Клаус становится пиратом — фрагмент из романа «Братья витальеры»

Вниманию читателей предлагаются фрагменты из исторического романа «Братья витальеры», вышедшего в 1950 г. и с тех пор многократно переиздававшегося в ГДР, но на русский язык переводимого впервые.

Так уж повелось, что при упоминании о пиратах, флибустьерах, корсарах и т. п. приходят на память различные легенды и в лучшем случае — романтические истории, происходившие, если верить книгам, прочитанным в детстве, где-то в экзотических дальних морях, в неопределенные «добрые старые времена». В данном случае все совершенно определенно. Рассказывается о реально существовавших людях, о необычном пиратском братстве со странным названием «витальеры» (от латинского вита — жизнь), существовавшем в действительности (XIV—XV вв.) и не где-то далеко, а «рядом» — на Балтике, с основной базой на острове Готланд.

В творчестве известного немецкого писателя-коммуниста Вилли Бределя (1901—1964 гг.) этот роман занимает особое место. Советскому читателю Бредель хорошо знаком своими произведениями, посвященными рабочему движению, коммунистическому подполью Германии, борьбе против фашизма. Обращение автора к далеким событиям средневековья может на первый взгляд показаться неожиданным, однако это не так: оно вполне закономерно, обусловлено глубоким интересом писателя к истории родной страны вообще и к истокам народно-освободительного движения, в частности.

Различая в хаосе междоусобиц и стихийных возмущений тех времен закономерности борьбы классов, Вилли Бредель исторически верно освещает одну из малоизвестных страниц истории, рассказывает о том, как в борьбе с несправедливостью обездоленные честные люди становились пиратами.

Толчком к написанию романа, как вспоминал автор, послужило обнаружение в Москве — в Библиотеке имени В. И. Ленина — старинных хроник немецких городов. Эти хроники, а затем другие исторические документы, изученные писателем, и послужили основой для воссоздания образов вождя витальеров Клауса Штер-тебекера, его друзей и врагов.

Для правильного понимания описываемых событий надо иметь в виду, что владелец большого по тем временам торгового судна «Санкта Женевьева» купец Герман Хозанг был выразителем требований свободолюбивого большинства штральзундских горожан, протестующих против бесчестного правления городской верхушки. «Отцы города» — казнокрады-патриции во главе с могущественным семейством Вульфламов, отличавшихся жестокостью даже по жестоким средневековым меркам, делали все, чтобы избавиться от него. Вульфламы собирались захватить «Санкта Женевьеву» с помощью подкупленных членов команды. Вот поэтому Хозанг также был вынужден направить на судно своего человека — преданного ему безродного юношу из Ростока...


Подробнее о витальерах и судьбе Клауса Штертебекера, схваченного ганзейскими патрициями в 1401 г. и казненного, можно прочитать в книге «История морского пиратства» Я. Маковского («Наука», 1972 г.).

---

Стотонная когга «Санкта Женевьева» — недлинная, ладная — взметнулась над водой похожими на башни кормой и носом; между ними словно провалилась середина палубы. Бушприт украшала деревянная наяда, которую матросы называли «Святой». Фальшборт из темного кипариса был окован медью.

Клаусу это судно сразу же показалось прекраснейшим на свете.

Экипаж когги состоял из тридцати шести человек, включая пристера — судового священника. Капитан Хенрик один занимал большую каюту в корме с великолепным видом на море. Рядом в общей каюте помещались рулевой, пристер и цирюльник, ниже — в ахтерпике находились оружейная кладовая и камбуз. Остальные обитатели судна жили в низком кубрике в носовой части, таком тесном, что едва удавалось улечься для сна. Спали здесь на голой палубе. Клаусу как новичку отвели место у самого входа. Конечно, никудышное местечко, но это его не беспокоило: он с такой же охотой улегся бы в любом другом углу такого замечательного судна. К тому же он знавал и суда, на которых матросы вообще крыши над головой не имели...

