Об авторе
Паулюс Клемович Нормантас родился в 1925 г. в буржуазной Литве. Во время Великой Отечественной войны участвовал в вооруженном сопротивлении гитлеровцам, был схвачен, находился в плену. Летом 1944 г. участвовал в восстании, открывшем ворота лагеря.
В 1949 г. окончил Каунасский физкультурный институт, затем учился в аспирантуре в Ленинграде, защитил кандидатскую диссертацию. В настоящее время работает в Вильнюсском ордена Красного Знамени государственном университете им. В. Капсукаса на кафедре гигиены, готовит докторскую диссертацию по проблеме двигательной активности человека.
Паулюс Клемович много путешествует, занимается греблей, парусом и подводной охотой. В 1958 г. был одним из участников 2200-километрового перехода на академической двойке по маршруту Балтика — Черное море. Несколько раз плавал на исследовательских судах по Японскому и Охотскому морям.
Ласт уже не чувствую. Стопы ног словно деревянные. Окоченели все мышцы, сжались жилы. Замедляю движения. Каждое резкое усилие теперь может вызвать судороги. Дрожу со стоном. Хотя мышление помрачнело, все же еще сознаю — пока дрожу, не замерзну. При плавании в ластах в работе больше участвуют массивные группы мышц бедер: они не должны окоченеть так скоро. Что значит скоро? Холод действует как наркоз. Потерял чувство времени. Вообще, когда глаза, уши и все тело в воде, определение времени становится неточным. Трудно отличить полчаса от полутора. Плыву в одежде. Перед собой толкаю маленький плотик — зеноц: так памирские таджики называют надутые воздухом бурдюки, используемые для переправ через горные реки. Мой зеноц необычен — он сделан из шкурок сомов, на нем жалкие пожитки современного Робинзона. Предстоит преодолеть пустяковое расстояние — 700 м, но температура воды — всего 10—11°. Холод схватил меня за горло в буквальном смысле этого слова. Начались спазмы органов дыхания и приступы рвоты, хотя желудок пустой. Задыхаюсь...
А произошло следующее.
Планы
Аральское море привлекало меня давно. Работая в Средней Азии, я не раз проезжал мимо и пролетал над ним. Давно мечтал походить здесь под парусом и поохотиться под водой. Но обстоятельства складывались так, что осуществить свою мечту мне удалось лишь в этом году. Не повезло только в том, что свободное время появилось в конце марта: на Арале в это время еще очень холодно. Все же решил, что для старого туриста плохой погоды не бывает. Пусть поход будет пробным. Обкатаю полусамодельную парусную лодку на море и порыбачу. Правда, мое хобби — подводную охоту — придется отложить на более теплое время, но все же на всякий случай беру подводное ружье и комплект ныряльщика № 1: маска с трубкой и ласты.
Весенний поток от таящих снегов Памира, которыми питается Амударья или Джейхун (по-арабски — Бешеная река), примчал меня на то место, где самое правое ответвление реки — Кунядарья — впадает в Арал. Мне предстоит держать курс на север через залив Джалтырбас к самому крупному острову юго-восточного архипелага, имеющему поэтическое название Тайлакджеген (Годовалый Верблюжонок Плавал). Согласно карте и утверждениям речников, на острове расположен рыбачий кишлак с таким же названием. Я рассчитывал, причалив здесь, найти пресную воду и приют в кибитке рыбака. Плавая на своей лодке в проливах и протоках между бесчисленными островами, буду рыбачить и наблюдать за весенним пробуждением уникальной среднеазиатской природы у моря, находящегося в пустыне.
Швертбот «Аргонавт»
Как-то, просматривая американский журнал «Популяр Мекэникс» («Популярная техника»), я обнаружил интересный рисунок надувной парусной лодки. Аналогичное судно было описано несколько лет тому назад и в «КиЯ». Поэтому при постройке своего швертбота «Аргонавт» кое-что я позаимствовал из журналов, а кое-что, например конструкцию руля, придумал сам. Двухместную лодку оснастил бамбуковой разборной мачтой с парусом 3 м2, двумя шверцами, опускаемыми с бортов, и рулем с педальным управлением.
