Расскажу сначала о нашем судне. Яхты, на которой можно было бы выйти в такой поход, в Хабаровском крае не было. Стало ясно, что мы должны рассчитывать на собственную инициативу. И мы начали искать подходящий корпус, на базе которого удалось бы с возможно меньшими затратами создать крейсерское судно, одинаково пригодное и для плавания по реке, и для выхода «в гости к акулам» — в неспокойное Японское море. Поиски продолжались несколько месяцев и увенчались успехом только в январе 1972 г.: нам более или менее случайно попался старый рыбацкий бот — мотодори, каких немало всюду, где есть большая вода и промысловое рыболовство.
В темпе взялись за чертежи и расчеты. Для упрощения работы, а в дальнейшем и управления парусами было решено сделать яхту двухмачтовой. После некоторых споров нарисовали бушприт: такой вариант лучше гармонировал с имеющейся основой — корпусом мотодори. Чтобы яхта получилась достаточно остойчивой без существенного увеличения осадки, предусмотрели невысокий (600 мм) двухтонный фальшкиль. Для повышения мореходности постановили нарастить борта (на 600 мм на миделе) и полностью «запалубить» корпус, смонтировать в корме самоотливной кокпит, а для улучшения обитаемости — сделать рубку. Понятно, что нельзя было пускаться в дальнее плавание, не поставив на яхту вспомогательный двигатель: его дал нам городской морской клуб ДОСААФ.
И закипела работа. В течение двух месяцев длинные зимние вечера были полностью посвящены мачтам. Собирали их по всем правилам столярного искусства. Грот-мачту склеили из 17 тщательно подогнанных брусков кедра и ели высшего сорта; почти такое же количество заготовок пошло и на бизань-мачту. А едва весеннее солнце согнало снег вокруг нашего мотодори, мы взялись залечивать рваные раны на корпусе ветерана. Месяц, как муравьи, ползали по перевернутому вверх днищем судну. При помощи эпоксидной шпаклевки, обрезков дерева и металла возвращали ему потерянную, казалось бы, навсегда способность качаться на волнах, не пропуская воду. В мае и этот труднейший этап был пройден. Корпус установили на кильблоки, принялись наращивать шпангоуты, укладывать бимсы. Еще три недели — и борта поднялись до запланированной высоты, а в середине июня лодка была закрыта палубой и рубкой.
Начался показавшийся бесконечным этап оборудования помещений. Нелегко в 9-метровом корпусе обеспечить комфорт, разместить койки и столы, шкафы и полки, сделать удобными проходы, люки, дверцы, шкафы и т. п. Для хранения рабочей одежды оборудовали изолированную «каптерку». Напротив, через трап, расположили камбуз (открытый в верхней части; внизу — шкафчик). Здесь же отвели место газовому баллону (в первом походе, правда, пришлось пользоваться еще примусами).
Вход в машинное отделение сделали во всю ширину камбуза: дверью служит съемная часть переборки под откидывающимся трапом. Выход из этого отделения возможен и через люк в кокпите, служащий для вентиляции (в нем, кстати сказать, и рабочее место моториста во время маневров под двигателем). Здесь же, рядом с двигателем, закрепили с одного борта ящики с инструментом, с другого — ручную помпу (так, чтобы можно было работать сидя).
Одновременно делались оковки, заплетались коуши вант, готовились и устанавливались битенг-вентилятор, кнехты и все то, что долго перечислять, но без чего судно еще не судно. И, наконец, в начале июля над территорией нашей «верфи», расположенной среди тополей, превосходя их стройностью и высотой, поднялись мачты.
К этому времени была решена и проблема парусов. Убедившись, что хорошо пошить их самостоятельно мы не сумеем (во всяком случае — не успеем), мы пошли по другому пути: воспользовались теми готовыми, которые удалось найти. Это был сборный комплект: здесь оказались паруса со «звездника», с «Дракона», швертбота Т2 и даже буера.