Клаус влез на марсовую площадку, раскачивающуюся высоко над водой. Луна серебрила темные волны, освещая путь бесшумно скользившему судну. Клаус в восторге воздел руки к ночному небу, смеялся, бормоча какие-то глупые слова. Юнга, который молча сидел рядом, удивленно вытаращил глаза. Клаус спросил:

— Как тебя зовут!

— Киндербас. — Ответ этот был дан густым рокочущим басом. Клаус рассмеялся: перед ним еще совсем ребенок и... такой голос!

— Так меня прозвали, — недовольно пробурчал юнга.— По-настоящему-то я Эрик Тюнгель.

— Киндербас красивее, — заметил Клаус и протянул мальчику руку. — Будем друзьями!

Так у Клауса состоялось первое знакомство.

---

На другой день лысый моряк-оружейник позвал Клауса к себе.

— Какое же оружие тебе предложить! — спросил он, глядя, как Клаус с интересом рассматривает доспехи, которые, словно подвешенные рыцари, свисали с потолка, примеряется к мечам и боевым топорам.


— Арбалет.

— У нас их всего-то два. Ты умеешь стрелять!

— Да, — ответил Клаус. — А это что такое! — Он обнаружил покоящуюся на деревянном основании большую бронзовую трубу, украшенную изображениями извивающихся змей.

— Наша пушка, — с гордостью пояснил оружейник. — Нюрнбергская работа. Любого разбойника обратит в бегство.

Клаус погладил пушку, засунул руку в ее зловещую пасть. Да, можно поверить, что перед таким грозным оружием дрогнет любой пират. Оружейник с важным видом принялся объяснять, как надо обращаться с пушкой, которая носила красивое имя — «Думкёне», что значит — отвага.

— Насыпаем порох, плотно забиваем, бросаем в ствол один из этих каменных кругляшей. Целимся. Подносим сюда тлеющую паклю. Пиф-паф — и у врага в брюхе дырка!

— Великолепно! — воскликнул юноша.

— Да, с нашей «Думкёне» на борту можно спать спокойно...

Оружейник снял с крюка один из арбалетов, и только теперь Клаус заметил, что у него нет левой руки.

— Посмотри-ка. Прекрасное оружие!

Клаус натянул тетиву, приложил арбалет к плечу, прицелился. Да, штука отличная. Так же хороши были и выточенные из тяжелого дерева стрелы с массивными железными наконечниками.

— А можно мне выстрелить! — спросил Клаус, готовый уже никогда не выпускать арбалет из рук.

— Только когда появятся пираты, — смеясь ответил однорукий, — а пока пусть повисит.

— Это пираты тебе отрубили руку!

— Нет, руку мне оторвало во время шторма...

Так Клаус познакомился с Феттером Хайном. А скоро он был уже знаком со всем экипажем. Капитан Хенрик с водянистыми голубыми на выкате глазами и косо прилепленным мясистым носом вечно был пьян. Любимец команды старый швед рулевой Свен оказался необыкновенно усердным и немногословным, угрюмый олдермен (судовой старшина) Штуве, отвечающий за порядок в кубрике, — изрядным плутом, умевшим угодить и капитану и матросам. Священника Клаус видел редко, — тот большей частью сидел в каюте и покидал ее только для того, чтобы, поднявшись на корму, немного подышать воздухом да посмотреть на море. Зато цирюльник Лоренц все время мелькал перед глазами: то он осматривал бочки с водой и припасами, то стриг бороды или резал чирьи, — его обязанностью было следить за здоровьем команды.

---

«Санкта Женевьева» проходила Грейфевальдскую бухту. В кубрике матросы тянули тайком раздобытый бренди, а Киндербас стоял на карауле, чтобы никто из обитателей кормы не застал их. Молчание Штуве было куплено за пару бутылок...

