Глава из книги «Бродяга» яхтсмена Кшиштофа Барановского

Известный польский яхтсмен Кшиштоф Барановский, будучи еще студентом, проехал «автостопом» по США и Канаде около 20 тыс. километров и написал о своих впечатлениях книгу «Хоубоу» («Бродяга»). Приводим одну из главок этой книги.

Был очень знойный день. Я не торопясь возвращался с пляжа, прикрыв обгоревшие плечи полотенцем, и любовался стройными Яхтами и приземистыми катерами, покачивающимися в тесной гавани.

Легкий ветерок принес запах моря и хоть немного облегчения от все еще жаркого солнца. Я остановился и от нечего делать наблюдал за тем, как загорелый, лет шестидесяти мужчина пришвартовывал большой нарядный катер к деревянному причалу. Нескладные шорты закрывали до колен жилистые босые ноги.

Я подошел поближе к суденышку, поблескивающему хромированными деталями.

—- Хэлло, капитан!

— О... хэлло! — поднял он седую голову. Глаза, окруженные глубокими морщинами, сощурились в дружеской улыбке. — Тебе нравится мой катер?

Я кивнул, а потом почему-то добавил:

— Но вообще-то мне больше нравятся яхты. Паруса — ближе к искусству.

— Ну, тогда заходи! И я так говорил, когда был помоложе. А вот к старости уже хочется чуть-чуть побольше комфорта. — Старый капитан откинул дверь. — Входи!

Пригнувшись, последовал за ним. Компас накрыт белым колпаком, у штурвала — коробка какого-то автоматического устройства, стенка увешана метеорологическими приборами. Успеваю бросить беглый взгляд на радиотелефон — капитан приглашает в каюту. Диван, мягкие кресла, большие окна из толстого стекла. В шкафчике тихо позвякивают стаканы. На переборке — большая фотография парусника.

— Вот это я и хотел тебе показать! — он коснулся рамки бронзовым пальцем.— На этой шхуне я ходил несколько лет. По всему Тихому океану.

С интересом приглядываюсь к снимку. Две мощные мачты возвышаются над длинным, изящным корпусом. Полотнища огромных парусов едва помещаются между носом и кормой.

— Это был один из последних на побережье рыболовных парусников, но отец мой зарабатывал, катая на нем богатых туристов. Кстати, не мог бы ты до дождя сбегать мне за сигаретами?


— Разве будет дождь? — удивился я, но, выскочив на палубу, увидел медленно наступающий с моря густой вал клубящихся черных туч, грозящий уничтожить солнце. «И откуда они взялись, эти тучи?» — думал я, спеша по бульвару вдоль линии пальм, уже сгибающихся от первых порывов ветра. Шелест длинных, узких листьев опережал шум приближающегося ливня...

До катера добежал с первыми крупными и редкими еще каплями, падавшими из-под синих клочьев, гонимых горячим дыханием бури.

Капитан сидел на том же самом месте, уложив вытянутые ноги на низенький столик.

— Ливень скоро кончится, не бойся. А пока — будь моим гостем, — он чуть усмехнулся, морщины собрались в уголках глаз.

Дождь настойчиво барабанил по крыше рубки. Гибкие пальмы на берегу кланялись при каждом шквале.

— Разное бывало с этой шхуной, — капитан выпустил клуб дыма в сторону фотографии, — расскажу один памятный мне случай. Это был мой первый, самый первый самостоятельный рейс. А был я тогда двадцатилетним щенком. Отец остался в Новом Орлеане и доверил мне очень старую и очень богатую леди из Айовы, которая жаждала посмотреть Мексиканский залив. Погода была прекрасная, только небольшая зыбь, оставшаяся после недавнего шторма. Впрочем, моря я не боялся. Несмотря на молодость уже имел довольно большой опыт — немало плавал с отцом на «Кавалере».

— «Кавалер» — это моя шхуна, — сказал он как бы про себя, разглядывая дымящийся конец сигареты.

— Да, черт мне послал эту благовоспитанную старую леди. Морская болезнь ее почему-то не брала, сидела она на палубе, закутавшись в черную мантилью, и все время всматривалась в горизонт, будто ожидала увидеть Летучего Голландца. А когда мы шли вдоль побережья Мексики, — это несколько десятков миль севернее Тампико, — леди вдруг захотелось получше разглядеть прилепленное к крутому склону пуэбло, которое она усмотрела в бинокль. И всего-то кучка глиняных домиков на холме. И вот — она захотела посмотреть пуэбло вблизи. Маленький городишко с замысловатым названием, которое я уже давно не помню, лежал в устье какой-то реки. Наверняка имелся порт, но он был спрятан в лагуне, а проход охранялся зловещим барьером скал, обозначенным белой пенистой лентой.


Убрали мы паруса, шли под мотором. Пытался я объяснить старой даме, что прохода не знаю, а идти наугад — дело опасное, и вообще смотреть на это пуэбло смысла нет, но в ответ услышал:

— Отец твой говорил, что на тебя можно положиться!

Сказала она это с такой иронией, что мне не оставалось ничего иного, как поворачивать к берегу.

К счастью, в это время из-за полосы прибоя выскочила небольшая, но довольно мореходная лодчонка и направилась К нам. Лоцман! Тут я издохнул с облегчением. Вскоре на палубу ловко вскарабкался темнокожий курчавый мексиканец. В свежей рубашке, белых брюках. Начал что-то очень быстро говорить, жестикулируя и показывая руками на городок, едва видный сквозь брызги прибоя.

К сожалению, мой испанский был тогда довольно плох. По правде говоря, знал не больше десятка слов. Ничего из бурных объяснений мексиканца я так и не понял, и, помню, даже возмутился: что же это здесь за лоцмана, которые не знают английского?

Долго болтать крикливому лоцману я не дал и решительно показал ему на штурвал.

Проход оказался необычайно опасный. Узкий. Какой-нибудь десяток футов отделял нас от острой скалы, торчащей, как хвост огромной акулы. Так или иначе, но вскоре мы оказались в спокойных водах лагуны.

— На «Кавалере» вы всегда и везде в безопасности, — гордо заявил я упрямой даме, помогая сойти со шлюпки на берег.

Из маленького белого домика напротив вышел представительный мужчина в белой форменной фуражке.

— Смело вы плаваете, капитан! — обратился он ко мне на довольно приличном английском. — Да и вообще редко случается, чтобы такие большие яхты заходили в наш порт. Вы, наверное, тут много раз бывали?

— Никогда. Вы вахтенный порта?

— Нет. Вахтенный там, — показал он пальцем на тот белый домик, из которого вышел. — А я здешний лоцман.

— А это кто? — показал я на моего лоцмана, швартующего свою лодку.

— Это? — Он даже махнул рукой. — Это один из самых назойливых торговцев в наших краях. Если уж вы впустили его на борт шхуны, он наверняка всучит вам все свое барахло.


Я не слушал его. Оцепенев, я смотрел на «Кавалера», который спокойно покачивался, стоя на якоре. Уверен, что на лице у меня был не только загар. Не знаю, поняла ли что-нибудь старая леди...

— Да, молодость самонадеянна, — неожиданно закончил капитан, стряхивая пепел с брюк.

Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Небо снова просветлело.

— Мне пора, — сказал я, вставая.

— Заходи еще, поговорим о парусах, — усмехнулся старик.