную тему.

Со смотрителем — Андрюхой — были полные порядки, он только немного расширился и поважнел от ежедневных занятий с самодельными пудовыми железяками. После знатного травяного чаю мы со товарищем плюхнулись в "Казанку" в предвкушении достойных вечерних утиных леток: в октябре несметные стаи морянок кучкуются в Прямой и Глубокой Салмах — широченных протоках, недвусмысленно отделяющих от засыпающего на зиму материка остров Кереть и Пеж-остров.


Но не успели мы пролететь и 300 м за поворот, как на полном газу почтеннейшей "Меркурий"-сан, блестящий пузатыми боками на вечерних солнечных подмигиваниях, осекся на полвдохе и замолк. Бураков непонимающе шлепал близорукими глазами, не находя достойных литературных и правильно произносимых междометий.

От ключа этот заграничный негодяй заводиться уже никак не хотел, а при нейтральном положении рукоятки реверса новенький винт проворачивался с превеликим трудом. (Как выяснил впоследствии главный механик фирмы "Франкарди" Роман Амбросимов, редуктор этого злополучного мотора уже не единожды вскрывался.)

Пара-другая манипуляций с гаечными ключами ничего не дали. "Казанка" наша качалась на стойком отливе, а времени было уже далеко за пять.

Я принялся что есть сил грести в сторону станции зоологического института — мыс Картеш, это где-то под 6 км на норд. Там были люди, моторные посудины которых запросто могли бы оттарабанить нашего раненого конягу в чкаловскую конюшню. Но против могучих придыханий с северного полюса на "Казанке" совершить такой бросок представлялось делом очень даже непростым. Послушная доселе лодка беспрестанно подбрыкивала кормой, так и норовя развернуться абсолютно в ненужном направлении, тем более что и без того гребные рывки приходилось совершать в неравномерном режиме — лопасть одного из штатных весел была как минимум сантиметров на 15 короче другой.

Пришлось пораскинуть немногие варианты партии, и мы выбрали самый неожиданный.

У запасливого Юры Буракова в лодке был и 4-метровый шест, штыковая лопата и обычнейшее солдатское одеяло -согласитесь, совершенно не характерный набор погремушек для "Казанки". Минут через 20 парус был готов: лопату примотали заместо рея на топе, мачту установили между рулевой колонкой и приборным щитком, только вот закрепить на днище ее нам никак не удалось, поэтому кто-то постоянно должен был ногой подпирать гладко обструганную деревяху. Для удобства мачтового чучела пришлось напополам разломать ветровое стекло, чтобы можно было хоть как-то присесть. Одеяло привязали веревками к образовавшемуся кресту, а нижние углы принайтовали по левому борту к уключине и к крышке рундучка на кокпите.


Несмотря на кромешную тьму получилось довольно-таки здорово — мгновенно мореходные качества "корвета" во много крат улучшились, и лодка принялась послушно вилять попкой, обласкиваемой то фордевиндом, то бакштагом.

Юра примостился на корме, задавая нужный галс, только ему было ведомо, куда мы вдвоем несемся под плюшевым одеялом: как поговаривали в старинных сказках про разбойников, кругом не было видно ни зги, хотя кое-какие очертания далеких островов подтверждали, что движемся мы точно к Чупинской губе.

Я же подрабатывал мачтодержателем — левая рука служила продолжением фалов, так удобнее было подлавливать изменяющиеся порывы рваного северняка, хотя в целом он свистел в нужном экспедиции направлении.

Хорошо, что достойно оделись поутру, иначе схватили бы неминуемую простуду или ангину. Впрочем, тем вечером нас подлечил народными зельями дед Бессонов.

В общем, обозначенные в лоциях 12 км пододеяльная "Казанка" пролетела за четыре с небольшим часа, и в гавань Чкаловского мы ворвались, подобно героям Чесменского сражения.

Одеяло было практически порвано, мы же прилично вымокли от снега и постоянных соленых плевков раздосадованного Белого моря.

— Нам бы каюк без одеяла-то. — На обледенелом пирсе уже можно было шутить и пританцовывать.

— Оно и конечно, хотя у меня на крайняк под сланями брезентуха подстелена, да с ней волохаться подолее бы пришлось.

Да, поморы — народ основательный, хотя напрочь игнорируют спасательные средства: "Все равно в холодной воде не выживешь и пяти минут", — любит приговаривать Бураков.

А вот мы пропижонили на воде целых четыре часа. Как никак, иметь одеяло с собою — это дело!

Отсюда, как говорится, вывод: лучше чудо заморской техники, хоть и дороже, но покупать из родных фирменных рук, да с гарантией.