Надо ли описывать чувства, которые испытывали мы в те дни? Только не посвященные в таинство созидания (а таких нет среди яхтсменов) не знают их. 12 июля белоснежную яхту отвезли на берег Амура. «Взрыв» разбитой о форштевень бутылки шампанского возвестил о втором рождении судна, которому дали гордое имя «Русь».
Еще неделя — затарахтел дизель, а вот уже и взметнулись вверх паруса. Произведено несколько пробных выходов, яхта стоит на рейде яхт-клуба, ожидая сигнала к отплытию.
Основные данные яхты «Русь»
| Длина корпуса наибольшая, м | 13,0 |
| Длина по КВЛ, м | 8,6 |
| Ширина, м | 3,0 |
| Осадка, м | 1,4 |
| Площадь парусности, м2 | 14,06 |
| Водоизмещение, т | 6,0 |
| Вес балласта, т | 1,55 |
Теперь о первом плавании нашей яхты.
В час отхода все было, как положено, — звучали команды, гремела якорная цепь, немногие провожающие пожелали иметь нужное количество футов под килем. Дул ровный попутный ветер, яхта быстро набрала ход — не меньше шести узлов, и скоро родной город скрылся из виду.
На следующий день Амур был тих, как сонный младенец. Солнце прогревало его насквозь. Видимость великолепная: километров за 50 виднелся Шаман — стометровый утес на одной из прибрежных сопок. По местной примете такая видимость — гарантия полнейшего отсутствия ветра на ближайшие сутки. Запускаем дизель, который, надо признаться, до сих пор на всем протяжении трехмесячной возни с ним считался у нас бесполезным балластом. Теперь мы удовлетворенно хмыкаем и без всякого неудовольствия реагируем на его грохот: хоть скорость и небольшая (да и тянет-то, пожалуй, в основном течение), мы все же приближаемся к цели — выходу в море.
Отдыхаем. Купаемся. Загораем.
Скоро приходится, однако, вспомнить, что мы — экипаж парусного судна, а не обитатели плавучего дома отдыха. За Софийском, и не где-нибудь, а на перекате, шквал с дождем обрушивается столь внезапно, что ничего предпринять мы не успеваем. Остановиться и укрыться уже не можем, летим вперед, чуть ли не наугад обходя в полумгле какие-то подозрительные островки и коряги, то и дело выныривающие по курсу, стараемся не приближаться к отмелым берегам. Только минут через десять удается сорвать бизань (грот оставили)...
Так мчались часа два с половиной. И все это время, окончательно закоченевшие, ни на секунду не покидали палубы — на случай весьма возможных неприятностей. Кончился шквал совершенно неожиданно. Выглянувшее солнце осветило нас, мокрых, усталых, но ужасно довольных тем, что первое испытание выдержали удачно. Позже-то мы поняли, что считать «испытанием» эту речную переделку не стоило, но и сейчас еще при словах «Софийский перекат» перед глазами встает белая бурлящая пелена и водопад, летящий параллельно поверхности реки.
После перенесенной встряски бугристые тротуары села Богородского показались нам ровнее начищенного паркета. Мы гордо прогуливались по узеньким чистым улочкам, чувствуя себя бравыми моряками (за два дня преодолели более 400 км) и не подозревая, что Амур-батюшка готовит новую каверзу.
Богородское стоит в излучине. Оно полностью защищено от дувшего в тот день северного ветра, так что выходили мы под дизелем тихо и мирно, не ожидая никакого подвоха. Но за поворотом, едва яхта высунулась из-за скалистого мыса, нас встретила крупная волна. И такая, что при первом же ударе барограф, запасной компас, вся посуда на камбузе и вообще все внутри яхты, что лежало выше пайолов, оказалось сброшенным вниз. «Аврал!» — с большим воодушевлением завопил кто-то наверху, мы пулей повыскакивали на палубу. Зрелище было впечатляющее. Яхту мотало и швыряло. 70-килограммовый якорь скользил на баке, как шайба по льду, угрожая оборвать леера. Множество незакрепленных по-походному предметов, включая грохочущие ведра и канистры, металось по кокпиту...
