Фестиваль продолжался пять месяцев — программа была на редкость обширной и сложной. В гонках и на переходах парусникам пришлось преодолеть немалое расстояние: за кормой «Флоры» и «Новика» осталось более 11 тысяч миль! Путь этот пролегал через десять портов пяти стран, расположенных по обе стороны Атлантики. И впервые нам, советским яхтсменам. довелось не только ощутить соленый ветер Атлантики, как на ОП-82, когда мы шли через Бискайский залив, но и познакомиться с океаном всерьез — дважды его пересечь. И это был очень серьезный экзамен!
Экипажи были соперниками только на дистанциях гонок. Море разлучало пае на это время, а порты вновь объединяли интернациональную семью молодежи, живущую по законам дружбы. Исполнить песню на родном или иностранном языке, показать народный танец, войти в команду многоборцев, составленную из молодых моряков разных наций, — значило сделать еще один шаг навстречу друг другу, шаг к взаимопониманию.
Мерсисайд — портовая часть Ливерпуля — с завершением заключительной «гонки возвращения» через Атлантику стала последним местом сбора парусников, местом прощания. Отшумело праздничное шествие экипажей по улицам и площадям. Победителям вручили призы. Завтра парад судов перед выходом в море — по домам — будет принимать королевская яхта «Британия» с Елизаветой II на борту. А сегодня — прощальный обед для капитанов.
Огромный зал. Хозяева и гости в строгих костюмах. Все в соответствии с протоколом — чинно, торжественно. Не без налета ностальгии в пространных речах об ушедшей эпохе парусов, о которой напомнила Операция. Со звучными словами «Звездный час Атлантики», «знать океанов» — в тостах.
А знать-то — вовсе и не знать. Загорелые, исхлестанные ветром лица. Грубые мозолистые руки. Реплики на соленом жаргоне, как команды в шторм.
«Знать», не сговариваясь, уже нарушила одно из правил протокола: собралась за столом вместе, не желая затеряться, раствориться среди незнакомых приглашенных. Так было на всех парадных встречах в портах по обе стороны Атлантики. И здесь, в Ливерпуле, единомышленники снова сидели рядом. С воспоминаниями о пережитом. С болью от потери «Маркиза». С надеждой на новые встречи.
Обмениваемся репликами:
— А помнишь, как пели в Канаде...
— Помню. И «Камбая» никогда не забуду.
— На таких обедах поют тоже. Только что-нибудь торжественное, камерное...
— Камерное? — капитан Филан, он же Большой Крис, поводит могучими плечами. — Шанти тоже проглотят!
— «Камбая»?
— А почему бы и нет? Кто «за»?
Слово непереводимо. Это и название популярной морской песни, и часть припева, к которому просто придумывают подходящий к случаю куплет. Как в частушке. На незатейливый мотив сочиняют и поют целые истории. Крпс уже пишет на обороте картонки меню первые фразы. Подключаются все. В миг готова маленькая баллада — о гонке под парусами, об океане и ветре, который то слишком силен, то вовсе пропадает. Словом, о том, чем мы жили чуть ли не полгода.
Шанти есть! С появлением текста созрела необходимость нарушения чопорного протокола. Улучив момент, Большой Крис заводит: «Камбая, мой бог, камбая...» Мы подхватываем: «Океан вместо жены, камбая! Нету ветра, только — зыбь, камбая. О, бог, камбая!...»
Мы уже не в зале с тысячью огней. Мы в вольном мире с тысячью ветров. Шанти раскачивает поющих, как бригантину пологая зыбь. Зал слушает. Что будет, когда иссякнут куплеты только что сложенной баллады? Все! Пауза. И тишина. И вдруг... на другом конце зала возникает другой хор. Наше настроение передалось другой группе капитанов — участников гонки в европейских водах. Их куплеты о порванных парусах, о яхте без руля (наверное, это о «Тормилинде» из Таллина!), о приливном течении у скал Северной Англии.
Мы обязаны ответить. Лихорадочно придумываем два куплета. Противоположная сторона зала отвечает одним. Ставим точку: «Спасибо, Мерсисайд! Мы вернемся!»
Нас поняли. Подтверждением тому бурная реакция зала, аплодисменты, одобрительные возгласы невозмутимых джентльменов.
Так в Ассоциации учебных парусников, проводящей Операции Парус, родилась новая традиция.
Изо льда в лед
Конец ноября (это идет еще 1983 год). Гавань яхт-клуба уже затянута ледяным стеклом. По Неве плывет сало. Идет снег. Яхты вмерзли. Мы окалываем корпуса, чтобы можно было вывести их на буксире в курящуюся морозным паром реку. Позади ремонт, начатый еще ранней осенью, тысяча хлопотных дел. Впереди — новые заботы. Сегодня же главная задача — перейти в порт, завтра может быть поздно.
Катер тянет яхты с уложенными на палубу мачтами по Неве. Пронизывающий ветер. Пешеходы не задерживаются, чтобы взглянуть на проходящие суденышки. Рулевые укутаны, как куклы. С палуб то и дело приходится сметать снежную крупу.
В порт прибываем, когда уже сгущаются сумерки. Отдаем буксир, по инерции добираемся до причала — в просвет между двумя океанскими теплоходами. Крановщик — из яхтсменов. Докеры — тоже яхтсмены — уже подали на грузовую площадку трейлеры с кильблоками — долгожданными сварными кильблоками, изготовление которых затянулось так надолго, что и вынудило держать яхты на воде.
Шквалит. Ветер раскачивает яхты на стропах под стрелой высоченного крана. И вот «Флора» и «Новик» стоят на трейлерах. Теперь важно быстро спустить воду нз трюмов, постараться как можно тщательнее осушить их. Это не так-то просто на сильном морозе. Кончаем работу за полночь.
А утром по дороге в порт видим между невскими мостами скопление спрессованного течением битого льда. Задержись еще на один день и не обойтись бы без ледокола. Но кто на деревянных яхтах ходит за ледоколом? Повезло нам необычайно...
Зимовали «Флора» и «Новик» в порту — на крытом, но неотапливаемом «экспортно-импортном» складе, под брезентами. Для портовиков яхты уже стали просто товаром, который предстояло ранней весной погрузить на попутный теплоход. Но всю эту зиму мы составляли бумаги. Технологи порта требовали всевозможные документы, схемы крепления, расчет нагрузки на квадратный метр поверхности крышек люков и т. п. Мы захлебывались в делах на суше. Самым надежным «спасательным кругом» все это время оставался для нас Дмитрий Константинович Ильичев — капитан дальнего плавания, директор яхт-клуба пароходства. Он даже согласился подождать с уходом на пенсию до нашей отправки.
Своим ходом яхты уйти не могли из-за льда. Поэтому-то до ледостава их и надо было переправить в порт, где они ждали своего часа.
Даже сегодня, когда все позади, трудно поверить, что нам хватило сил на подготовку. Ей было отдано все свободное от основной работы время, все выходные и праздничные дни, да и многие ночи, которых не хватало для сна. Порой мы, два яхтенных капитана, в полном смысле слова валились с ног от усталости. Но крепились. И... держались па плаву! И, наконец, все подготовительные трудности н неурядицы остались, что называется, за кадром.
3 апреля газеты оповестили читателей о том, чего больше всего ждали мы сами — шестнадцать яхтсменов, экипажи «Флоры» и «Новика», о том, что тревожило и волновало наших наставников, родных и друзей, оставшихся на берегу.
Вот, к примеру, выдержка из публикации в «Известиях»:
«Из Ленинградского морского порта курсом на Сен-Мало (Франция) вышел теплоход «Бобруйсклес», который на своем борту увез яхты «Флора» и «Новик» вместе с их экипажами, что должны принять участие в международных гонках в Атлантике. Старой морской дорогой первооткрывателей-пилигримов и «джентльменов удачи» яхтсмены должны достичь порта Гамильтон, что лежит в «вершине» пресловутого Бермудского треугольника, а оттуда взять курс к канадскому берегу, пройдя зону «вечных» туманов в районе Галифакса...»
Пока до Галифакса с его «вечными туманами» было еще очень далеко, по «Бобруйсклес» уже шел в плотном весеннем тумане, а за бортом видавшего виды лесовоза трещал, гремел, шуршал и ухал лед. Рыхлый, побуревший, битый всю заму судами лед огромными полями дрейфовал по Финскому залезу. Лесовоз едва справлялся с этим льдом. И только через двое суток, миновав 90 миль очень трудной дороги, вышел на «чистую» воду.
Подъем яхт из воды в мороз не прошел бесследно. На «Флоре» повело рейки шпунтового пояса и набор дейдвуда. Шпоновый борт «Новика» тоже требовал ремонта. Прежде всего необходимо было как-то высушить отсыревшие участки обшивки. Яхтсмены приступили к этой работе еще в порту и продолжали ее в море. Электрогрелки, осветительные трюмные люстры, вентиляторы. калориферы — весь «согревающий» арсенал электриков «Бобруйсклеса» пошел в дело. Всего пять дней до прибытия в Сен-Мало было в нашем распоряжении, а из-за сырости, тумана и накрапывающего временами дождя просыхали корпуса медленно...