На марсе грот-мачты сидел матрос Бернд Дрёзе — самый сильный человек на борту когги. Ему ничего не стоило перетащить с борта на борт большую бочку с водой, в одиночку он управлялся с главной реей. Вахта в этих водах была ответственной: берега Рюгена считались любимым пристанищем пиратов. Чтобы не быть застигнутым врасплох, Феттер Хайн позаботился вытащить на палубу «Думкёне».

Штуве стоял на руле, а Клауе внимательно наблюдал за его действиями. Штуве было около сорока. Средний рост, очень широкие плечи, ровно подстриженная черная, как смоль, борода, худое лицо с маленькими темными глазами под всегда нахмуренными бровями.

— Они уже напились! — поинтересовался Штуве.

— Не знаю, — сказал Клаус. Помолчав, добавил: — А я уже управлял кораблем...

И он не лгал — ему не раз приходилось водить боты по Эльбе. Правда, это были всего лишь боты, а не большие суда, но теперь он мечтал, что когда-нибудь и ему доверят руль «Санкта Женевьевы».

— Кви боно, — сказал олдермен. Это выражение он применял во всех случаях жизни. Так он огрызался — «чего надо!», теми же словами выражал хорошее настроение. Кви боно означало и «так держать!» и «все в порядке!»

В спокойные минуты, когда свист ветра немного утихал, становилось слышно, как внизу храпит капитан.

— Этот тоже готов, — ворчал Штуве, и в его воркотне звучала неподдельная зависть. Вышел пристер, поплевал за борт, снова скрылся в каюте. Когда же оттуда вылетела пустая бутылка, Штуве не выдержал:

— Постой-ка на руле, — сказал он, — я скоро вернусь...

---

На палубе собрались изрядно выпившие матросы и дивились на Берндв, который, играя мускулатурой, хвастал силой — скручивал железный прут толщиной в руку и снова распрямлял его. Потом сгреб коренастого матроса, собираясь подбросить его в воздух. Тот испугался, схватил Бернда за руки. Бернд презрительно рассмеялся и с такой силой толкнул беднягу, что тот, отлетев, шлепнулся на палубу.


В этот момент появился Клаус, только что передавший руль Свену. Переполненный радостью, что он наконец-то впервые управлял коггой и даже заслужил похвалу шведа-рулевого, Клаус громко сказал, обращаясь к силачу:

— Эй, а ведь не с каждым тебе такое удастся!

— С каждым, — ответил Бернд.

— Попробуй...

Все притихли и с испугом смотрели на новичка, который бросил вызов гиганту. Некоторые, предчувствуя недоброе, на всякий случай попятились к бортам.

У Бернда Дрезе было маленькое лицо с ничего не выражающими серо-зелеными глазами. Могучая шея незаметно переходила в широкие плечи, а руки были, словно огромные дубины. Клаус изогнулся, как хищный зверек, и, прежде чем великан опомнился, метнулся вперед, крепко обхватил Бернда, прижав его руки к телу. Бернд громко захохотал, набрал полную грудь воздуха и рванулся изо всех сил. Клаус выстоял. Бернд во второй раз попытался освободить руки — Клаус держал их крепко и стоял неколебимо. Кровь прилила к лицу великана от ярости: он запыхтел, зашипел и, собравшись с силами, предпринял третью попытку вырваться, — снова безуспешно.

Клаус рассмеялся:

— Ну, что! Не удалось! — и, раззадорившись, приподнял этого огромного человека, что вызвало одобрительный гул окружающих. Неожиданно, так же быстро, как налетел в начале схватки, он освободил противника и отскочил в круг матросов.

Бернд Дрезе еще несколько секунд стоял, словно окаменевший, уставившись на пересилившего его юношу, потом молча повернулся и стал медленно спускаться по трапу вниз, в кубрик.

Только теперь все опомнились, шумно хвалили новичка, хлопали его по плечам. Но кое-кто шептал, что не миновать беды...