Мы натянули капки и, страхуя друг друга, под явно охлаждающими пыл потоками летящей с носа воды, принайтовили якорь, изловили и усмирили все скачущее и прыгающее. Этот шторм преподал хороший урок: теперь-то мы уяснили, что «порядок на корабле» — это не только дань флотским традициям.
Зная, что яхт-клуба в Николаевске-на-Амуре нет, ошвартовались мы у первого попавшегося причала, где стояли небольшие — длиной с нашу яхту — промысловые боты. За «неразборчивость» мы были в скором же времени строго наказаны: какой-то неловкий капитан, швартуясь, пробил яхте борт чуть выше ватерлинии. Это заставило нас в дальнейшем с большей тщательностью выбирать места стоянки.
Знакомство с городом, ремонт и подготовка к выходу в море заняли четверо суток. Только 4 августа «Русь» покинула коварный, печально известный своими отмелями Амурский лиман. Речное путешествие окончилось, впереди лежали 900 миль пути по Татарскому проливу и Японскому морю.
Лоция предупреждала, что в этом районе «сильный ветер создает волну невысокую, но крутую, очень опасную для катеров и шлюпок». Все обстояло именно так. Вышеупомянутая волна в течение 15 часов играла яхтой, как дитя новой игрушкой.
Поздно ночью добрались до ближайшей бухты, где можно укрыться от порядком надоевшей болтанки. Этой бухте, названной именем моряка Сущева, суждено было служить нашим убежищем еще двое суток, так как ветер изменился и свирепо задувал прямо в ее горловину. Попытка выйти окончилась неудачей: яхта, как мы уже убедились, оказалась плохим лавировщиком — слишком мало парусов при очень высоком надводном борте.
Новое (и неожиданное) испытание приготовило нам Японское море в бухте Мосолова. Спокойно стали на якорь, имея под килем пресловутые «три фута»: при совершенно неподвижной, гладкой воде этого казалось вполне достаточно. Но мы—речники — не учли, что имеем дело с морем, забыли про приливы и отливы. А здесь они, как мы теперь с точностью можем сказать, достигают двухметровой высоты. Ночью вода ушла и, естественно, проснулись мы ночью все одновременно и в самых разнообразных позах — яхта лежала на борту, целя мачтами куда-то в горизонт. К счастью, и это приключение окончилось благополучно.
Мыс Сюркум. Это название местные моряки произносят с уважением. У далеко выступающего в пролив мыса шестидесятиметровой высоты дурная слава: всегда, даже в штиль, вблизи него неизменная толчея волн. Мы решили обходить мыс днем. Однако осуществить это благое намерение так и не успели — видимо, слишком сильными оказались здесь течения, все время меняющие направление. В завершение неприятностей опустился туман. Подходить к берегу стало опасно, проложили курс заведомо мористее, обходя маяк на следующем мысу Быки.
Наконец, страшный Сюркум явно остался где-то позади. Туман рассеялся. Пора, давно пора показаться маяку Быков, но его нет и нет. Небо в тучах, не видно даже блеска волн. В кромешной тьме проходит час за часом. Вахтенные окончательно потеряли ощущение пространства. И вот уже мерещатся сразу несколько маячных огней, а порой начинает казаться, что виден берег — и совсем не там, где он может быть. Уповаем на компас, глазам своим не верим...
Утром все объясняется. Ветер и, очевидно, сильное попутное течение пронесли нас мимо маяка еще в тумане, а теперь мы находимся гораздо дальше, чем предполагали. Заходим в маленькую и неправдоподобно красивую бухточку Чумы-Дуа. Специально, чтобы отдохнуть, подготовиться и войти в порт Ванино «при полном параде».