Попутно на бортах ниже ватерлинии пришлось установить по две большие латунные пластины заземления: фирмы, которым предстояло монтировать аппаратуру связи и спутниковых навигационных систем. почему-то сочли, что масса яхтенных фальшкилей не обеспечит надежное заземление. Незадолго до прибытия во Францию отремонтированные борта тщательно покрыли вторым слоем антифолинга для предотвращения обрастания.
На родине жака картье
В док Сен-Мало «Бобруйсклес» входил с ночным приливом. Под кормой лесовоза встала яхта. Ее капитаном оказался Пьер Брошан — морской агент, с которым мы неоднократно говорили по телефону из Ленинграда, обменивались телексами. Он многое уже сделал для подготовки нашего выхода на гонки и вправе был надеяться на самое скорое завершение возложенных на него обязанностей. Однако ни Брошан, ни мы не предполагали, что многое еще впереди и без его помощи нам не обойтись.
Яхты — еще без мачт — спустили тяжеловесной стрелой теплохода. Когда они уже покачивались на воде у борта «Бобруйсклеса», а яхтсмены обедали, прозвучал сигнал пожарной тревоги: на палубе загорелся баллон с газом для резки металла. Пожар потушили мгновенно. Но язык пламени успел прожечь дыру в лежащей, по несчастью, рядом с баллоном грот-мачте «Флоры». Чуть выше шпора металл оплавился, почернел, деформировался. Мачту пришлось оставить на причале для ремонта.
Говорят: беда одна не приходят. Едва яхты отвалили от «Бобруйсклеса», чтобы дать возможность теплоходу начать маневрирование для входа в док, на «Флоре» заглох двигатель. К месту стоянки в яхт-клубе Сен-Мало иол с бизанью, но без грота отправился на буксире «Новика».
Для Брошана (и, понятно, для нас) неожиданно открылось широкое поле бурной деятельности. «Всемогущий» сервис доставил на борт «Флоры» мастера фирмы по ремонту мачт п крупного специалиста по ремонту дизелей «Вольво-Пента». Но у первого не оказалось необходимых «взрывных» заклепок, а у второго — запасных частей. И то и другое имелось в Париже и где-то еще. И то и другое в конце-концов прибыло в Сен-Мало.
На пятачке между камбузом и штурманским столом яхты одновременно работало от пяти до семи человек. Двое из них притащили сюда провода и аппаратуру. Третий снял С двигателя множество деталей, добротно вымазанных в масле, и разложил их под ногами на пайоле. Еще двое весь день топтались тут же, занимаясь синхронным техническим переводом в диапазоне русский — английский — французский. Как минимум еще один, постоянно находясь в центре всего этого хаоса, готовил съестное на газовой плите.
Приходили журналисты, а также девицы и дамы, жаждущие увидеть русских. Шипчандлеры доставляли продукты. Представители СТА методически проверяли (по счету) наличие всех положенных предметов обеспечения безопасности плавания. Соседи с «Новика» время от времени свешивали в проем люка буйные головушки и требовали то газовый ключ на минутку, то кружок липкой ленты, естественно, навсегда. Все смешалось внутри. Из тюков, кип, свертков и ящиков, привезенных в контейнере и теперь грудами покрывающих палубу, еще ничего не было разобрано и поставлено на место.
На «Новике» происходило то же самое. Сверлили, стучали и галдели там ничуть не меньше, хотя их мачта уже была установлена, а двигатель пребывал в собранном виде.
Однажды, когда оба экипажа какими-то силами вытащили наверх — на минуту, чтобы сфотографировать, пробегающий мимо директор оргкомитета гонок Джон Гамильтон, увидя наши скучные физиономии, крикнул: «Говорите ч-и-и-и-з!». Растягивая так это английское слово (означающее сыр), нельзя не изобразить подобие улыбки. Этот профессиональный прием не очень-то оживил снимки. Когда их переслали в Ленинград, жена одного из яхтсменов воскликнула: «Какие же они все несчастные!» — и разрыдалась.
Сен-Мало разместил флот под старой крепостной стеной.
Этот город на берегу Ла-Манша 450 лет назад — 20 апреля 1534 г.— провожал отсюда в Атлантику два 60-тонных корабля с экипажами около 60 человек. Король Франциск I поставил во главе экспедиции опытного навигатора — прославившегося своими каперскими операциями «веселого корсара» Жака Картье, повелев ему коротко и ясно: «открывать новые острова и страны, где, как полагают, можно найти в большом количестве золото и другие драгоценности». Картье в первом плавании прошел вдоль западного побережья Ньюфаундленда, открыл залив Гаспе, обошел остров Антикости и, не поднимаясь вверх по неизвестной ему реке, решил вернуться во Францию. В течение восьми лет Картье удачно провел три экспедиции. Во время последнего своего плавания 1541—1542 годов он поднялся по реке Св. Лаврентия как раз до того места, где позднее вырос Монреаль.
Напболее крупным из трех судов, участвовавших в его экспедициях, была трехмачтовая «Гран Ермине». Маршрутами «Гран Ер-мине» к ранее неизвестным берега, которые считались азиатскими, вскоре одно за другим стали отправляться корабли соотечественников капитана из Сен-Мало. Началось заселение Канады, долгие годы европейской экспансии и войн за колониальные земли. Само имя страны кленового листа — Канада, как и многие другие названия на карте ее восточного побережья, связано с открытиями Картье, со времени которых прошло 450 лет. Этот юбилей торжественно отмечался в 1984 г. и это празднование дало флаг всей «заокеанской» части очередной Операции Парус. Больше того, спонсором канадской программы ОП-сэйл стал Канадский союз судовладельцев.
Жак Картье добирался до Канады северными путями, которые издавна использовали рыбаки, промышляющие треску на банках Ньюфаундленда. Первое его плавание из Франции до мыса Бонависта, к примеру, заняло всего 21 день. Отличный результат! Участникам Операции Парус-84 предстоял иной путь к тому же канадскому берегу: сначала следовало опуститься к югу — до шпроты Канар и идти на Бермуды, и только в конце программы мы должны были частично повторить какие-то из маршрутов Картье.
В том несметном числе парусников, которые в апреле собрались в Сен-Мало, — там, откуда уходил Картье, только 26 готовились к старту первой атлантической гонки. Два из них еще на старте могли твердо рассчитывать на первые места: кроме польских парусников «Дара млодзежи» в классе «А» и «Завиша Чарны» в классе «В» участников гонки в этих классах не значилось...
Семь различных по возрасту, величине, типу вооружения судов составили I дивизион класса «С». Список их открывал приземистый 56-футовый английский гафельный кеч «Анжеле-Алине» 1921 года постройки. Сюда же вошел ровесник века 57-футовый галеас «Карола» из ФРГ. Очень интересным, на наш взгляд, был и знакомый нам по ОП-82 английский бермудский кеч «Халсион» (1929 г.); эта стройная яхта принадлежит к немногим сохранившимся парусникам с корпусами из тика на дубовом наборе, днище ее обшито листами латуни.
Нас, конечно, очень интересовали наши непосредственные конкуренты — яхты II дивизиона класса «С» (яхты со спинакерами).
В яхте с незнакомым названием «Канада Меритайм» мы легко узнали бывшую «Юнайтед Френдли». (бывшую «Грейт Бритн II»). Бермудский 79-футовый шлюп, сконструированный в 1973 г. А. Гарни, на этот раз вел в гонку 24-летиий Пол Бишон — весьма опытный капитан (хотя и самый молодой среди капитанов Операции). Под стать ему был и его экипаж из юных сорванцов, влюбленных в паруса, забывших ради Океана все на свете.
Серьезную конкуренцию представляла и «Дональд Серль» — пластмассовая копия 80-футового кеча старого проекта, спущенная на воду в 1979 г. Яхта выходила в Атлантику под командой всем в СТА известного и уже представленного читателю Криса Филана. Отличный гонщик-яхтсмен, профессиональный моряк, он занимает пост начальника колледжа торгового флота в Саутгемптоне. На Бермудах Филан должен был едать «Дональда» другому капитану и принять обязанности руководителя оргкомитета гонки на Галифакс, переходов канадскими водами, а затем и «гонки возвращения» в Европу.
Внимательно приглядывались мы к яхтам, спроектированным Никольсоном. На 60-футовый шлюп «Дашер» (1975 г.) и «Сейбу» (1972 г.) — иол тех же размерений англичане возлагали большие надежды. Семь яхт II дивизиона несли флаг ПНР. Среди них оказались две, однотипные «Новику», и одна — однотипная «Флоре». Это делало встречу особенно интересной! Всего же наш дивизион насчитывал 17 судов под флагами пяти стран, включая такие, как обладатель серебряного приза «Катти Сарк-82» голландский кеч «Юрания» или шлюп «Штойтебекер» из ФРГ.
Самым многочисленным «землячеством» гонки стало польское — 10 экипажей! И, как ни странно, на Бермуды не уходил ни один французский парусник. Правда, шхуна «Жак Картье» собиралась отправиться через Атлантику в Канаду, но она не участвовала в гонке. Как утверждали газеты, в ее экипаже не было ни одного жителя Сен-Мало.