При испытании на Чудском озере «Аргонавт» показал удовлетворительные для «туриста» качества: крейсерскую скорость при бакштаге — до 5 уз, великолепную остойчивость даже на большой волне. Правда, маневренность оказалась не бог весть какой, а боковой дрейф — значительным, но все эти недостатки окупались тем, что за день можно было пройти двойную туристскую норму — 60 км — без мозолей на ладонях. А главное, парусник вместе с рангоутом и такелажем весил всего 12 кг и вмещался в рюкзак.
Переночевав на берегу Арала, ранним утром спустил лодку на воду. На баке закрепил рюкзак с продуктами, рыболовными снастями и принадлежностями для ночевок. Длинное подводное ружье привязал к мачте, чтобы ее укрепить. Вполне поместились в лодке и саквояж с пищей «на дорогу», туалетные принадлежности, комплект № 1.
Встреча с Аралом
При боковом ветре 4—5 баллов залив Джалтыр-бас прошел за сутки. Было довольно холодно, согревался греблей: шкот держал зубами, а руками помогал парусу одним веслом, как в каноэ. Фосфоресцирующая шкала компаса КИ-2, прикрепленного к мачте, была видна плохо, но я великолепно ориентировался по Северной звезде. На рассвете увидел архипелаг. Значит, за сутки прошел около 40 миль, а до острова, где этот верблюжонок-одногодка плавал, остается миль 20.
Очень устал, сидя в одной позе 24 часа, поэтому взял курс на ближайший островок и причалил где попало. Решил здесь не разгружаться, только походить — размяться, а потом уже перегнать «Аргонавта» на более подходящее место. Вытащил из лодки тяжелый саквояж и выволок ее подальше на песчаный пляж. Поразмыслив, отвязал и взял с собою ружье. 30-атмосферное пневматическое ружье — грозное оружие и на суше, ведь высаживался я на необитаемом неизвестном мне берегу.
Островок небольшой, продолговатый с длинной косой. На восточной стороне вижу низкие заросли саксаула, высокий тростник и камыш. Отправляюсь в разведку. Вдруг из-под ног поднимается и пускается в бег парочка довольно крупных куропаток, похожих на кекликов. Они прячутся недалеко. Закипает кровь охотника: заряжаю гарпуном ружье и подкрадываюсь. Если бы мне удалось приблизиться к птицам метров на пять, то кеклик жарился бы на вертеле... Но куропатки убегали от куста к кусту. Не улетали, а бежали. (Кстати, я так и не знаю, умеют ли летать кеклики. Видел их только на базарах южного Таджикистана, где местные жители нередко устраивают бои кекликов.) Кеклик — храбрая птица. Они увели меня далеко от лодки и исчезли в высокой прошлогодней траве. Пришлось мириться с мыслью, что птпца — не рыба, а подводное ружье — не берданка.
Сейша
Бросив охоту, пошел искать удобное место для высадки на противоположном, подветренном берегу острова. Когда уже не спеша возвращался к «Аргонавту», еще издалека, примерно в 400 м от берега, увидел на море парус, потом — надувную лодку под ним. Удивился — еще кто-то подходит? И тут как молния ударила тревожная мысль — это же не что иное, как «Аргонавт»! Физическая боль пробежала по всем нервам!
Стремглав бегу к морю. Увы, пляж под водой...
Сейша! Сейша — стоячая волна, кратковременный прилив-отлив,—подняла лодку, а ветер, угнал ее. Некогда рвать волосы на голове, сокрушаясь, что забыл про аральские сейши, высота которых бывает до метра.