И вот «Русь» уже идет среди строя огромных морских судов, увертываясь от бесцеремонно снующих буксиров. Юра Ветров — бывший ванинец, ведет нас через акваторию порта прямо к стенке местного яхт-клуба. Встречают здесь радушно, с истинно дальневосточным гостеприимством. В наше распоряжение предоставляется не только кубрик стоящего на приколе плашкоута, но и квартиры местных яхтсменов. К потрепанной 600-мильным переходом яхте даже не дают притронуться: весь мелкий ремонт выполняют хозяева, чтобы мы не отвлекались от изучения достопримечательностей Ванино и Советской Гавани.
Солнечным утром 14 августа вся флотилия местных яхт провожает «Русь» в путь. Ванинцы откровенно завидуют нам: у них пока нет судна, которое было бы пригодно для дальних плаваний. Но уже готовы чертежи большой крейсерской яхты. А при энтузиазме здешних яхтсменов и их умении работать (только что построены две самодельные яхточки) можно не сомневаться, что в скором времени мечта ванинцев исполнится и они по-настоящему выйдут в море.
Маршрут Советская Гавань — залив Петра Великого достаточно подробно описан много раз ходившими здесь владивостокцами, поэтому я приведу только несколько выдержек из своего путевого дневника.
14 августа. Покинули Ванино в 10 утра. Синоптики «гарантируют» 4—5 баллов и полуметровую волну. Прогноз поначалу вроде бы оправдывается. Светит солнце. Отлично идем вполветра. Часа через два остается позади маяк «Красный партизан», стоящий у входа в Совгавань.
Еще через час ветер как-то неожиданно стихает. Запускаем дизель, идем под его ровный стук, спокойно взбираясь на длинные зеленые валы.
Постепенно ветер свежеет и заходит нам прямо в лоб. Плавное покачивание на полуметровой волне отходит в область приятных воспоминаний — понемногу начинается самый настоящий шторм. Стук двигателя тонет в реве ветра и шуме волн.
Так проходят часа три, и что-то начинает меняться. Что — не пойму. Только через некоторое время сообразил: теплая вода бежит по лицу, теплая и пресная — идет дождь. Холодный пронизывающий ветер, от которого давно окоченели пальцы, дохнул в лицо теплом — привет далеких тропиков, а затем начал быстро ослабевать. А вот показалось солнце, клонящееся к вершинам Хингана. Измученные штормом, решаем отдать якорь в ближайшей бухте (Иннокектьевской), куда и приходим в седьмом часу вечера. За этот день прошли всего около 40 миль.
16 августа. Снялись с якоря в 6 утра. Ветерок легкий и приятный, солнце. Прошли вблизи маяка мыса Песчаный. Берег здесь и правда песчаный — впервые встречаем такой за все время пути. И вообще к югу природа становится мягче, приветливей. Только нам это не в радость — здесь почти абсолютное отсутствие бухт, в которых можно было бы укрыться (на нашем-то мрачном севере они в изобилии!). Сейчас ближайшим укрытием может служить устье Нельмы, где мы должны быть около 3 ночи.
17 августа. Если бы мы могли знать, что готовила нам эта ночь! К концу вчерашнего дня поднялся береговой ветер. Он все усиливался и вскоре принес грозу. Дождя не было, молнии освещали все далеко вокруг. При их свете мы разглядели мыс Нельму и ждали, что вот-вот откроется маяк у входа в реку. Ветер крепчал, достиг штормовой силы, стал отжимать нас от берега.
Но где же все-таки маяк? Убираем паруса. Натужно воющий дизель едва преодолевает давление ветра на голые мачты. С большим трудом подползаем к берегу. Вот он уже близко. Черные скалы нависают, кажется, уже прямо над нами, но ветер, хотя и ослабевший малость, все продолжает дуть, сваливаясь откуда-то сверху. Ничего не видно. Пускаем в ход все «светящее и горящее» — фару, фальшфейеры, ракеты. Кое-как рассмотрели полосу прибоя. Непрерывно промеряем дно: десять... восемь... шесть. Хватит! Якорь с лязганьем уходит в глубину. С кормы дополнительно заводим еще один — 40-килограммовый запасной.
Оставшееся до рассвета время я на вахте. Кончается ночь, а с ней уходит и ветер, огрызаясь напоследок короткими порывами.