Старый порт, казалось, не замечал этой несправедливости. Он веселился сам и веселил гостей. На камнях его древних мостовых расхаживали по битому стеклу французские йоги, малышей и взрослых развлекали акробаты и клоуны в масках Пьеро. В дни празднования юбилея плавания Картье нищим музыкантам его родного города явно перепадало больше мелких монет, чем обычно. А сам великий мореплаватель, увековеченный в бронзе, взирал на происходящее поверх голов — с высоты каменного постамента.
В ночь перед выходом парусников в океан небо над Сан-Мало осветил прощальный фейерверк. С утренним приливом суда большими группами под прощальные возгласы провожающих стали выходить из дока на простор бухты.
Держался ровный ветер, светило солнце. Парусники, соблюдая предписанный инструкцией порядок, проходили парадным строем по бухте, как бы представляясь друг другу. Судам под юбилейным вымпелом канадского порта Квебек оказывалась особая честь: такой вымпел несли те, кто решил выступать по полной программе XV Операции, т. е. дважды пересечь Атлантику в гонках. Им уступали дорогу, их тепло приветствовали. Но ведь любой парусник на ходу по-своему красив и заслуживает внимания!
Мы с любопытством наблюдали, например, за длинной и узкой, как игла, старинной яхтой «Велшеда». Уникальная яхта принадлежит к гоночному классу «Джи», созданному в начале века и ныне давно уже не существующему. Металлический корпус удалось восстановить на средства английской телевизионной компании. Рангоут, паруса, детали оснастки были изготовлены заново. Экипаж из двадцати человек управляет «Велшедой» без применения каких бы то ни было новинок палубной техники: на яхте нет не то что лебедок, но даже релингов и леерного ограждения. Самое впечатляющее — единственная мачта, возвышающаяся на 171 фут над ватерлинией, позволяющая нести паруса площадью 9000 кв. футов.
Капитан, вложивший в восстановление яхты огромный труд, дал ей имя, составленное из первых слогов имен трех своих дочерей. «Велшеда», конечно, не стартовала. Однако все уже знали, что в конце лета ей предстоит стать звездой заключительного парада парусников ОП-81. А пока яхта пересекала в разных направлениях бухту Сен-Мало под триселем и кливером — ветер не превышал 3 баллов, но грот все же ставить опасались.
Интересно, что в зоне парада никто нам не мешал. Не было здесь того неуправляемого флота из множества частных яхт, катеров, барж, виндсерферов и прочих плавучих средств, который обычно появлялся прежде в стартовые дни Операций. В стороне держались паромы со зрителями. И только катера с журналистами в порядке исключения получили право двигаться в тесном соседстве с парусниками для фото- и киносъемок.
С окончанием парада участники Операции взяли показательный старт. Линию «начала» гонки обозначали стоящие на якорях французские шхуны «Бель Пуль» и «Этуаль». Пересекая ее, парусники прощались с Сен-Мало и ложились курсом на выход из бухты в Ла-Манш. Предстояла лавировка в район маяка Эддистоун к месту настоящего старта первой гонки по маршруту Европа — Канары — Бермуды протяженностью около 4000 миль. Старт намечался на 10 часов 17 апреля.
Курс на маяк Эддистоун
Линия показательного старта между шхунами «Бель Пуль» и «Этуаль» — давно за кормой. Но выбраться в Ла-Манш из залива Сен-Мало при встречном ветре далеко не просто. В полночь мы все еще лавируем среди надводных и подводных скал на сильных течениях этого залива. Видимость, правда, хорошая, ориентироваться по огням несложно.
В каждой нашей команде по пять яхтсменов, которым не приходилось выходить на яхте в океан. Знакомиться с судами на ходу они начали во время дневного крсйсировання в парадном ордере. Другой возможности для тренировки не представилось. На «Новике» впервые шли помощники капитана Владимир Трофимов и Валерий Лукин, матросы Алексей Побат, Андрей Иванов, Сергей Эйгин. Капитан Борис Орехов знал по Операции Парус-82 только Валерия Горулева и Сергея Тимошкова (Сергей, кстати, ветеран — он уходил на четвертую «Операцию»!).
Мне были знакомы по предыдущим гонкам ОП руководитель похода Евгений Гаврилов и штурман Витаутас Пяткус. Владислава Полежаева, Алексея Архипова, Александра Гришкова и Василия Прокошока «Флора» только начинала «приучать» к себе. Имя восьмого яхтсмена не называю. Мастер спорта, выросший на судах олимпийских классов, он мужественно боролся с недугами, которые свалились на него в непривычных условиях крейсерской гонки. В Лас-Пальмасе наш товарищ попросил отправить его домой. Врач, осмотревший его, поддержал это решение. В экипаже осталось семь человек.
Команды включали яхтенных капитанов и профессиональных штурманов из яхтсменов. По правилам гонок, не менее половины членов экипажей должны были иметь возраст до 25 лет. Наши команды оказались даже моложе «нормы» — на две трети состояли из молодежи. В основном это были воспитанники ленинградских мореходных училищ. Треть яхтсменов имели звания мастеров спорта международного класса и мастеров.
Ночная лавировка — первое испытание новичков. Качка, холод весенней ночи дают себя знать. Не все находят место под палубой из-за мук морской болезни; они предпочитают проходить период адаптации в кокпите, кутаясь на ветру в промокшую робу. В каютах постоянно держится сырой туман. «Холодной подстилающей поверхностью» для его образования служит масса консервных банок (они еще долго хранили холод складских реф-камер!). Поэтому, спускаясь погреться или поспать, мы попадали в атмосферу сырого подвала.
Утро нового дня яхты встретили в Ла-Манше. Крутой бейдевинд. Курс на английский берег. Рулевые осваивают работу на штурвалах — большинство из них до этого знали только румпель. Не всегда удается чисто расходиться с гребнями волн, брызг через рубку летит больше, чем обычно. Начинаем просаливаться. Засол воды в проливе крепкий, с горчинкой.
Размещению запасов было уделено много внимания. Проверяется теперь и это. Все, вроде бы, при месте, не перекатывается, не проливается, не рассыпается.
Загруженность оказалась большой. К радиоаппаратуре дальней связи потребовались дополнительные аккумуляторы. Вес запасов увеличился за счет дополнительных емкостей с водой и топливом. Вот только жаль — хлеба в упаковке длительного хранения запасти не удалось, а лучше нашего хлеба не бывает. Тяжелыми оказались стопки лоций и других книг штурманской библиотеки. Давала знать и загрузка мелочами вроде кино- и фотоаппаратуры, личного гардероба, хотя он весьма ограничен. (Одеялам предпочли спальные мешки, синтетике в одежде — вещи из хлопка и шерсти.) Самое тяжелое, как положено, размещено ниже ватерлинии в районе миделя, в оконечностях — легкие предметы большого объема. Это улучшает всхожесть на волну.
Центральную часть каюты па «Флоре» пришлось «уступить» парусам. Стол в море так и не раскрывался. (На «Новике» в хорошую погоду обедали за столом.)
Днем держится ветер прежнего направления и силы. Проверяем настройку такелажа. Мощный вид накладок на поврежденном участке мачты, установленных на заклепки и проваренных по периметру, позволял предположить, что прочность восстановлена. Двигатель прошел проверку в действии после ремонта. Вроде бы — все в порядке.
Ночь перед стартом провели на якорях у острова Боро под английским берегом. Снимались утром при очень слабом ветре. Пришлось работать двигателями.
Промежуточный финиш на Канарах
Стартовая линия была линией заданного пеленга на маяк Эддистоун. Старт был открыт в течение часа, начиная с 10.00. Стартовали по-джентльменски. Никто никого не контролировал. Время пересечении линии пеленга надлежало занести в судовой журнал и сообщить по радио на «Дар младзежи» — фрегат выполнял роль штабного судна Оргкомитета.
Ветра мало. Ход слабый. «Новик» стартует наветреннее и начинает медленно выходить вперед. Рядом только польские яхты «Гедания» и «Ян с Кольна». Другие суда из-за дымки и большого удаления едва различимы.
Полдень. Старая зыбь катит с веста. Ветер еле тянет, то и дело меняет направление. Приметы подсказывают, что он утвердится на зюйдовом румбе. Вскоре сила ветра возрастает до 5 баллов. Становится веселее. По счислению определяем, что невидимый остров Уэссан остался слева по корме.
Экипаж разбит на две 6-часовые вахты.
— Где океан? — спрашивает кто-то из заступающих на руль.
— Прямо по курсу и... везде!
— А мы где?
Вопросы — где мы? где остальные? — отныне едва ли не главные. На них отвечают карты, ежедневные сеансы связи с «Даром». Сеансы начинаются в 8 утра общим вызовом на УКВ. Суда передают координаты. Через час тех, кто не отозвался, вызывают на коротких волнах. Связь осуществляет представитель Оргкомитета Роберт Дюшан — англичанин, откомандированный на польский фрегат. Поначалу манера работы Робина в эфире и произношение названий судов, особенно польских, забавляли и временами даже вызывали недовольство. По-настоящему мы оценили его позднее, когда он передал радиовахту другим. Четче, яснее по дикции, лаконичнее, настойчивее Робина никого не нашлось. Но даже при Дюшане не каждый день удавалось связаться с «Новиком». (Как выяснилось, специалисты допустили ошибку при расчете длины и выборе места установки антенны.) Позицию одноклубников нам обычно сообщали посредники.
