Запись врезавшихся в память событий в их строго хронологическом порядке сделана капитаном "Ксантиппы" с помощью экипажа (жены) уже позднее, на берегу, специально для публикации.
Мы разделяем позицию автора — моряка-профессионала Юрия Васильевича Холопова, полагающего, что разговор о морских традициях, законах "хорошей морской практики" и основах морского права нужен и актуален.
Редакция решила напечатать этот текст пока без каких-либо комментариев и обратиться к читателям с просьбой разобрать ситуацию, возникшую 18 августа 1993 г. у мыса Песчаный, и высказать свое мнение по существу вопроса.
Итак, прав ли экипаж "Ксантиппы", полагая, что яхта "Орион" не сделала все возможное для их спасения? Все ли делал правильно сам капитан "Ксантиппы"?
Из записей капитана петербургской яхты "Ксантиппа"
18 августа. 07.30. Приморск. Стоим у пирса яхт-клуба. На рейде тишина. Узнаю метеопрогноз: ветер SW 3-5 м/с. во второй половине дня — до 10 м/с. видимость — от 2 до 10 миль. Что еще надо после месячного плавания по шхерам Выборгского залива? Попутняк, да еще силой до 5 баллов! Запросил разрешения на выход. "Да, да, все в порядке", — пророкотал басок диспетчера в трубке. Вахтерша пожелала нам счастливого плавания.
09.00. Снялись с якоря и швартовов Цель — форт Обручев
11.00. МывБьеркезуиде. Дождь. Горизонт мне не нравится: на W формируется мощный грозовой фронт — черная плотная завеса. Зарифились.
11.30. Дождь. Ветер стих. Отдали рифы.
12.00. Штиль; "шлепаем" три часа, а добрались только до Ермиловской бухты. Не густо!
12.30. Ветер оживился до 3 баллов Наконец-то "Ксантиппа" "поехала*!
13.20. Задуло баллов до 5. Горизонт на Wпосветлел.
14.00. Ого! Море "вспыхнуло", волны пошли крупные, злые. Тут уж 10 м/с точно. С гаком! "Еще 3 часа такого хода — и мы дома!", — кричу жене "Не говори гоп", — слышу в ответ.
14.30. Кажется прорвало ветер близок к 8 баллам. Давит дико. Грот растравлен. от руля не отойти, лодка летит, как бешеная. Слева в дымке промелькнул Стирсудден. Он всегда "в мою честь" шалит. Помню, в 1980 г мне точно так же дал "прикурить", но сегодня, похоже, дело круче
15.00. Видимо. 10 баллов не меньше. Шторм Настоящий Волны уже высотой 3-4 метра. Временами набегают никак не меньше 5 м, а иногда, самые грозные — до 6: они выделяются из общей массы волн и видны хорошо Особенно, когда проваливаешься между ними или взлетаешь на гребень. Шкоты растравлены до безобразия Раз зевнул со сбросом — терпи, держись, правь.
16.15. Вышел из строя руль! Да. соединение с баллером у меня прямое, а румпель болтается свободно. Волосы встают дыбом Финский залив — не бескрайнее море Рядом берега, кругом камни. Мы стали игрушкой волн и ветра. Лодку мгновенно развернуло лагом, начало бросать с борта на борт. Это ошеломило мою подругу, я увидел побледневшее лицо.
Кренометр не показывает, а стучит. Я лихорадочно ищу решение. На борту была ель. 4-5 метров заготовки на шесты. Начал сколачивать с веслом. Сколотил. Поставил, попутно вспоминая умные книжки: выпусти за корму концы, смастери весла и т.п. Анекдот: когда так дует — ничто не помогает, лодку на курс не поставить. Остается якорь? Ветер SW Берег в 3 милях под ветром, а на носу ночь.
16.45. На горизонте парус. Ура! Ведь я знал, просто был уверен, что судьба не бросит нас. Да, действительно: мощная яхта, наверняка с мотором. Вот уж повезло-то! Дал сигнальную ракету: "У нас беда!" Когда яхта подошла совсем близко, прокричал: "Вышло из строя рулевое, сорвано перо руля!".
— "У меня за кормой тузик. Буксировать не могу", — последовал первый ответ капитана.
— "Руля нет, не могу идти. Помогите добраться до Обручева!"