Яхта идет вдоль берега, вблизи угрожающих нагромождений каменных глыб. Через 20 минут хода обнаруживаем «пропавший» маяк, а за ним, в небольшом распадке, устье извилистой Нельмы. Заходим в оглушающую тишину, швартуемся у причала, где сонно покачиваются промысловые катера. На палубе одного из них появляется отлично выспавшийся моряк. Он охотно сообщает, что в эту ночь шел материковый циклон. Маяк? Да просто по вине местных электриков он не горел...
2 4 августа. Утро застает «Русь» в нескольких десятках миль от Находки. Море как будто твердо решило не допустить к конечной цели. Качка отчаянная, но отступать некуда.
В Находку идут суда — большие и малые, и мы убеждаемся, что не одним нам приходится туго. Вот мимо проходит траулер. Он то вздымается высоко вверх, обнажая днище, то в туче брызг проваливается до рубки. В порт приходим с сумерками. Впрочем, время суток не имеет значения: все освещено здесь, как днем. Узнаем, где находится яхт-клуб, и правим прямо туда.
Среди всякого рода мелочи царственно красуется «Гренада» — гордость яхтсменов Находкинского судоремонтного завода. Об этой 25-тонной металлической яхте мы уже порядком наслышаны, и теперь, едва ошвартовавшись, поднимаемся на ее палубу. Кажется она просто огромной. А наша яхта выглядит рядом с «Гренадой» хилой и хрупкой! Находкинцам «Русь» понравилась — они усмотрели в ней что-то романтичное и даже уютное. А после того, как у нас на борту побывали операторы владивостокской студии телевидения, мы совсем приободрились и даже участвовали в совместном выходе яхт в бухту Врангеля.
26 августа, 24.00 местного времени. 30 суток плавания и 1200 морских миль позади. Мы встаем на якорь в Спортивной гавани Владивостока. Все! Поход окончен.
Поздняя парочка интересуется — откуда это мы. По-моему, не поверили, но на всякий случай вежливо поздравили с прибытием.
Юра Рохин снимает руки со штурвала и в последний раз выдает дежурную шутку, подаренную месяц назад одним скептиком: «Ребята, вы куда? Во Владивосток? И что, за это много платят? Ага, романтики захотелось? Ну-ну. Это вы иметь будете...»
Романтика на этом кончается. Мы с головой окунаемся в новые заботы: где и на кого оставить до следующего года яхту, как успеть домой к началу сентября, и т. д. и т. п.
Сообщаем дополнительную информацию к статье о путешествии яхты «Русь» из Комсомольска-на-Амуре во Владивосток.
9 августа 1973 г. «Русь» легла на обратный курс. В этот раз на борту была команда всего из трех человек: Ю. Рохина, Ю. Ветрова и Ю. Малышка. Двое по различным причинам не смогли принять участия в походе. Яхтсмены старались делать более длительные переходы, чем в прошедшем сезоне. Надо сказать, что команда не имела времени для полноценной подготовки судна к походу, в связи с чем у б. Терней отказал дизель. На его ремонт было потрачено пять суток.
При подходе к порту Ванино яхту краем зацепил сильный шторм, из-за которого она в течение двух суток не могла выйти в плавание. В Комсомольск прибыли 30 августа со сломанной грот-мачтой (в 100 км от родного города ночью столкнулись с сухогрузной баржей). Таким образом, второй поход длился 2! сутки, включая 14 суток вынужденных стоянок. За время похода «Русь» встречалась с яхтой Л6 «Россия», совершающей аналогичное плавание, и в заливе Петра Великого — с «Гренадой».
Сейчас яхта приписана к спортклубу «Амур». После ремонта и некоторой реконструкции (желательно изменить рулевую систему, увеличить фальшкиль) судно будет использовано для небольших походов от Хабаровска до Амурского лимана.
Примечания
1. Представлю остальных членов экипажа: помощник капитана — Ю. Ветров, матрос — Е. Скурихин, моторист — Ю. Малышок и боцман — автор этих строк.