Чаще всего ее передавал капитан «Юрании» Бернард Хеппенер. Голландский кеч был одним из главных конкурентов «Новика» и «Флоры», тем не менее его капитан оказался нашим основным помощником в яхтенных делах в море и па берегу. Ветеран Операций, Хеппенер в четырнадцатый раз вывел кеч на гоночную трассу ОП! На «Юрании» гостила серебряная «Катти Сарк»: экипаж был удостоен этого переходящего приза два года назад. Теперь на почетный трофей претендовали другие — дважды подряд «Катти Сарк» одному экипажу не присуждается.
«Новик» держится в довольно плотной передовой группе, наращивающей отрыв: этой группе помогает попутное течение. «Флора» постепенно отклоняется к весту от генерального курса, чтобы выйти на один из канарских меридианов, который задолго до гринвичского считался нулевым. Тот же курс выдерживает «Дар». Переменчивый по силе ветер выравнивает среднесуточные переходы нашей яхты и фрегата. Мы соседствуем, хотя не видим друг друга. Данные координат и надежная связь на УКВ подтверждают это.
Пятые сутки гонка идет с устойчивыми по направлению слабыми пли умеренными ветрами днем и штилями ночью. Велик океан — никаких судов не видно! Только однажды под вечер в лучах солнца, пробивших низкие облака, замечаем «Дар». Фрегат обгоняет «Флору». Его паруса в белесой дымке кажутся призрачными и вскоре скрываются из вида.
На борту спокойно. Почти все отошли от первой встряски в Ла-Манше. Иссякла и «больная» тема дискуссий первых дней, когда крейсерско-гоночный парусный спорт противопоставлялся олимпийскому. Ребята привыкают к яхте, друг к другу. Сложившаяся обстановка подходила, чтобы коротко напомнить о требовании, выдвинутом мною и принятом всеми еще на берегу: речь шла о том, что на борту «Флоры» запрещены любые склоки, личные выпады и оскорбления — все, что способно отравлять жизнь в дальнем плавании. Запрет снова был принят без оговорок. Но подчиняться ему легко, пока все хорошо и просто, пока не накопилась физическая и душевная усталость. Наша совместимость никем не проверялась. Ее испытает океан, оторванность от дома, долгое пребывание в ограниченном замкнутом пространстве. Не исключено, что такой общий запрет окажется очень кстати вместе с правом и обязанностью капитана наставлять и требовать.
Вахты самостоятельно выбирают варианты парусов, приемы их настройки. Мелочная опека, подсказки исключены. Проверяется действие оттяжек, талей, галсов. На катамаране, на «Солинге», на JI6 годилось одно, здесь — предпочтительнее другое. Ребята постоянно в движении. Каждая снасть десятки раз проходит через их руки.
Незаметно для себя новички «встают на морские ноги».
Кто-то возразит: А как же борьба за скорость, за мили? Ведь идет гонка, наконец! И, возможно, будет прав. Но ведь все экипажи соперников тоже включают матросов «без класса». На многих судах полно парней и даже девчонок, вовсе не знающих моря и парусов — в этом особенность регат ОП! Так что подготовка наших ребят даже выше. Им только необходимо переключиться е легкого вооружения на тяжелое, привыкнуть жить длительной гонкой, поверить в судно, в самих себя, подготовиться, пока океан снисходителен к нам, к будущим испытаниям.
Оправдалась ли эта тактика или просто повезло с ветром, а только с каждым днем «Флора» качала улучшать свою позицию. Из второго десятка перешла в первый, стала подтягиваться к лидерам, в числе которых держался «Новик». К тому же начал работать низкий «фактор корректировки времени» — гоночный балл нашей «Флоры».
В гонках парусников — участников ОП он определяется по секретной формуле. Конечно, изучив протоколы предыдущих гонок, сравнив технические данные, нетрудно остановить выбор на судне с выигрышными шансами. Было бы из чего выбирать. Но суда не меняют, как перчатки! Формула гандикапа, уравнивая шансы на победу, кроме всего прочего как бы защищает привязанность к парусникам разных типов, никого не сбрасывает в разряд безнадежных аутсайдеров. Капитаны верят обмерным сертификатам, как судьбе. Протесты по обмеру — чрезвычайная редкость,
В маловетренный седьмой день гонки выловили обросшую ракушками бутылку, на которой путешествовал небольшой крабик. Как мы рассудили, это — к добру. Отпустили его, попросили прислать ветер. Крабик в благодарность наворожил почти на сутки ветер до 3 баллов. Очередной штилевой день принес встречу с наивным черепашьим ребенком. Он спал, нежась в солнечных лучах. Оказавшись в сачке, а потом в крепких человеческих руках, малыш отчаянно колотил по воздуху ластами, как птица крыльями. Он разевал рот беззвучно, но мы услышали: «Я из Красной книги!» Панцирь пленника диаметром фута в полтора казался неокрепшим, мягким на ощупь. Сделав несколько фотоснимков, мы осторожно опустили черепашонка за борт, и он умчался в изумрудный океан со скоростью и по траектории бумеранга, но снова вынырнуть возле яхты не захотел. Нашу мольбу о ветре он оставил безответной.
Начали попадаться одинокие киты, группы косаток, дельфины. Мощный ход косаток и китов всегда настораживает. В этих животных таится какая-то мрачная сила, опасность. Зато приближения дельфинов всегда ждешь с радостью. Их игрой, стремительным ходом, изумительными по грации полетами между гребнями волн не устаешь любоваться. В штилевую погоду они не очень интересуются яхтой и, похрюкивая дыхалами, ходят вокруг степенно, без озорства. Зато при разбуженном ветром океане в них вселяются бесенята. Но где он — этот ветер, которого мы ищем больше, чем дельфины?
Настоящий крепкий зюйд-вест для .курса полный бейдевинд пришел на десятый день. В пятом часу утра порвалась (у галсового угла) старая генуя. Поставили кливер. Грот и бизань держатся. Днем прошли Мадейру. Острова остались справа в 80 милях. Теперь нас несет вперед крепкий вест. По прогнозу Испании вскоре он должен смениться норд-вестом.
«Новяк», по сообщению Хеппенера, впереди миль на 30. Бернард отметил, что «Флора» тоже бодро бежит к теплу Канар, поскольку «мулатка озябла»: он имел в виду корпус цвета красного дерева.
Шесть баллов. Парусов не убавляем. «Флора» отлично лежит на курсе, по бортам струится пена. Эскорт дельфинов не оставляет яхту. Мы шли 13-ми, 9-ми, 3-ми в своей группе. И вот «Дар» сообщает, что «Флора» становится первой. Но ветер крепчает. Сдает центральный шов кливера, «ползет» ткань полотнищ. — «Рубайте его, хлопцы-молодцы!» — вопит рулевой.
Вот и для стакселя № 1 уже ветра много, заменяем его штормовым. Проходит еще немного времени — убираем и грот. И только крепкая «бизанька», не зная смены, стоит, как влитая.
Испанский прогноз не оправдался. Под штормовыми парусами держать крутой бейдевинд трудно. Разошлась пятиметровая волна. Идем в увал, но мы наветреннее всех. А каково остальным? У нас 9 баллов. Там, далеко под ветром, наверняка не меньше.
Сутки несем штормовые паруса без грота и только к новой ночи заводим штормовой грот. Этого еще многовато. Терпим, Не уступать же! Терпят укачавшиеся. На чай, кофе и консервы перешли сторонники ежедневных обедов из трех блюд. Все, впрочем, в норме. Только бы мачты и руль не подвели.
В день шторма сеанс связи получился скомканным. Флот разбросало. Слышим, как Робин добивается от какого-то английского теплохода, чтобы продиктовали названия яхт, которые видны с мостика. Они еще в зоне медленно смещающегося на зюйд-ост циклона. Несколько отставших яхт штормуют чуть выше широты Гибралтара. А у нас стихает.
Норд-вест до 6 баллов позволяет добавить парусов. Отличный ход! Лучший пробег за вахту — 49 миль, и до Лас-Пальмаса — менее 70!
Перед приходом сварили суп. К нему дежурный подал колбасу, огурцы, яблоки, апельсины. На ужин были макароны с сыром и чай.
Вела латина-канариас
Линию финиша в районе маяка Ла-Ислета «Флора» пересекла в 5 час 10 мин 29 апреля. Получили по радио разрешение на вход в яхтенную гавань, где уже стояли ранее прибывшие. И «Новик» в их числе.
Запускаем двигатель, убираем паруса, даем ход, но дизель тут же глохнет. Быстро снова ставим паруса, выбираемся на свободную акваторию, чтобы отдать якорь и «привести дизель в чувство». Мы еще не догадываемся, что вскоре двигатель станет балластом...