Бросаюсь к саквояжу, там ласты. Раздеваюсь, но шерстяной свитер оставляю на теле: так будет теплее. Прыгаю в воду, однако, проплыв метров двадцать, поворачиваю обратно и, словно пробка из шампанского, вылетаю на берег — вода, температура которой не больше 8—9° С, захватила дух и сковала мышцы. Расстояние до лодки ничтожное, но и не в состоянии преодолеть барьер холода!
Чтобы согреться, я бегаю по берегу и прыгаю, как бешеный, а парус, преспокойно покачиваясь на волнах, не спеша удаляется от острова. Мчусь вокруг острова в поисках плавсредств — бочек, бревен, досок, из которых можно было бы соорудить плот и догнать «Аргонавта». Увы, кроме нескольких дощечек и поплавков от рыбацких сетей, не нашел на берегу ничего.
Осталась последняя надежда — ждать, не спуская с паруса глаз, появления на горизонте какого-нибудь судна. Как оно увидит меня? Решил сигнализировать дымом и белым полотенцем. К счастью, спички были во всех карманах. Развел маленький дежурный костер и заготовил несколько охапок камыша и сухой травы. Прождал день, но на море так ничего и не появилось.
Наступил вечер. Паруса уже не видно. Еще питаю надежду: штормом не пахнет, поэтому, если помощь появится завтра и даже послезавтра, лодку еще можно будет найти.
Стало очень холодно. Каким-то образом надо ночевать. Вынимаю из саквояжа вещи, раскладываю все, что осталось при мне: ружье, ласты «Дельфин», маска, трубка, охотничий нож, перочинный нож, часы, линза, карта, карандаш, принадлежности для туалета, иголки с нитками, полбуханки хлеба, щепотка чаю, 22 куска сахару, шесть луковиц, две головки чесноку, восемь коробок спичек и одежда — «в чем стоял». Конечно, в теплый сезон или в лесу ночевка не представляла бы проблему. Здесь же и дров нет, только хворост саксаула да тростник, все это сгорает за несколько минут. А в чем кипятить чай?
Подобрал на берегу заржавевшую консервную банку, отдраил ее песком, сварил чай. Согрелся п немного успокоился. Вспомнил, что в гитлеровском плену, когда мне было девятнадцать лет, было несравнимо хуже. Кое-какой опыт борьбы с трудностями у меня теперь есть. Этот рыбацкий поселок Тайлак-джеген не так уж далеко. Кто-нибудь должен приплыть сюда и помочь мне восстановить статус-кво.
Проблема жилья
Высокий 4—5-метровый тростник, толщиной с палец, растет пучками. Выбираю самый большой куст диаметром метра в три. Вырезаю ножом стебли внутри куста, а вершины тростника по краям, образующего «стены», связываю. Снаружи «стены» обкладываю травой. В результате получается что-то похожее на индейский вигвам. Настилаю побольше сухой травы — это постель.
Несмотря на все усилия, импровизированная «юрта» продувается ветром насквозь. Холод проникает до мозга костей, дрожу непрерывно. Очень усиливается уринация, приходится вставать каждый час.
К утру все покрылось инеем. Силы сопротивления к холоду истощены, пришлось встать и для согревания сжечь часть вигвама и травы. Какое-то время я сплю, но как только огонь кончается, моментально просыпаюсь.
На следующий день построил глинобитную кибитку — землянку. Она похожа на казахские могилы. В ней можно лежать, сидеть и ходить квадрипедально. Внутри вылепил печурку. Квартирная проблема решена.