---

Клаус переживал счастливую полосу жизни, все казалось радостным, давалось легко, не было никаких забот. Он чувствовал себя так, будто до этой поры никогда не видел такого бескрайнего, высокого неба! Дивился необыкновенным чудесам новых земель. Ах, как все-таки мал был известный ему раньше кусочек света!

Дни проходили в тяжелой работе. Нужно было не только работать с парусами, но и мыть палубу, пополнять запасы, участвовать в погрузке и разгрузке, смолить, конопатить, строгать...


Клаус нес вахту на марсовой площадке. Он раскачивался среди облаков — непроницаемая пелена тумана скрывала и море и палубу. Он видел только уходящие куда-то вниз канаты, смотреть туда было жутко.

«Санкта Женевьева» шла вблизи финских берегов. Чуть ли не каждую секунду раздавался снизу, из Тумана, голос:

— Вахта!

И Клаус кричал в ответ:

— Хэлло!

Он знал, что все ждут его крика «земля!», но, как ни напрягал зрение, не мог ничего различить.

Он слышал, как внизу плескались о борт невидимые волны. И невольно вспоминал, как старый оружейник рассказывал, что часто перед бурей, когда духи тумана и духи воды действуют заодно, с моря доносятся грозные голоса: «Время пришло! Наступил Час! Нет ли тут людей!» Вот какие раздаются слова. Ко Клаус не боялся, что услышит их, море не страшило его. Все остальные и даже, кажется, сам Феттер Хайн — боялись. Странно, зачем тогда они выходят в море! Море — это прекрасно, это свободе, борьба, победе!

И все-таки в тумане есть что-то таинственное, связанное с духами...

Как ни прекрасны были невиданные города и земли, самыми приятными казались Клаусу часы, когда он стоял у руля в открытом море. Теперь он уже познал секреты ветра со всеми его капризами, знал, когда нужно проявлять упорство, а когда и хитрость, чтобы паруса гнали коггу вперед.

Вполне самостоятельным, зрелым человеком казался Клаус рядом с Киндербасом, совсем юным — рядом со Свеном, который держался достойно своих шестидесяти лет. Ни бури, ни пираты не оставили следа на его спокойном круглом лице, обрамленном особым образом подстриженной бородкой: белоснежным венчиком охватывала она подбородок, еще больше' подчеркивала полноту лица.

Как и Феттер Хайн и Киндербас, Свен стал дпя Клауса близким человеком. Клаус охотно стоял рядом со стариком в часы его вахты. Тот всегда невозмутимо, тащил перед собой брюшко, всем обликом своим выражая довольство и устроенность. Клаус восхищался его неизменным хладнокровием, уверенностью, с какой Свен вел судно, удивлялся его особенной, необыкновенно упорной, даже по северным понятиям, непостижимой неразговорчивости. Часами они стояли рядом, и Свен не чувствовал необходимости произнести хотя бы слово.

Другое дело — Клаус. Он не мог переносить молчания: у него все время находились вопросы, он все время видел что-то новое и не мог переживать это только в самом себе, молча, ему надо было сразу же с кем-то поделиться, что-то объяснить, на что-то получить ответ. Но старый морской волк, даже когда Клаус прямо обращался к нему с вопросом, только поворачивался к нему, мялся и упорно молчал.

— Что вы за человек, штурман, — укоризненно сказал Клаус. — Вы разучитесь говорить, если не будете хоть немного в этом упражняться. Мой бог! Ну не для того же вам дан рот, чтобы только есть да пить!

— Эх, юноша, юноша, — печально вздохнул старик, — спрашивай других, которые все знают...

Все же постепенно, неделя зв неделей, месяц за месяцем, терпеливый Клаус добился, что старик стал чаще раскрывать рот: рулевой проникся несомненной симпатией к жизнерадостному любознательному юноше, хотя тот и досаждал ему, нарушая покой. И Клаус под руководством старого Свена стал опытным моряком.