С «Новика» принимают концы. Здороваемся, поздравляем друг друга с завершением первого этапа. Но разговор прерывает сеньор, жестикулирующий на причале. Оказывается, он комаданте — главный распорядитель. Комаданте категорически требует, чтобы мы сейчас же перешли на другое место. В гавани намечено нечто грандиозное: отсюда на гонку в открытой бухте будут уходить диковинные боты национального класса с латино-канарскими парусами — так называемые вела латина-канарнас. Сеньор уверен, что «Флора» им помешает.
Гонщики намекают комаданте, что мы — все же гости. Более того: ничто не способно помешать вела латина-канариас — самым маневренным ботам на всей Атлантике!
— А я что говорю? — подхватывает комаданте. — Только посмейте перейти! Если вы не увидите наших парней в деле, считайте, что вы не были на Канарах...
Причал вмиг наполнился шумным энергичным народом. Появился автокран, мачты, огромпые реи с навернутыми на них огромными же косыми парусами. Воты быстро снимались с кильблоков и сбрасывались на воду. Это небольшие — метров семь длиной, широкие, открытые, высокобортные лодки на поперечном наборе с обшивкой из репки, с транцевой кормой. Обводами боты напоминают килевые яхты, но без фальшкилей. Их место занимают стационарные пластмассовые плавники, уменьшающие дрейф. На ходу гонщики используют переносной балласт — чугунные чушки, мешки с песком. Но главное, что влияет на остойчивость, маневренность и скорость, — это способность экипажей правильно откренивать, создавать выгодный дифферент на нос или корму.
Кто ходил на парусных ялах без руля, может представить, как работают эти гонщики. У причала при прижимном ветре экипаж, следуя громким командам рулевого, начинает перемещаться по боту. Что они делают, понять удается не сразу. На толстой деревянной мачте нет вант и штагов. Ее удерживают и наклоняют в разных направлениях вручную мощными короткими оттяжками с мусингами. Стоит неимоверный гвалт. Упоминаются все испанские святые во главе с Санта-Марией. В конце концов мачта и рей ложатся на пирс и, как рычаг, отжимают корпус. Дружным броском на подветренный борт команда заставляет бот привестись. Маневру помогает одновременная — все в темпе и с криками — работа с мачтой и парусом. Бот «выкручивает» на ветер и пулей уносится от причала. В момент поворота он встает, как вкопанный. Нижний конец рея обносят вокруг мачты, команда сыпется на наветренный борт — бот снова летит вперед.
В больших экипажах (до 10 человек) много подвижных толстяков. Это — живой балласт, основные силачи, заменяющие отсутствующие лебедки. Снасти они держат на руках. Гонщики в майках и шортах, многие без обуви. На единственном парусе рифов не берут. Во время этой отчаянной гонки боты то и дело переворачиваются. Ставят их молниеносно и, откачивая на ходу воду, продолжают гонку,
Комаданте произвел себя в комментаторы. Он упивается острыми ситуациями у знаков, считает перевернувшихся, пытается с пирса разглядеть акул. От него мы узнаем, что в самой Испании такие гонки почти не проводятся: «На континенте не осталось истинных детей океана. Зато на Канарах! Вы только посмотрите на этих молодцов — все, как один, атлеты, удальцы, красавцы!»
Гонки кончились часа через четыре. Боты начали возвращаться. Они держали на мачтах свои огромные паруса чуть ли не до самого пирса — это при попутном ветре! Когда фал отдавался, в воду летели ведра на концах, быстро гасившие инерцию. Смуглые атлеты, удальцы, красавцы тотчас же сигали за борт и, разгребая плавающий мусор, спешили доставить к пирсу швартовы, зажатые в зубах...
Дети океана исчезли из гавани так же быстро, как и появились. Боты застыли в кильблоках до следующего выходного дня: парусные гонке ка вела латина-канариас здесь — национальное хобби!
Парусники трансатлантической гонки продолжали подходить. Вскоре на причале уже не осталось места, чтобы расстилать порванные паруса. Они громоздились белыми и цветными сугробами. Среди сугробов днем и ночью при электрическом свете стучали машинки парусных мастеров. Мастерские города отказывались принимать срочные заказы.
Палубы, леера, гики запестрели сохнущими робами, спальными мешками, одеялами. Знакомая картина, не правда ли?
А как же с экзотикой? Ее мы впитывали бегло, урывками. Оргкомитет раздал экипажам красочные планы Лас-Пальмаса, в которых наряду с достопримечательностями точно указывалось, где и в какое время суток вас могут ограбить, раздеть, избить, убить. Приложенные к планам письма настоятельно рекомендовали обходить эти места и уж во всяком случае — не брать на берег больших сумм денег и драгоценностей.
Мы не были обременены деньгами и драгоценностями. Да и времени для прогулок оставалось в обрез. Так что рекомендаций Оргкомитета никто из нас не нарушал, впечатления от пребывания на Канарах никого не перегрузили. Одним из экскурсионного автобуса удалось полюбоваться старой испанской архитектурой и даже увидеть окно возлюбленной Христофора Колумба. Другие — бродили по сувенирным базарам, фотографировались под пальмами, на фоне крепостных стен со старинными пушками. Наиболее счастливыми оказались те, кто по два-три раза попал в душ и помылся впрок на три недели второго этапа — т. е. продолжения все той же первой гонки на Бермуды.
Ремонт парусов, такелажа, лебедок, возня с дизелем и аккумуляторами, приобретение и укладка запасов, беседы на борту с канарцами, желающими взглянуть на то, как мы живем, инструктажи на второй этап — до предела заполнили 72-часовую стояночную паузу.
Еще втягивались в гавань задержавшиеся. Еще вне пределов радиодосягаемости находились отставшие, и их координат Оргкомитет не знал, когда истекло время отдыха экипажей, первыми достигших Канар.
Вот эффектно отваливает «Канада Меритайм». Газеты Лас-Пальмаса с восторгом описывали ее быстрый переход из Англии. Яхта начинает бег к Бермудам. Матросы в полосатых бело-синих фуфайках дружно выбирают якорный канат, работая в такт шанти времен парусного флота. Не спеша отдает концы «Штойтебекер» под флагом ФРГ. Немцам нет необходимости спешить — экипаж дисквалифицирован за нарушение возрастной квоты; «стариков» в нем оказалось больше, чем молодежи, гонку яхта продолжит «вне конкуренции».
Покидают порт «Сейба», «Эдвенчер», «Юрания». Еще засветло провожаем в океан «Новик». Звездной канадской ночью новых суток кончаются и наши 72 часа — настает момент выхода в океан на продолжение гонки. Огибаем остров левым бортом, лавируем к линии старта второго этапа и стартуем с рассветом почти одновременно с польской яхтой «Воевода Поморский».
Новая, полная тайн, загадок и сюрпризов глава непрочитанной повести об океане открывалась перед нами.
В царстве безмятежной тишины
Широты, через которые проходила трасса второго этапа Канары — Бермуды, Джозеф Конрад назвал царством безмятежной тишины. Он отмечал: «Если есть где-либо на земном шаре такое место, где можно положиться на погоду, так это именно здесь». Но, заявив так, автор «Зеркала морей» сделал оговорку: «Впрочем, слепо и безгранично верить ей здесь тоже по следует. Даже в конституционной монархии пассатов к северу и югу от экватора судам случается переносить всякие невзгоды...»
Современные пространные навигационные пособия в сущности ничем определение Д. Конрада не дополняют.
Канары еще видны справа по корме: ясно различима в голубом небе над о. Тенерифе облачная шапка вулкана Тенде. Лавируем с переменным ветром на зюйд-вест. Дыхание северо-восточного пассата пока неощутимо, зато попутное Канарское течение со скоростью 7—12 миль в сутки уже стало нашим союзником.
Покинув гавань Лас-Пальмаса, мы попали под опеку «Лас-Пальмаса» — спасателя испанских ВМС. Корабль держится где-то по соседству с головными судами второго этапа гонки, и мы его не видим. Он передает в эфир сводки погоды, свои координаты и позиция тех, кто имеет с ним связь, но так будет только до выхода с Канар тех, кто завершил первый этап последними. Проводив их, «Лас-Пальмас» сдаст вахту «Дару младзежи».
И тогда-то мы ощутим по-настоящему, чем был для нас Робин Дюшан, который держал в руках связь на первом этапе. При всем старании радисту польского фрегата не удастся работать в эфире так же четко. Но главное — в отсутствие Дюшана не будет и передач прогнозов погоды, а собственными средствами из надежных источников мы их получать не сможем. Но все это выяснится позже.
Каким путем идти? Для быстроходных судов это не вопрос. С Канарским течением все они устремляются к старой дороге парусников — в зону устойчивого попутного пассата, где ветер и течение обеспечат им стабильную высокую скорость. Но для этого необходимо спуститься на зюйд чуть ли не до Северного тропика, т. е. значительно — не менее чем на 400 миль — отклониться от кратчайшего курса. «Канада Меритайм», к примеру, следуя на зюйд-вест, спустится еще ниже — далеко за тропик, едва не до 22° сев. широты, и не окажется там, в этих благодатных широтах, одинокой.