Гоняет ветер «Аргонавт» по Аралу, площадь которого больше территории моей республики — Литвы. Интересно, кому достанутся все эти консервы, овсяные хлопья, сухофрукты, чай, сахар? Любопытно, что подумает обнаруживший лодку? Все очень похоже на то, что незадачливый рыболов упал с лодки и утонул. Обязательно сообщат в милицию. Она объявит поиск, мой портрет будет висеть на всех пристанях Средней Азии рядом с разыскиваемыми уголовниками. Если меня не найдут или не объявлюсь сам в течение двух месяцев — буду считаться пропавшим без вести. Другой вариант: лодка будет дрейфовать, пока шторм не разобьет ее и не выбросит на пустынный берег. Там она быстро превратится в хлам, которого немало в прибойной полосе любого моря.
Мобилизация сил
Первая ночь, проведенная в землянке, не была теплой: не успели высохнуть стены, да и топлива заготовил мало: однако настроение оптимистичное. Сформулировал две гипотезы спасения. Первая — кто-нибудь должен появиться здесь. Вторая — мне надо закалиться, как «моржу», который в стужу купается в проруби и даже может осклабиться перед фотокамерой; и тогда, имея хорошее ружье и немалый опыт подводной охоты, я обеспечу себя рыбой. Достаточно выдержать холод хотя бы десять минут — и я спасен.
«Моржи» закаляются с осени в течение многих недель по арифметической прогрессии. Для них температура воздуха и воды понижается постепенно и незаметно. Мне же надо начинать сразу при 8° и провести курс закаливания за педелю, к тому же — я голодаю.
Выхода нет, и я решаю, что с сегодняшнего дня для меня больше не существует холодной воды и плохой погоды. Осторожно, но интенсивно приступаю к тренировкам.
Психологическая настройка играет большую роль. С принятием плана действий все легче и проще. Теперь спасусь наверняка.
Неделя тренировки
Мой рост — 180 см, вес — 86 кг. Значит, по древнеримской норме избыток веса 6 кг. Имея воду, мог бы выдержать без пищи 40 дней. Согласно библейской легенде, столько же постился Иисус Христос. У меня был десятидневный опыт голодания — во время войны. На сей раз придется голодать до тех пор, пока не смогу погрузиться под воду на несколько минут, чтобы загарпунить рыбу, которой здесь много.
На третий день полного голодания начинаю чувствовать запах ацетона во рту. Это значит, что организм переключился на эндогенное (за счет внутренних запасов) питание. Прежде всего используются запасы жиров в крови. Вслед за этим организм сжигает внутренние и подкожные жиры, а белки берет из костей и других внутренних органов. До этой стадии голодание невредно для здоровья.
Холод ускоряет истощение энергетических запасов организма. Следовательно, если не поймаю рыбы, слягу через пару недель, обессилев.
Ввел строжайший режим. День разделил на два цикла: утренний и послеобеденный. По утрам встаю замерзший, поэтому бегаю трусцой вокруг острова километра два с половиной. После легкой разминки быстро раздеваюсь и что есть силы плыву кролем сколько могу. Сильно обтираюсь полотенцем, одеваюсь и энергично бегаю до согревания. Затем кипячу воду «завтрака». Теплую воду пью маленькими глотками.
Вода почти пресная: весной на Поверхности моря держится слой полупресной воды из Амударьи и Сырдарьи, на которых в это время половодье от тающих снегов. (Летом большая часть воды этих могучих рек забирается на полив, воду Арала пить будет нельзя.)
После «завтрака» загораю, хожу по острову, иногда пытаюсь загарпунить рыбу с берега, но безуспешно. Смотреть на море стало рефлексом: где бы ни был, что бы не делал, то и дело поднимаю голову и окидываю взглядом горизонт.
Программу закаливания дополняю тренировками но задержке дыхания при ходьбе, беге и в покое. Лежа и зажав нос, могу выдержать без дыхания 2,5 минуты. Необходимо подготовиться так, чтобы через неделю я смог проплыть под водой 30—40 секунд.
Удивляюсь выносливости человека — на пятый день тотального голодания нисколько не чувствую потери сил. Проплываю на предельном темпе 150 м и ныряю на 25 м. Чувство голода уже больше не мучит, но пить хочется все больше и чаще.