---

Однажды — это было поздним октябрьским вечером — Феттер Хайн выглядывал из оружейной камеры, ожидая, когда Клаус, который вот-вот должен был заступить на вахту, пойдет наверх, чтобы предложить своему другу стаканчик горячего вина — подкрепиться перед холодной ночью. Клаус вышел из кубрика, но Хайн заметил мелькнувшую позади него тень какого-то человека и потому, не шелохнувшись, промолчал. Ничего не подозревающий Клаус прошел мимо, поднялся по крутому трапу наверх, на корму, а темная фигура застыла у подножия трапа. Вот вниз спустился Штуве, увидев человека, — метнулся к нему. Оружейник услышал шепот — всего несколько слов, — и Штуве пошел дальше. Некоторое время все было тихо. Затем человек бесшумно скользнул к трапу и стал подыматься. Феттер Хайн одним махом подскочил к нему. Поднимавшийся на корму обернулся к неожиданному противнику — это был Бернд Дрезе. Оружейник увидел в его руке увесистый железный прут.

— Ну, кого это ты собираешься прикончить!

— Убирайся к черту! — прохрипел Бернд, опускаясь на пвру ступенек назад,

— Послушай-ка, — примирительно зашептал оружейник, — не будь глупцом. Стоит ли из-за оскорбленного самолюбия становиться убийцей!..

Бернд замер и вдруг, резко обернувшись, замахнулся железиной. Феттер Хайн увернулся от удара, однако великан тут же навалился на него; тогда оружейник своей единственной рукой выхватил нож и всадил нападающему пониже затылка.

Услышав шум, Клаус поднял тревогу:

— Вахта! Ва-а-ахта!

— Молчи, Клаус! Молчи! — крикнул Феттер Хайн, но было поздно. Выскочил из своей каюты капитан, за ним появились рулевой и цирюльник. Два запыхавшихся матроса подоспели с носовой палубы. Подошел и Штуве — он еще не успел раздеться после вахты.

— Что случилось! Кто это сбил с ног человека!

— Он мертв, — произнес опустившийся рядом с Дрезе на колени цирюльник...

— Оружейник, я арестовываю вас по подозрению в убийстве, — сказал капитан.

— Я только защищался, — сказал Феттер Хайн.

— В этом мы разберемся завтра...

Клаус все это время не мог отойти от руля. Бернд Дрезе — убит, Феттер Хайн — арестован. Клаус не сомневался в том, что Дрезе хотел напасть ка него. Ко кто может это подтвердить! Конечно же, оружейник только предупредил преступление. Ко вот теперь он закован в цепи, над ним тяготеет обвинение в убийстве. Он меня спас. Бог мой, я должен ему помочь! Ко как! Как! Он однорукий, нет никакого сомнений — он только защищался. Это ведь ясно каждому! И что было нужно Дрезе ночью на корме! Это тоже не в его пользу, а что он — порядочный мерзавец, известно всем.

Нет, никто не может обвинить Феттера Хайна в убийстве!

И тут он чуть было не прозевал, что опять кто-то подкрадывается к корме. Клаус стал всматриваться в темноту, но решил пока голоса не подавать, чтобы не поднять тревоги раньше времени. Это был Штуве — его можно было узнать по фигуре и шаркающим шагам. Штуве, по-видимому, что-то искал на палубе. Вот он нагнулся, потом Клаус услышал тихий всплеск. Штуве так же осторожно исчез.

Рулевой Свен пришел сменить Клауса.

— Штурман, — сказал Клаус, — я знаю: Дрезе хотел меня убить. Этот идиот не мог перенести, что и у меня нашлась силенка. Ведь совершенно ясно, что оружейник не виноват. Мы должны его спасти!

— Иди спать, юноша. Посмотрим завтра, что делать...

Окончание рассказа →