Иные маршруты вынуждены избирать мы на своих сравнительно тихоходных яхтах.
С путевых карт-сеток ежедневно в 8.00 по гринвичскому времени мы переносим свои координаты на генеральную карту Северной Атлантики. Здесь же обозначаются и позиции конкурентов. Карты, судовые журналы и путевые дневники с достаточной полнотой отражают ход гонки.
«Новик», стартовав под вечер 1 мая, избрал генеральным курсом 28° сев. широты. Мы после старта в ночь на 2 мая начали медленно, по пологой прямой, спускаться на параллель двумя градусами ниже.
Жарко. На солнцепеке «горят» рулевые. Портятся канарские овощи — салат, редис, капуста. Бесконечные беседы со спорами и жуткими морскими историями смещаются на темное время суток.
Четвертый день не убираем спинакер. «Новик», первое время отстававший от нас по величине суточного перехода, вскоре начал опережать «Флору».
Шестые сутки. Задача номер один — спасти как можно больше овощей. Вводим ежедневное «капустное» меню, и все же отходов много из-за интенсивного гниения. Начали плесневеть «сдобные» сухари. Перебираем хлеб Канарской выпечки в упаковке «длительного» хранения и часть его отправляем за борт вслед за сухарями. Жалко!
В День Победы — 9 мая — поздравляем экипаж «Новика» с праздником и 2-м местом не исправленному времени. Мы по-прежнему пока лидируем. Возможно, благодаря тому, что «скороходы» вопреки ожиданиям заштилели в южных широтах.
Вскоре и мы попадаем в затяжной штиль. Начинается он с того, что небо затягивают низкие черные тучи. Кажется, вот-вот налетит свирепый шквал, разразится гроза. Но ни того, ни другого. Ничего не происходит. Час за часом яхта качается на зыби под хлопки парусов. Гнетет духота. Похоже, повышается влажность. А стрелка барографа продолжает выводить ровную прямую. Стараемся понять, что происходит вокруг? Чем кончится эта настораживающая тишина?
Только во втором часу ночи темноту пробивает сразу множество мощных молний. — «Долой паруса!» — Работаем в неверном, но фантастически ярком свете пронизывающих тучи молний. Непрестанно грохочет гром. Но ветра по-прежнему нет, и даже дождь — какой-то рахитичный.
Не имея прогнозов погоды, стараемся во время сеансов связи записывать переговоры конкурентов и по ним «сшивать», как лоскутное одеяло, хоть какую-то общую картину метеообстановки. Как на кофейной гуще, гадаем по характеру зыби — остаточная она или зарождающаяся, пытаемся предугадать смену направления ветра, мечтаем об его усилении. Характер облачности, который на Балтике безо всяких сомнений предвещал бы жестокий шторм, постоянно держит в напряжении, однако проходит день за днем, а тяжелые, словно застывшие причудливые нагромождения туч все еще «варят» свои сюрпризы. В этой гигантской кухне погоды над просторами океана наверняка формируются процессы, которые не пройдут для нас бесследно, но когда, когда что-нибудь да произойдет?
По радио узнаем, что «Канада Меритайм», «перелезая» Северо-Атлантический хребет (глубина более 4 тыс. м), потерпела аварию — сломался грота-гик. Капитан Пол Бишоп долго передает (через посредников) текст заявки в Лондон, чтобы ему изготовили новый гик и срочно доставили его на Бермуды.
13 мая. Со слабым встречным ветром спускаемся на зюйд и только к концу суток начинаем вновь подниматься, переваливаем 24°. На «Канаде Меритайм» новое несчастье: у кого-то острый приступ аппендицита. Необходим врач, но до ближайшего берега многие сотни миль, а судов с медиками на борту поблизости нет. Лавировать им без гика трудно. Да еще и течение будет сносить назад. Пол Бишоп решает держать прежний курс. Даже без гика его яхта в эти дин проходит с попутным пассатом не менее 220 миль за сутки.
Вчера мы, впервые за последние 17 дней гонки, уступили место лидера — теперь первым идет «Новик». Очень хорошо идет и «Дашер» — английская яхта типа «Никольсон»; она уже третья в группе. Выясняется, что сошли с гонки «Анжеле-Алине» и «Гизелла-II». Нет вестей от «Бернарда Ламита» и «Стомила». Интересно: «Завиша Чариы» дважды подряд дал одни и те же координаты. Это результат двухсуточного дрейфа и попыток лавировать при маловетрии.
Днем воздух прогревается до 25°. Киснут в своих полиэтиленовых «трико» великолепные Канарские огурцы фирмы «Бонни». Пророс плесенью уже почти весь хлеб. Лучше всего держатся сладкий перец, лук и картофель. Яблоки и апельсины в сносном состоянии.
Воду пьем только кипяченую. При выходе из Лас-Пальмаса пресной воды на борту было около 500 л. Экономим. Уже почти две недели не умываемся. Дождя нет.
По радио узнаем, что «Дар младзежи», поспешивший было к «Канаде Меритайм», лег на прежний курс: приступ прошел, больному (им оказалась девушка-матрос) стало лучше.
Ни парусов, ни судов на горизонте, сколько ни смотри, нет. Океан пустынен: ни птиц, ни летучих рыб, ни китов, ни дельфинов. Только, так называемые, португальские кораблики — весьма опасные для человека физалии качаются на волнах. Их отливающие радужными красками гребешки — паруса — «поставлены» на прозрачные продолговатые поплавки, от которых отходят вниз длинные плети отростков. В определенное время года прикосновение к этим плетям может вызвать паралич и даже смерть. Бывают периоды, когда на пляжах Кубы, например, из-за этих физалий запрещается входить в воду. Но то на Кубе и в других местах, где есть специальная служба. А нам никто не подскажет, какие кораблики уже созрели до возраста убийц, а какие еще остаются безобидными младенцами. Впрочем, нам они не мешают, мы отвечаем им тем же. Но на всякий случай договорились — не касаться их даже мизинцем.
Малые скорости всегда располагают к рыбалке. Увы, она безуспешна. Смотав удочки, рыболовы, как правило, тут же запускают руки под пайол — в трюм, где в изобилии «обитает» консервированная скумбрия. Вздувшихся из-за жары банок пока немного. Похоже, испортиться консервам не дадут.
Все чаще попадаются саргассы. Это означает, что море без четких границ — Саргассово море — совсем рядом. Когда зеленоватых, коричневых. бурых водорослей вокруг будут плавать целые лужайки и даже луга, они пас интересовать перестанут. А поначалу клочки водорослей то и дело поднимают на палубу, раскладывают, разглядывают. Они из веточек со множеством отростков-лепестков и матовых бусинок. Гадаем, как саргассы регулируют плавучесть? Возможно, что в шторм они «откачивают» воздух из довольно упругих буеннок-буйков и притапливаются. чтобы их не трепал ветер и гребни ноли. Когда шторма нет. водоросли «спрессовывают» буйки воздухом, они держатся на поверхности, а их веточки с лепестками тянутся к солнцу. Па прокаленной солнцем палубе саргассы сразу же вянут, на глазах блекнут краски. Обитающие в водорослях крошечные, почти прозрачные существа. напоминающие крабиков. быстро покидают гибнущее жилище и устремляются за борт.
Ночь на 18 мая. Предугадав приближение грозы, мы успели завести штормовой грот до подхода первого мощного шквала с дождем. Гроза в миг набрала силу и проходила по классическому сценарию. Удары ветра были сильнее 8 баллов, но волну сбивал проливной дождь, так что высота волн не превышала 4 м. Яхта вела себя отлично.
Запомнилась эта тропическая гроза страшной картиной гибели птиц. Они появились невесть откуда. Скорее всего, стаю сбил с курса и смял грозовой шквал. Пичуги, похожие на ласточек, пытались укрыться с подветренной стороны парусов. При вспышках молнии было видно, как они из последних сил бьются и падают, сшибаясь друг с другом, ударяясь о панты. Мы подобрали е палубы несколько еще живых комочков. В каюте птицы обсохли, но пи поды, ни шицн принимать не стали. Спасти их не удалось. А вот окольцованный голубь, который в такую же грозу залетел на «Попик», выдам н смог продолжить свой перелет через океан.
Накануне грозового дня мы переместились на 3-е место в своей группе. Относить отставание только на счет неурядиц с ветром было бы неверно. Вымотанные жарой и качкой, ребята заменяли паруса медленно. Но всем удавалась работа на руле. Однажды ночью пришлось потратить немало времени и сил, чтобы расчистить спинакер, который из-за ошибки рулевого намотало на штаг. Швейной машинки не было, ремонт парусов вручную затянулся, а яхта тем временем теряла мили.
Отбрасывали «Флору» назад или, во всяком случае, сносили с курса и неведомые местные течения, направления которых отличны от основного. Суточный снос иногда составлял 17—18 миль. Поначалу, обнаружив его, решили, что корень зла в неточности координат, получаемых с помощью «Магнавокса» — устройства спутниковой навигации. Перепроверили его показания астрономическим путем — непогрешимость «Магнавокса» подтвердилась.