Дистанцию ныряния ежедневно увеличиваю на 5 м. Кругом вижу много разной рыбы. Это отвлекает внимание от обжигающего холода. В конце недели проплываю под водой уже 40 м. Это значит, что очень жесткий курс закаливания и форсированную подготовку к подводной охоте я выполнил, однако охотиться нельзя — два дня штормит. Вода стала мутной, не видно даже собственных рук.
Силы начали сдавать. Значительно ухудшилось зрение. С большими усилиями воли заставляю себя погружаться, иначе на нет пойдет закаленность. Сплю долго. Во сне слышу какую-то странную симфоническую музыку.
Стал ихтиофагом
Сегодня 4 апреля, наконец, вода прозрачна. Одиннадцатый день, как я нахожусь на этом острове. Резервы организма иссякли. Удивляюсь, что не болею. Сколько раз грипповал, кашлял при пустяковых простудах. Видимо, работает какой-то механизм чрезвычайной приспособляемости.
Сегодня должен поймать рыбу. Поймаю! Погружаюсь в одежде: она придерживает у тела воду, согретую от кожи. Глубина здесь небольшая — до пе-скольких метров. На дне изобилие растений. Много сазанов, они держатся стайками и не очень пугливы. Крупный сазан — довольно большая мишень, не требуется особых трудов загарпунить его. Попадаются крупные усачи — до одного метра. Загарпунил также немало лицей, судаков, сомов. Видел очень крупных сомов, но стрелять по таким гигантам не рисковал; сорвутся или утащат ружье.
Питаюсь исключительно рыбой. Стал настоящим ихтиофагом — пожирателем рыб (так древние греки называли племена, обитавшие у Красного моря). Рыбу приготавливаю четырьмя способами: варю, вялю, жарю на углях или в самодельном тандыре (печь в форме кувшина), по-туркменски. Рыба вкусна и без соли. Пока не наступила жара, никак не могу отделить соль. Для кухни использую соленую воду. Зачерпывая воду, стараюсь взять ее поглубже. Затем наливаю ее, вместо тазика использую яму, выстланную куском капроновой ткани (обрывком фартука, которым защищался от брызг, сидя в лодке). Вода частично испаряется, концентрация соли увеличивается. В эту соленую воду кладу куски рыбы.
Белков и жиров предостаточно, однако при отсутствии хлеба, сахара, картошки вес тела продолжает падать.
Жизнь вошла в определенную колею. Я адаптировался полностью. В воде мерзну, но не болею. Вначале боялся воспаления ушей, легких, плеврита, гриппа и других недугов, но на самом деле не было даже серьезного насморка. Правда, я стал мастером по дрожанию. Во время сна дрожу мелкой дрожью, в воде — крупной. Наблюдаю у себя брадикардию — замедление пульса. Силы восстановились. Чувствую, что приобрел некоторую спортивную форму.
Остров в огне
10 апреля. Охочусь, как обычно. Хотя нос закрыт маской и дышу только ртом через трубку, чувствую запах гари. Поднимаю голову — крутом дым. Остров в огне! Прошлогодняя трава и тростник сухие и горят, как порох. Растущий из воды камыш тоже горит. Огонь — цвета расплавленной меди. Пламя бушует с гулом и треском, ползет, как лавина. Ветер то прижимает черный дым к воде, то поднимает высоко в небо. Догадываюсь, что шквалом разнесло из костра непогасшие угольки.
Вот, подумал я, теперь-то наверняка увидят дым в этом Тайлакджегене и приедут посмотреть, что здесь происходит.
Забеспокоился — как там моя кибитка? Хорошо еще, что закопал в землю документы. Бегу по зоне прибоя, огибая огонь. Весь растительный покров острова сгорел за полтора часа. Не осталось ни хворостинки для костра, ни одного куста для прикрытия от ветра. Пусто и уныло. Остров пахнет гарью.