Капитан "Ориона" понял, что надо помочь. Подойти, естественно — под мотором, на таких волнах было и рискованно, и далеко не просто. Только с четвертого захода мне удалось передать на "Орион" линь-проводник, чтобы они приняли мой буксировочный конец. Обрадованный тем, что хоть часть дела сделана, я дал капитану "Ориона" знак, что все в порядке — поднял над головой кулаки. Теперь предстояло собраться с духом, как можно быстрее пробраться на бак и ввязать проводник в мой буксирный конец для его передачи. Однако капитан, видимо, помял мой знак как "дело в шляпе!" и, не разобравшись в том, что происходит, дал ход раньше времени, когда соединял яхты еще не мощный канат, а только этот самый проводник. Естественно, что на первом же рывке японский высококачественный линь диаметром 12 мм лопнул, как гнилая нитка. Надо было начинать все сначала!
Когда жена закричала: "Он нас бросает!", — я ее успокоил, объяснив, что просто яхта маневрирует, им надо снова зайти на ветер...
Однако капитан яхты помахал нам руками — дескать, "сделал все что мог!" И впрямь: "Орион, БМП" — так было написано на транце этой прекрасной яхты — оставил нас на произвол судьбы. Нас — это меня и жену. Жена заплакала: "Мы же погибнем!" Обстановку она понимала правильно шансы погибнуть были.
17.15. С горечью подумал я о нынешних моряках, об утрате славных морских традиций. Куда же мы идем? Какой пример подал капитан "Ориона" молодому матросу, который стоял, ухватившись за ванты и, возможно, не без страха в душе решал задачу: стоит ли из-за незнакомых людей рисковать?
Предаваться размышлениям было не время. К счастью, наша самодельная лодка вела себя великолепно на набегающих валах, временами — крайне несимпатичных, отыгрывалась шутя. Хотя бы это радовало душу. Строил-то сам1.
Правильно выбранный вес балласта, высокие борта, прочность корпуса позволяли "Ксантиппе" вертеться на волнах, как щепке. Но если бы мы были в открытом море! А тут — берег рядом, шальной зюйд-вест упорно несет нас на него. Мы где-то в районе мыса Песчаный. Называется-то он Песчаным, но камней здесь навалом. Я снова лихорадочно взялся делать новое весло. Потел битый час. Получилось великолепное 5-метровое весло. Но — куда там! При таком ветре править лодкой и хорошим веслом не удается, ее тащит, несет стихия.
18.30. Берег приближается. Странно, решения не нашел, но дух сопротивления во мне еще есть. Не могу поверить, что так вот бездарно погибну, когда еще полон сил, энергии. Да и во имя чего должна погибнуть моя жена Лида? Она ведет себя мужественно, поняла бесполезность слез. Только иногда прорывается у нее: "Господи, за что?" Я стараюсь ее успокоить, хвалю яхту, расписываю особенности ее безопасной конструкции, доказываю, что до оверкиля еще далеко.
19.30. До берега остается меньше 2 миль. Еще немного — и при таких глубинах да на такой волне ко мне уже никто не осмелится подойти, чтобы спасать. Даже при самом благородном характере. Опасно! Камни подводные и надводные. В 2-3 кабельтовых от берега — глубина 0.8-2 метра. А волны накатываются 5-6-метровые. О чем говорить — лодку разнесет людям не выплыть...
Остается одно — последнее, заветное: якорь! О том, что такое для моряка якорь, я знаю со времен училища. Слушал байки одноклассников — бывших юнг, успевших послужить на боевых кораблях, рассказы учителей — опытных мореходов. Позже, когда уже сам командовал кораблями, редкая навигация проходила без того, чтобы не приходилось отстаиваться, надеясь только на якорь, пока не снимут штормового предупреждения. Теперь, при всем моем 50-летнем морском опыте, опять надежда остается одна — на якорь.
Как никогда внимательно оцениваю якорное устройство. Ведь все самопальное, нештатное. Что-то не выдержит — еще две жизни заберет море. Карабкаясь, добираюсь до бака. К счастью, у меня солидный "адмирал" — 20 кг весом. Шток выдвижной, с чекой — кладу на нее, на всякий случай, клетневку. Соединительная скоба — надежная, с замком, рассчитана на 2 тонны. Трос капроновый, выдерживает на разрыв 2.5 тонны, но длина всего 37 м. Для глубины порядка 20-25 м и высокой волны — мало, слишком мало.