Случались и другие неприятности. Однажды сошел с сектора руля ослабевший штуртрос. Впрочем, вернуть его в прежнее положение и обтянуть не составило особого труда. Когда же провисли леера по левому борту, пришлось повозиться, набивая их с помощью тросовой скрутки с рычагом (лопнула сварка — стойку релинга вырвало из основания). С приходом на Бермуды придется демонтировать проводку отличительных огней, снимать релинг и приваривать стойку заново, пользуясь гостеприимством па борту «Дара младзежи».
Свечи и «Магнавокс»
Уже упоминалось о том, что двигатель наш еще на Канарах отказал. В океане мы потратили много времени для выяснения причин его «аритмии». Запускался дизель на считанные часы — только для подзарядки аккумуляторов, да и то не каждый день. И вот 18 мая заглох окончательно. Через три дня сели аккумуляторы питания навигационных огней и приборов. Катастрофически упало напряжение аккумуляторов питания радиостанций и «Магнавокса». За 500 миль до Бермуд «Флора» превратилась в парусник не только без двигателя. но и без электроэнергии.
Путевой компас по ночам подсвечивали пристроенным к нактоузу фонариком на батарейках. Над штурманским столом и на камбузе зажигали свечи. Прочие огни работали на керосине.
«Магнавокс» теперь включался редко и на самое короткое время — едва на дисплее появлялись координаты. питание снималось.
Данные о нашей скорости вводились в электронную спутниковую систему по «показаниям» простейшего лага... колобашки, вытравливаемой за борт на лине. Такое сочетание самой современной и допотопной техники оказалось вполне приемлемым. А вот механический лаг типа «Черуб», который в Ленинграде одолжил нам (для подстраховки) капитан «Ориона» А. А. Аристов, в Саргассовом море использовать не удалось: лаглинь с грушей и вертушкой здесь постоянно наматывал бы пучки водорослей. Колобашка и та требовала особого внимания. Но не столько из-за водорослей, сколько из-за португальских корабликов. Ночью лаглинь выбирали только при свете фонаря. Предосторожность оказалась не лишней: иногда отростки физалий переплетались с линем, их приходилось стряхивать, а линь тщательно прополаскивать.
Поправка компаса определялась по Солнцу. Величина магнитного склонения, найденная по поправке, тоже вводилась в «Магнавокс», как и прочие необходимые для его работы данные.
Конские широты
От Северного тропика яхты, вырвавшиеся вперед, не оставляя ветви попутного течения, бодро бегут на норд-вест — к финишу. С каждым днем они уверенно набирают широту и одновременно приближаются к меридиану, у которого брошена в океан горсть земной тверди — около 150 островов и островков Бермудского архипелага. Мы тоже «карабкаемся» вверх по широте изо всех сил. Стараемся не убирать спинакера. В последние дни он работал на бакштаге левого галса. А до этого, если не считать дней с крутыми курсами и штилем, почти полмесяца стоял на правом галсе — в галфвинд, в бакштаг и па фордевинд.
С вечера и всю ночь на 21 мая мы мотаемся на зыби без ветра, а «Новик» наращивает отрыв с зюйд-вестом до 4 баллов. Нашим одноклубникам, ушедшим вперед на 220 миль, штили Конских широт, ограниченных 30 и 35°, уже не страшны. «Флора», наоборот, похоже — в них застрянет.
Надоевшая двухметровая зыбь колеблет на себе ворсистые ковры саргасс. Океан пустынен. Без конца вспоминаем одинокого кита, величественно проплывшего метрах и двухстах дня два назад: больше ничего живого заметить не удается.
Дома было много разговоров о способах сбора дождевой воды. Но где он — тот дождь? Пережитые грозы были непродолжительными. Струи коротких ливней не успевали даже смыть соль с парусов, для питья собранная с трудом вода оказалась непригодной. Как-то днем пошел дождь, похожий на грибной. Все, кроме спящих подвахтенных, выскочили на палубу мыться. С наслаждением намылили дремучие бороды, космы нестриженых волос и... дождь прекратился. Трясущиеся от холода чистюли, как язычники, с мольбой взывали к небу. Тщетно! Мыльные потеки быстро засохли. Тем не менее «банный день» завершился облачением в чистое белье. Как-никак мылись все же...
Никто не знает, где мы: аккумуляторы не в силах питать передатчик. На короткое время включаем приемник, чтобы узнать новости. «Новик» финишировал но истинному времени пятым, гандикап па-верняка переместит его вперед. А нас ищут. «Дар Щецина» в переговорах с «Даром младзежи» высказал предположение, что и «Флора» уже достигла Бермуд. Если бы это было так!
Более четырех суток изматывали нас штили Конских широт. Батарейная магнитола «Сигма» свободно принимала репортажи о прибытии участников Операции Парус в бухту Сент-Джорджес. За облаками был слышен рокот пассажирских авиалайнеров, связывающих Бермуды с материками. Но самих островов, до которых рукой подать, не было видно.
«Земля!»
Первыми вестниками земли стали береговые птицы. Рано утром 25 мая прилетел скромный серенький мотылек. И, наконец, в 07.25 по пеленгу 330° открылась земля. С зюйд-веста тянет ветерок до 2 баллов, «Флора» преодолевает последние мили и в 10.55 финиширует.
Сразу же связываемся с «Новиком», и наши одноклубники устремляются встречать нас — под матером: ни в бухте, ни под берегом ветра нет. И вот «Новик» с флагами расцвечивания на мачте подваливает, принимает буксир. Вымотанные штилями, заросшие, облаченные в линкую от соли и грязи одежду, мы напоминаем бродяг. Нас же вид отдохнувших за четыре дня, благоухающих банной свежестью земляков настраивает на оптимистический лад: «Да здравствует мыло душистое и полотенце пушистое!»
Сорок суток гонки завершены. За кормой четыре тысячи миль. 8-е место но исправленному времени — таков результат «Флоры».
Вокруг — дьявольская красота Дьявольских, как называли Бермуды в старину, островов. Но нам не до красот. Над нами настоящим проклятием висит необходимость ремонта дизеля.
Кто только не пытался его оживить! С мотором возились польские яхтсмены Юрек и Ромек, Боб из механической мастерской Гамильтона, стармех с «Блюноуза», американский моряк Кен, который даже составил письменный перечень предполагаемых причин отказа. Позже, в Галифаксе, с диагнозом Кена согласятся специалисты канадского морского сервиса. В Гаспе его мнение учтут при переборке дизеля механики с «Крузенштерна». В Квебеке, Сидни, Ливерпуле, Копенгагене многие, убедившись, что предположения Кена оправдываются одно за другим, будут советовать не ремонтировать, а заменять дизель, что будет не только проще, но, возможно, еще и дешевле.
По-настоящему же за злосчастный двигатель возьмется зимой механик яхт-клуба Георгин Александрович Мальченко. Он и вернет его к жизни благодаря своему высокому мастерству. Мы же все будем у Георгия Александровича подручными и узнаем от нашего наставника много интересного и поучительного. Впрочем, не обойдется дело без приобретения запасных узлов и деталей. А до того «Флоре» на всех многомильных переходах между портами (вне гонки) придется обходиться без двигателя — идти под парусами пли на буксире.
Дизель многие драгоценные часы стоянки продержал нас возле себя, но все же на Бермудах мы кое-что посмотрели. Острова и па самом деле дьявольски прекрасны. И жизнь на них дьявольски дорога. Многим из собравшихся экипажей сюда наверняка не придется возвращаться. Но были и такие, кто пристальнее других изучал жизнь на Бермудах но практическим соображениям. Например, Пол Бишоп: предполагалось, что ому придется регулярно ходить сюда на «Юнайтед Френдли» с туристами. И именно Пол точнее многих отозвался об островах. Оп назвал их нереальными. И действительно этот земной рай для нас нереален, недоступен — он держит свои ворота открытыми только для толстосумов. Здесь все привозное. Даже вода. Стоит ли говорить, что умопомрачительные цены на доставляемые из-за океана товары многих ввергли в уныние. Экипажи на Бермудах почти не закупали продуктов, не ремонтировали парусов, не бункеровались — все откладывалось до Галифакса. Вот почему все, у кого запасы были на исходе, с нетерпением ждали старта следующей — второй — гонки на Канаду.
В Гамильтоне, куда флот перешел из бухты Сент-Джорджес, награждали отличившихся в первой гонке. У «Дара младзежи» в классе А и «Завишп Чарны» в классе В конкурентов не было, тем не менее экипажам этих судов, согласно положению, вручили главные призы за победы.
Четыре призовых места по исправленному времени в классе С-1 заняли суда из ФРГ «Свонче» и «Карола», «Халсион» (Англия) и «Ян с Кольна» (ПНР). По дивизиону яхт со спинакерами чествовали, в основном, англичан, и только наш «Новик», заняв 2-е место, попал в число призеров. Победил экипаж яхты «Дашер», на 3-е место вышел «Дональд Серль». «Канада Меритайм», получившая отдельный приз за наивысшую скорость, по исправленному времени скатилась на 4-е место. Награды учредила Туристская ассоциация Бермуд.