Сердце защемило при виде обгоревших ежей. Они, бедняжки, не смогли спастись со своим темпом бега, огонь был быстрее. Озираюсь на море — оно пусто, как всегда...
Решил отсюда эвакуироваться. Вообще-то о перемене адреса я думал с самого начала пребывания на этом убогом островке. Пожар ускорил эвакуацию. До ближайшего острова около 700 м. В теплой воде — это 20 минут плавания при всей амуниции. Но пока веда очень холодная, хотя солнце уже греет по-настоящему.
В путь!
Сложил уцелевшие пожитки на маленький плотик, который еще раньше смастерил из шкур сомов и использовал как спасательное средство при подводной охоте, и направился вплавь к другому острову.
Плыл в одежде, толкая плотик перед собой. Продвигался медленно, а холод все глубже и глубже проникал в тело, нарушал дыхание.
Испугался смертельно, но страх, полагаю, и спас меня. Страх, как и злость, побуждает к выделению адреналина, а этот гормон мобилизует запасы сил организма. Молниеносно соображаю: если не восстановлю дыхание, мне конец за несколько секунд. Переворачиваюсь на спину и рву все застежки одежды на шее. Теперь удается сделать глубокий вдох. Медленно шевелю ластами и массирую рукой горло. Несколько успокаиваюсь, убедившись, что мышцы у горла не в спастичесном состоянии. Видимо, мокрая одежда сдавила горло и стала душить. Догоняю свой отдрейфовавший плотик и продолжаю плыть к острову. Стараюсь сильнее дрожать и не делать резких движений.
Флора и фауна
Образность и поэтичность тюркской топонимики передалась и мне. Не знаю, как называется белка на тюркских языках, но второй остров своего плена назвал Островом Белки. Дело в том, что по своей форме он напоминает растянутую шкурку сибирской белки.
Растительность здесь богаче. Кое-где уже поднялась зелень. На тонких веточках саксаула появились маленькие нежно-зеленые бугорки, это «листья» деревца пустыни. Местами густые колючие лианы переплелись с непроходимым кустарником. Это — тугайские джунгли.
Весна в Средней Азии начинается бурно. Подул «афганец» — так здесь называют сильный и теплый южный ветер из соседнего Афганистана — и все сразу ожило, проросло, зазеленело. Афганец в пустынях поднимает бураны — песчаные метели, а на Арале — шторм. Вода стала мутной — не беда: у меня немалый запас вяленой рыбы. Досадно только, что песчанки — степные грызуны — нападают на запасы, где бы их не прятал. Только металлический ящик мог бы защищать. Пробую обжигать кирпич, чтобы сложить кладовую, но глина здесь с песком и илом: растрескивается, разрушается от огня.
Интересно и весело наблюдать за пробуждающейся природой. Прилетели пеликаны. Они с короткими хвостами, светло-розового оттенка, вьют гнезда в густом камыше. Интересно, вкусны ли яйца пеликана? Не знал, что пеликаны не могут нырять. Полые кости дают им преимущество в воздухе, но зато воздают излишнюю плавучесть в воде. Пеликаны рыбачат на мелководье, шагая по колено в воде.
В тугайских джунглях выросли грибы. Они похожи на мелкие лесные шампиньоны (колпак кольчатый). Я обнюхал их, попробовал на зуб и ничего подозрительного не обнаружив, сварил в соленой воде. После надоевшей рыбы грибы показались сносного вкуса. Съел и забыл, однако спустя несколько часов они сами напомнили о себе. Случай подтвердил правило: не ешь неизвестных грибов!
Возможно, в моем рационе не хватает кальция и других минералов? Решаю рыбные кости не выбрасывать в костер, а толочь на камне и есть.
Над островом летают тысячи кайр (чаек). Жду, когда они начнут нестись. Не ел никогда в жизни яйца кайр, теперь они нужны для разнообразия пищи. Организм нуждается во многом. Жую и выплевываю различные травки и листья.
