Швартовка в Сан-Диего из книги «Два года простым матросом»

Книга Ричарда Генри Даны «Два года простым матросом» вышла в 1840 г. Она открыла эпоху американского морского романа, завершающуюся книгой Германа Мелвилла «Моби Дик», которая признана высшим достижением не только в американской, но и в мировой маринистской литературе.

Дана не был профессиональным моряком. Весь его морской опыт ограничился единственным плаванием из Бостона в Калифорнию простым матросом на бриге «Пилигрим».

Подробное описание жизни матроса во время дальнего плавания и составляет основу книги Даны, отрывок из которой мы помещаем в переводе А. Г. Пахомова.

---

С легким попутным ветром мы неторопливо спускались к югу вдоль калифорнийского побережья, держась на достаточном расстоянии от берега. На второй день пути, с закатом солнца, прямо впереди показался густо поросший лесом мыс, ограждающий гавань Сан-Диего. Дождавшись устойчивого утреннего бриза, стали обходить его, держа круто к ветру, и вот перед нами открылась маленькая бухта, собственно даже и не бухта, а устье небольшой реки.

Цепь высоких холмов по левому борту, ограждавшая гавань с севера и востока, уходила в глубь побережья, насколько мог видеть глаз. Вход в гавань был узок, с сильным приливным течением, а фарватер проходил так близко к каменистому мысу, что, казалось, судно непременно заденет его. Селения не было видно, но на пологом песчаном берегу, на расстоянии кабельтова от которого стояли на якоре три судна, высились четыре постройки, сколоченные из грубо опиленных досок — кожевенные склады.

Что касается судов, то одним из них была наша старая знакомая — бригантина «Лориотт». Другое — с острым носом и сильно наклоненными в корму мачтами, свежепокрашенное, просмоленное, блестящее на утреннем солнце, с алым флагом Св. Георгия на гафеле — статный «Аякуччо». Третье же — большой корабль со спущенными брам-стеньгами и снятой с реев парусиной, должно быть, уже не менее двух лет находилось в «кожевенном каботаже», — настолько оно было грязным и обшарпанным. Это была «Лагода».

Течение быстро приближало нас к этим судам. Мы подготовили якорную цепь и взяли на гитовы топселя.


— Отдать якорь! — скомандовал капитан. Не знаю, — то ли свободной цепи было отдано недостаточно, то ли якорь ушел нечисто, то ли скорость у нас была большая, но только якорь не забрал.

— Трави цепь! — рявкнул капитан.

Вытравили еще кусок цепи, но это ничего не дало. Прежде чем успели подготовить к отдаче второй якорь, нас развернуло лагом и понесло на «Лагоду». Было время завтрака. Их кок, увидев наше стремительное приближение, выскочил из камбуза я стал звать офицеров и команду.

К счастью, большой беды не случилось. Их утлегарь прочесал у нас между фок- и грот-мачтами, унеся часть такелажа и сломав леер. «Лагода» потеряла мартын-гик. Благодаря этому «маневру» мы, однако, при-велись, и как только на «Лагоде» потравили цепь, отвалиля от них и отдали наш второй якорь. Но с ним нам не повезло так же, как и с первым, и прежде чем мы что-либо сообразили, «Пилигрим» уже выносило на «Лориотта».

Капитан решил теперь прибегнуть к помощи парусов и спешно давал команды — то ставить топселя, то переставлять нижние паруса, надеясь, что в результате якоря лягут чисто и заберут — все было напрасно! И тогда он уселся на фальшборт с видом полного безразличия, громогласно известив капитана Ная, что собирается нанести ему визит: мы наваливались на «Лориотта».

Ударив нас справа в корму своей левой скулой, он снес нам часть кормового леера, сломав себе галс-боканец и пару пиллерсов на палубе. Команда его тщетно пыталась оттолкнуть нас от своего борта. Наконец мы отошли, но наши цепи, без сомнения, лежали теперь на их якоре.

Мы бросились к лебедке и стали работать, как черти. Иногда удавалось подтянуться к якорю, но при малейшем рывке от волны якорь отказывал, и нас относило обратно. Меж тем «Пилигрим» уже приближался к «Аякуччо»...

В этот момент от него отчалила шлюпка, и к нам на борт поднялся капитан Вилсон. Это был небольшого роста, подвижный, хорошо сложенный мужчина лет пятидесяти. Опытный моряк был намного старше нашего капитана. Он не стал медлить с советами, а от них постепенно перешел к командам, приказывая то раздернуть или выбрать шкоты, то поставить на ветер или обстенить топселя, то убрать или поставить стаксель либо трисель — в зависимости от того, что считал наилучшим в данный момент.


Наш капитан пытался было сам командовать, но Вилсон всякий раз упреждал его, правда, добродушно, по-отечески: «Ну что вы, капитан Томпсои, вам сейчас стаксель ни к чему», или «Нет, нет, еще рано приводиться!» И вскоре наш капитан прекратил эти попытки вовсе. Мы ничего не имели против — Вилсон был добрый старик, обращался с нами дружелюбно. После двух-трех часов непрерывной работы на лебедке с усердием, на какое только были способны, мы вытащили свой якорь, а заодно и один из якорей «Лориотта». Изготовив новый якорь заново и отдав его, мы вытащили второй, проволочив его почти через всю гавань.

— Ну вот, — сказал Вилсон, — теперь я вам место найду!

Поставив оба топселя, он провел нас через гавань и по всем правилам поставил на якорь как раз напротив нужного склада. Затем он распрощался с нами, а мы убрали паруса и устроились завтракать, о чем давно мечтали — не ели мы с самого вечера, а сейчас был уже почти полдень.

---

После завтрака капитан на шлюпке направился на «Лагоду». Причаливая, он назвался, и помощник капитана, стоявший у трапа к капитанской каюте, прокричал вниз:

— К нам капитан Томпсон, сэр!

— Привел ли он с собой свой бриг? — пророкотал в ответ старый морж так, что его было слышно и с носа и с кормы. Нашему капитану пришлось проглотить эту пилюлю, а шутка вскоре стала дежурной на всем побережье.