Оглядываюсь на берег. До него уже не больше мили. Тороплюсь в рубку, а 7 метров палубы в таких условиях — расстояние очень большое. При диком, резко переменном крене то и дело валюсь, упираюсь во что-то ногами, цепляюсь за что-то руками. Леерная стойка, как спичка, вылетает из гнезда. Лихорадочно спускаюсь в каюту. Беру карту. Ни стоять, ни сидеть нельзя — ложусь. Лежу на пайоле между диванами, так как другой возможности расстелить карту и оценить предполагаемое место приближения к берегу нет. Никогда, кажется, за всю свою морскую жизнь не рассматривал так внимательно карту. Какие глубины? Каков характер их изменения? Какое дно? Камень, ил, песок?
Высмотрел, что хорошего мало. На расстоянии от берега примерно в 0.5 мили глубина 20 м, а дальше изобаты спрессовываются до невозможности на расстоянии в 1 кабельтов глубина уменьшается до 5 м. Значит, если бросить якорь слишком рано, его при коротком канате будет отрывать от дна. Прозеваешь — возможны удары о грунт, которых при такой амплитуде продольной качки килевая балка, хотя на нее и положил 18 слоев стеклорогожки, долго не выдержит. А у самого берега — те самые 0.8-2 м и одиночные валуны. А последствия ударов о камни понятны без слов — никакая сталь не вынесет! Одним ударом может и фальшкиль вывернуть, и днище проломить.
Я однажды видел, как примерно при таком же ветре волны выбросили далеко на берег лодчонку и грохнули ее о пень - в мгновение ока остались одни щепки.
Снова "тороплюсь" на бак! Времени в обрез. И продолжаю лихорадочно размышлять — какие еще возможны варианты? Удастся ли на таких волнах мягкая посадка? Сможем ли мы выброситься на песок пляжа, если даже повезет и проскочим мимо больших валунов? Навряд ли. Даже если сядем на песок, гребень каждой волны будет сначала полностью накрывать яхту, затем поднимать ее, тащить вперед и снова швырять на дно. Сколько таких накрытий и ударов выдержит "Ксантиппа", прежде чем наберет столько воды что на очередной волне не поднимется?
Еще и еще вглядываюсь в берег, оцениваю расстояние. Все напряжено — понимаю, что любая ошибка смертельна. Да, я где-то на пределе глубин. Какое-то внутреннее чутье подсказывает — пора!
20.15. Бросаю якорь! Как ни странно, появляется какое-то торжествующее чувство: да, я это сделал, привел в действие единственный, но весомый фактор безопасности. Якорь на дне. Медленно стравливаю конец, как говорят на флоте — до жвака-галса. а все эти секунды лодку продолжает гнать лагом к берегу. Идут последние метры троса. Не спускаю глаз с его крепления — через кнехт коренным концом за шпор мачты. Минута томительного ожидания — лодку резко потянуло навстречу волнам, якорный конец, вибрируя, натянулся — якорь забрал! Теперь он — хозяин положения. По углу наклона каната вижу, что глубины под килем совсем немного: когда яхта проваливается, остаются какие-нибудь 1-2 метра.
Если якорь поползет, необходимо тройное внимание. При первом же ударе надо сообразить, бьет по камням или по мягкому грунту? Важно вовремя оценить степень опасности. Если не повезет, то при первой же серьезной пробоине придется рубить якорный конец.
Качка стала преимущественно килевой, тем не менее волны "шалили", лодку продолжало вертеть. Огромные волны катились. как заведенные, в ушах стоял угнетающий шум ветра и разбивающихся волн. Временами казалось, что ветер чуть-чуть стихает, но тут же он начинал реветь с новой силой. Спускались сумерки. Мы стояли мокрые до нитки, как будто только что тонули и нас вытащили из воды.
Жене намного тяжелее. Еще хорошо, что она, хотя и ходила со мной на яхте 13 навигаций и кое-что повидала, но оценивать степень опасности полностью не могла. Когда опасное сближение с берегом стало неизбежно, только спросила: "Пора надевать спасжилет?", я ответил: "Конечно, надень, будет и теплее, и безопаснее". Уже восьмой час она стояла в проеме люка не просто бледная, а позеленевшая, держась за все что можно, чтобы при очередном рывке не сорваться с трапа.