Ностальгия
Весенняя метаморфоза влияет и на психику. Особенно тоскливо, когда дует западный ветер. Мысленно слежу за его путем: Атлантика — Средиземное море — Черное море — Кавказ — Каспий — плоскогорье Устюрт — Арал. Над Литвой этот ветер гонит обычно тяжелые дождливые тучи. На длинном пути в Среднюю Азию они обсыхают и согреваются.
Вечерних сумерек здесь почти нет. Ночь наступает сразу. Ночное небо черное, звезды яркие. Прозрачный весенний воздух позволяет наблюдать за небесными телами невооруженным глазом. Часто вижу пролетающие искусственные спутники Земли. Вспоминаю узбекского астронома XV века Улугбека. Недалеко отсюда, под Самаркандом, Улугбек построил мраморный секстант радиусом 40 м, на котором производились измерении координат Солнца, Луны и других планет.
... Уже истек целый месяц моей робинзониады. Самые трудные дни остались позади. С каждым днем теплеет воздух и вода, обогащается природа и... становится более тяжким одиночество. Начинаю разговаривать сам с собой; как Дерсу Узала, разговариваю с рыбами, птицами, ящерицами. Почти непрерывно мурлыкаю какую-нибудь мелодию. Они «пристают» так, что вышибить одну можно только другой песенкой, которая «застревает» своим чередом. Как правило, «прилипают» только мажорные мелодии. Организм человека интегрален. Неудивительно, что кроме физиологической саморегуляции существует психологическая. Она поддерживает боевой дух в трудных условиях.
Первое мая
Сегодня — Первое Мая. Температура воздуха примерно 22 °С, воды — 12—13°. Не работаю, т. е. не иду на охоту. В честь праздника решил провести соревнования по многоборью ГТО. Промеряю дистанции, оборудую легкоатлетические сектора. Желая почудачиться, приношу на старт двух черепах и ежа. Увы, после команды «марш!» мои четвероногие соперники повернули в кусты саксаула.... А я сдал все нормативы на отлично, правда, судил сам. Жаль, нет никаких угощений. Отдал бы много рыбы за щепотку чаю и лепешку.
Южное солнце начинает припекать. Уже невозможно ходить по песку босиком. Загорел до шоколадного цвета. Если бы сейчас оказался в Паланге, меня бы избрали королем пляжа. От воды, ветра и солнца кожа высохла и зашершавилась. Втираю в нее жир от кусков обжаренной рыбы. Помогает. Для умывания применяю пепел саксаула. В нем много поташа — карбоната калия. В моих условиях это лучше, чем мыло. Наблюдаю за своими «линиями»: подкожного жира не стало, мышцы стали тоньше, но рельефнее. Прикидываю, — за месяц потерял 12—14 кг веса.
С потеплением испаряется поверхностный полупресный слой воды. Рою колодец, но и в нем вода оказывается не лучше морской. Со всей остротой возникает проблема питьевой воды. Эврика! По утрам густые бугорки на веточках саксаула обильно покрыты серебристой росой. Вот где пресная вода! Стелю кусок капрона и встряхиваю росу. Пробую большой глоток и морщусь, как старый сапог: роса солонее морской воды! Здесь солончаки.
Змеи
Черепахи вылезли из своих зимних укрытий как-то внезапно. Вчера их не было, а сегодня они уже пасутся посреди редкого кустарника и преспокойно щиплют траву своими беззубыми ртами. Одни маленькие, как спичечные коробки, другие — побольше, как буханки хлеба. Решил попробовать черепашье мясо. Без «скорлупы» черепаха маленькая, напоминает сплющенного утенка, залежавшегося в холодильнике. Мясо очень постное. Жарю в тандыре. Без приправ оно далеко не деликатес, мои рыбы вкуснее.