Моя активная занятость кончилась. Первые полчаса после отдачи якоря я то и дело оценивал пеленг на мощное, одиноко стоящее на берегу дерево. Как лодка ни крутилась, было ясно — пеленг не меняется. Это было главное, это вселяло надежду. Но я начал замерзать. О полном раздевании и замене белья не могло быть и речи, так мотало яхту. Я даже не мог стащить сапоги с разбухшими от воды носками. Если обеими руками я взялся бы за сапог, то уже в следующее мгновение влип головой в фальшборт. Это точно! Можно было только надевать что-то сверху. И пошли внакидку: бушлат, пальто, спасательный жилет. Какое-то время даже казалось, что я устроился неплохо — развалился, ноги в упор. Качает, как в гамаке. Лодка встречает волны хорошо, якорь держит пеленг на месте...
Берег, однако, темнел на глазах. Я стал терять ориентиры Контроль за положением лодки стал невозможен.
22.00. Ветер не утихает. Наоборот начал поддавать еще больше, рвет воду. Собственно, берега не видно, хотя он где-то рядом. Мой основной ориентир давно растворился в черноте. Я как бы ослеп. Теперь можно полагаться только на ощущения. Как ни бросало "Ксантиппу" вверх-вниз, как ни мотало из стороны в сторону, надо было не прозевать — вовремя почувствовать те мгновения, когда она будет "свободна" от дна, до очередного забора грунта якорем. В конечном счете даже половина кабельтова — до глубины 5-6 м — тоже расстояние. И просто так, с маху, даже ползущий якорь пронести лодку не даст, лишь бы не попался гладкий плитняк.
19 августа. 00.00. На якоре у м. Песчаный. Усталость валит в сон. Ведь мы уже около 12 часов хлебаем эту кашу. Даже меня пробила рвота — впервые за последние 30 лет. Лида просит: "Только не засни!" Конечно, потерять последнюю надежду страшно. Когда человек действует — это одно, а со спящего много не возьмешь...
За минутное забытье, может - чуть больше минутного, ориентация нарушается. И кажется, что видишь, как чернота рассеивается, рассекается какой-то более светлой, серой полосой леса, как убегающие волны натыкаются на гряду камней совсем неподалеку от кормы, и эта гряда камней превращается в волнолом, хотя никакого волнолома нет и все это — фикция, мираж. Еще через минуту зрение восстанавливается, и я снова вижу только непроницаемую черноту.
Чтобы не заснуть и хоть немного согреться, взялся за помпу, но лодка за все это время не набрала и двух-трех ведер воды. Значит, качал больше для порядка. Попробовал приемопередатчик с фиксированной частотой и дальностью 5-10 км, который был очень хорош на переходе в паре. Подключил, настроил, начал вызывать "Всем! Всем! Яхта терпит бедствие в районе мыса Песчаный, нуждается в помощи. Кто слышит меня?" Повторил раза три, хотя и понимал бесполезность затеи. Лида вмешалась. "Ты как-то не так говоришь, вяло. Не чувствуется бедствия!" "Тогда, говори ты", — сообразил я. И понял, что это для нее и работа, и надежда!
Ночь была невероятно длинной. Резким контрастом с чернотой на севере была южная половина горизонта — огни, много огней! Это были огни судов, приходящих с моря. Это был совсем другой мир, который мы хорошо знали, но от которого сейчас были отделены пропастью висели на якорном канате в буквальном смысле слова. Команда на этих судах мирно спала. Вахтенные кемарили, коротая вахту. Кто-то, наверное, уже поддавал, празднуя прибытие. Жизнь шла своим чередом. Как я завидовал этим махинам на якорях. Люди смотрят на те же самые грозные для нас волны с высоты мостика, а это 10-15-20 метров от ватерлинии!
02.00. Со стороны мыса Флотский шарят лучи прожекторов. Хоть тут не спят! Беру ракетницу, даю три красные ракеты — явный сигнал бедствия. Как-никак, должны же военные записать сигнал в свои журналы, доложить по команде.
Увы! Дело пограничников — бдить, стеречь границу, а то, что люди гибнут, — не по их ведомству. Наверное, только в эти минуты до меня, что называется, дошло: слаб человек перед стихией, одна ошибка — и смерть.
04.00. Ночь, кажется, не кончится никогда! Гребни волн продолжали проноситься прямо "под носом" с бешеной скоростью. Временами мы оба "принимали душ", но и без того зубами стучали постоянно. Я выдерживал все это, многократно накрывшись парусом, как саваном. Лида так и продолжала стоять — уже 16 часов в проеме люка.
Где-то внутри начало теплиться сознание, что, если не будет дальнейшего усиления ветра, выстоим. Хотя лодку по-прежнему вертело, а все ориентиры скрывались в темноте и мы могли различить всего-навсего с десяток, не больше, гребней уходящих волн, ощущения, что нас понесло по ветру, не было. Мы чувствовали, что якорь держит. А я еще и понимал, что, если грунт илистый, якорь начнет зарываться, его будет засасывать, держащая сила со временем увеличится. В нашем случае на нас работал и рельеф дна — изменение глубин позволяло якорю "закопаться".
05.00. Мы зверски устали. И замерзли. Никаких предвестников восхода солнца нет. Временами от нашей одури казалось, что его вообще нет и не будет этого солнца. Холод и усталость вышибли сознание. Уже где-то вместе с надеждой, в которую еще боимся поверить всерьез, возникли элементы полнейшего безразличия.
Еще несколько часов назад в бредовых думах своих я вспоминал, что есть на свете хорошая "должность" — священник. Народ приходит к тебе с радостями и горестями. И ты с ним делишь все эти радости и горести. Домик. Садик. Любимая попадья, прихожанок — тьма. Что еще надо простому смертному?
05.30. Господи, забрезжил рассвет! А ветра, как будто, снова прибавилось. Ориентиров моих еще не различаю, но небо явно начинает отрываться от берега.
06.30. Увидел ориентиры: все на месте. Где-то в душе начало появляться какое-то злое нахальство. Я жив и снова вижу реальную опасность: вот они — камни! Значит, будем цепляться за жизнь до последнего. Даже если получим пробоину — у меня есть крошечный, набитый пенопластом тузик — на двоих достаточно.
Но якорь-то держит! За долгие часы так "врос" в грунт, что вырвет его теперь только при резком усилении ветра.
08.50. Странно. Вроде начало стихать. Оправдался мой полусуточный прогноз: ночью ожидать ослабления ветра не стоит, только к утру — в лучшем случае. Но все это может затянуться и на сутки с гаком — так я "заряжал" себя.
Когда стало ясно, что просто так нас уже на камни не спихнешь, появилась расслабленность, сказывалась неимоверная усталость: ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Но появились и проблески ощущения жизни. Мы уже имели реальный шанс на спасение.
10.00. Все стихло. Стихло так же быстро, как началось. Как а сказке. Ветер упал до 2 баллов. Берег засверкал в лучах солнца всеми своими красотами Жизнь начиналась снова...
20 августа. 08.00. Форт Обручев. Я стоял на самой вершине форта — на бруствере, и смотрел на запад — на суда, стоящие на якорях в томительном ожидании, и дальше — на мыс Песчаный. Видимость была потрясающей. Место, где только вчера мы жестоко бедствовали, было как на ладони. И тем острее ощущался разительный контраст между чернотой штормовой ночи и умиротворенной красотой утра.
Я долго стоял наверху, размышляя о превратностях судьбы. Непроизвольно по щекам потекли слезы. Вообще-то я человек черствый, такого со мной не бывало, но теперь я и не делал попыток остановить эти слезы.
"Юра!" — вдруг услышал я. И встрепенулся. Совсем забыл, что давно пора завтракать, что обещал только взглянуть на горизонт.
За едой Лида совершенно неожиданно спросила. "Ведь "Орион" просто бросил нас на погибель. Так скажи, неужели на такое нет законов?"
Я и не знал, и сейчас не знаю, что ответить. Что законов у нас тьма, но никто их не соблюдает? Что существуют не только многовековые традиции морского братства, но и уголовный кодекс, строгие международные правила, соглашения, конвенции — целая наука!, но что все это — ни при чем, поскольку, слава богу, мы остались живы? А уж если нет ни трупов, ни миллионных убытков, то и разговаривать не о чем.
Или разговор все-таки нужен?
Примечания
1. О шлюпе "Ксантиппа", построенном автором много лет назад из выброшенной на свалку 7,2-метровой шлюпки новоладожской постройки. рассказывалось в "КиЯ" №91. Отметим, что осадка этой яхты фальшкилем — около 1.6 м.