Чувствую, вот-вот должен встретиться со змеями. Как они и как я будем вести себя — не представляю. В детстве я не боялся змей. Даже ловил их: в торфяных болотах. Но те змеи были маленькие, а их укус, хотя и опасен, но не смертелен. А здесь, я слыхал, все кишит эфами и стрелами. Речники рассказывали, что на каждый квадратный метр приходится по одной змее. Полагаю, преувеличивают, но все равно статистика жуткая.
Пока змей не вижу. Не вижу, но слышу. Ночью вокруг тандыра дерутся и пищат пещанки. Лежа в кибитке иногда слышу звуки «пшш, пшш, пшш», как будто капли дождя падают на горящие угли. Эти звуки — шуршание чешуи ползущей эфы. Бывает, что слышу душераздирающий предсмертный писк песчанки, схваченной эфой. Эти змеи очень ядовиты. При отсутствии медицинской помощи укус эфы может быть роковым. Как отсюда звонить в скорую?
К счастью, не пришлось увидеть ни эфы, ни скорпиона. Они охотятся только ночью, а днем прячутся.
Создалось такое впечатление об экологии фауны острова: насекомые питаются пыльцой и соками растений, ящерицы — насекомыми, змеи — ящерицами, ежи — змеями. Еж — хан!
Вплавь к берегу
Вода еще далеко не теплая — около 15—16 °С, однако ждать дальше нельзя; отсутствие пресной воды, появление змей и одиночество заставляют меня торопиться. Уже полтора месяца, как я в плену у Арала.
Пользуясь картой, составляю маршрут заплывов к обитаемому берегу: путь проходит через 16 островов. Проливы между ними — от 0,5 до 3,5 км. Шкуры сомов набил запасами сушеной рыбы. Резиновый мешок с документами надел на шею.
Переправу начал 9 мая — в День Победы. Узкие протоки переплывал раздевшись, так легче, длинные — в одежде, так теплее.
Перед самыми широкими проливами провожу на очередном острове целый день, чтобы разведать маршрут, отдохнуть и пополнить запасы рыбы. Сплю у костра. По утрам очень мерзну. Чем ближе к берегу, тем солонее вода. Мучаюсь от жажды. Проходит аппетит.
В одном проливе меня настиг шквальный ветер. Волны разбили плотик, пошлина дно ружье, ботинки и «посуда» из консервных банок. Я стал нищим «до кончиков ногтей».
На десятый день переправы выполз на длинный и узкий выступ кызылкумского берега. Уровень воды в Арале понизился, стало очень мелко. Последние сотни метров невозможно было ни плыть, ни ползти. Измучился до отчаяния. Выкарабкался облепленный илом. Наверно, был похож на болотного черта. Колючая трава ранила ноги. Пришлось обрезать ласты и сделать из них «галоши».
По карте до населенного пункта Шейк-Аман около 130 км. Это — поход на три дня. К счастью, на второй день встретил чабанов с большой отарой. Они угощали меня всем, что имели. От них я узнал, что из-за уменьшения рыбных запасов в Арале рыбацкий кишлак Тайлакджеген покинут уже давно; в развалинах кибиток нынче обитают только змеи, скорпионы да ящерицы...
На попутных грузовиках добрался до Кунграда. На рампе железнодорожной станции увидел весы. Залез — ровно 71 кг в одежде. Было 86. Вот стал стройным!
За 55 дней плена устал от холода, голода, одиночества, затосковал по людям, цивилизации. Но я не проиграл: получил очень жестокий урок выживания в экстремальных условиях.
Прощаясь с Аралом, подобрал на память килограммовый камень, напоминающий своей формой голову змеи. Рыжие, черные и белые крапинки на сером камне напоминают мне о пластах извести и глины на дне Арала, яйцах кайр и черных спинах сомов.
Кяляусим дар! — Будем путешествовать еще!— прощальный клич литовских туристов.