В тот же день чествовали победителей и «американской» гонки Пуэрто-Рико — Бермуды, старт которой был дан 20 мая. Парусники из стран американского континента влились в число готовящихся стартовать на Галифакс.
«Маркиз»
Церемония награждения проходила по соседству с причалом, кормой к которому ошвартовался барк «Маркиз» под английским флагом. Небольшой парусник стал настоящим украшением набережной у великолепного отеля «Принцес».
Мне удалось побывать на борту «Маркиза», поговорить с его капитаном, одним из его помощников и матросом по имени Фил. Капитан с помощником вскоре отлучились по делам, Фил же провел для меня настоящую экскурсию по «Маркизу». Он рассказал, что прелестный маленький барк когда-то был испанской грузовой шхуной. Англичане, купив шхуну, перевооружили ее. Владельцы судна — члены «Ассоциации чайных клиперов», которая не только содействует охране и поддержанию парусных судов-памятников, но и использует свой немногочисленный действующий флот в коммерческих целях.
Фил был предан «Маркизу» и любил его восторженной юношеской любовью: «Барк кормит и одевает меня. Остаются деньги и на сигареты, а большего пока не требуется...» Фил подчеркнул, что на «Маркизе» все натуральное, даже смола для пропитки дерева. Вот только паруса пришлось сшить из синтетики («натуральный-то лен дорог чертовски!»), но «под лен». Фил приводил множество подробностей, которые убеждали в том, что это действительно замечательное судно, называл на старом морском жаргоне его части и дельные вещи.
Тем временем матросы-негры в шортах, полосатых фуфайках и разноцветных канотье неторопливо снимали с реев лисель-спирты: по правилам СТА в гонках нельзя не только использовать лиселя, но даже держать на рангоуте их рейки.
На палубе лежало множество распущенных бухт снастей из Манилы и сизаля.— «"Маркиз" поправляет такелаж», — сказал Фил. Слова его сразу напомнили непритязательную лесенку про парусник «Жаннетту»- забытую ныне песенку, которую мы, мальчишки послевоенной поры — горланили во всех дворах, а позднее, став яхтсменами, и в яхт-клубе.
Наша неторопливая беседа привлекла внимание находившегося на борту канадского журналиста, с которым я уже познакомился дня за два до прихода на «Маркиз». Мишель попросил не обращать на него внимания, а сам внимательно слушал нас, записывал, фотографировал. А потом сказал: «Ваша встреча непременно войдет в мой репортаж. Постараюсь, чтобы он стал лучшим в моей жизни! Я расскажу о дружбе простых людей из разных стран, о красоте парусников, о тех, кто их водит. В Канаде я сам принесу вам журнал с этим репортажем. До встречи!»...
Встретиться не пришлось. Мишель погиб вместе с «Маркизом». А Фил остался жив. Именно он, мой симпатичный собеседник Филипп Стефтон стоял на руле до последнего мгновения жизни «Маркиза».
Последние дни на Бермудах
В парусных гаванях знакомятся быстро, в Гамильтоне у нас сразу прибавилось знакомых.
Американцы пришли на двух великолепно оснащенных пластмассовых яхтах серийной постройки. Мы наблюдали их швартовку. Парни в джинсах и легких свитерах перемещались по палубе, как по татами, да и движения их были быстрыми, резкими — как у каратистов. Похоже, это были опытные яхтсмены. Работали они в эластичных беспалых перчатках, в цилиндрических очках-светофильтрах. К нам американцы обоих экипажей проявили живой интерес, по-дружески приглашали на свои яхты.
А однажды представитель Оргкомитета официально объявил, что капитанов яхт из Ленинграда сегодня вечером ждут в числе гостей на итальянской яхте «Корсаро-II», огромном мореходном иоле.
«Корсаро» оказался единственной яхтой, которой пришлось завершить столь дальний переход непосредственно перед стартом гонки Бермуды — Канада: итальянцы, сделав кратковременный заход на Канары, поспешили за гонщиками прямо сюда, в Гамильтон.
Яхта построена в 1960 г. Корпус ее — из благородных пород дерева, обводы изящны, хотя и традиционны. Ни у кого из нас не повернулся бы язык назвать 75-футовый «Корсаро» легким судном. Все на нем выглядело мощно, внушительно, прочно. Даже съемный тент для защиты от солнца на стоянке был фундаментальным, казалось, его не сорвет никакой ураган!
Хозяева потчевали гостей макаронами под острым томатным соусом и нисколько не скрывали, что финишер охать намерены в числе лидеров. И никто в тот день не мог знать, что вовсе не достигнут Галифакса наши новые знакомые — американцы, что путь «Корсаро» к канадскому побережью окажется долгим и сложным.
Днем накануне старта усилился прижимкой ветер. Англичане с «Ацтек Леди» па резиновой шлюпке с мотором любезно завезли и отдали наш второй якорь. Страховка оказалась не лишней. К вечеру ветер набрал силу, погнал через гавань крутую волну. Вместе со срываемой с гребней пеной па пирс Королевского яхт-клуба полетел всякий мусор. Флаги расцвечивания пришлось убирать, чтобы не потерять их вместе с фалами. На «Корсаро» бросились «брать рифы» на своем огромном тенте...
Вскоре поползли якоря. Яхты стало насаливать на причал, друг на друга.
Яхтсмены носились по пирсу, дружно устремляясь к тем, кому требовалась помощь в первую очередь. Труднее всего пришлось стоявшем у основания пирса и в голове его — под углом к ветру. Здесь яхты било с особой силой. Кто мог. включал моторы: работа двигателей улучшала положение одних, еще сильнее насаливала на соседей другие яхты. Не обошлось без намотанных ка винты тросов, без вмятин и ссадин на нарядных корпусах.
«Новик» держал дизель в готовности дать ход на ветер. Нам оставалось полагаться па его помощь, па помощь «Ацтек Леди», стоящей рядом слева, да на собственные кранцы, спущенные с кормы. Когда капроновые якорные концы вытягивались, как резина, яхта ложилась широким транцем на эти кранцы и так противостояла ударам шквалов. Надежная вещь — отвесная транцевая доска! Не то что модные кормовые оконечности в форме острого клина. Мы невольно стали свидетелями, как море крушило их о бетон пирса, как тщетно яхтсмены пытались защищать их кранцами.
Когда сорванные с якорей с общей помощью кое-как выбрались из свалки у пирса и ушли под укрытие наветренного берега, появилась морская полиция: пае известили, что прибывают спасательные катера специально для буксировки судов на ветер. Только в их помощи уже не было, пожалуй, необходимости — шторм начал терять силу.
Наши экипажи, самоотверженно отводившие беду от соседей, приобрели симпатии многих яхтсменов. Капитан западногерманского кеча «Свонче», к примеру, специально пришел к нам на «Флору» поблагодарить за то, что мы помогли его «Лебеденку» — так переводится название 48-футового высокобортного, крепкого, как орех, кеча из Эмдена. Визит он нанес, не успев привести в порядок жутчайшей сивой гривы и бородищи. Из глубины спутанного сырого клубка жесткой шерсти торчал красный, облупившийся на солнце нос да светились благодарностью серые глаза: «Капитан Крузо!» — отрекомендовался он и «принес заверения в искреннейшей признательности», пообещав, что не останется в долгу. И не остался. Моряк с внешностью и именем знаменитого Робинзона выручил нас в канадских водах: в час штиля в узкой части пролива Кансо его «Лебеденок», имевший мощный дизель, взял «Флору» на буксир и помог добраться до шлюза.
Следующий день после шторма выдался ветреным, причем прогноз обещал дальнейшее усиление ветра. К стартовой зоне в районе входа в бухту Сен-Джорджес суда переходили при шквалистом весте до 4—5 баллов. По правому борту проносился зеленый берег с многочисленными нарядными домиками под белыми крышами. Сияло щедрое солнце. Пронизанный его лучами океан на банках отливал лазурью. Всюду видны были белые и цветные паруса. В район старта спешили катамараны, яхты, джонки, шхуны. шикарные рыболовные катера с жаждущими полюбоваться маневрированием стартующих, проводить их.
Незадолго перед выходом мы разговорились с веселым молодым рулевым с «Канады Меритайм». Он хотел уяснить, почему «Флора» и особенно «Новик» ходят «так быстро». Я сказал, что мы сутками держим шкоты и брасы на руках и не тратим время на смену спинакеров, потому что каждая наша яхта располагает всего одним большим спинакером, в отличие от конкурентов, где их счет начинается с пяти. Потом показал ему свой «магический треугольник» — деревянный сектор ручного лага с кустом свинца, прибитым гвоздями. Рулевой нахохлился, как петух, и пошалил: «Если вы с таким арсеналом снова обойдете «Канаду Меритайм» в завтрашней гонке, я уйду с флота!»
Когда сразу после этого разговора я поинтересовался у капитана «Канады Меритайм» о выборе пути, тог скорчил хитрющую мину: «Все пойдут на норд-вест, чтобы, попав в Гольфстрим, не пролететь мимо Галифакса. Но дуть-то будет норд-ост. Это как пить дать! Так что «Джи-Би-Ту» (сокращение по первым буквам прежнего названия их знаменитой яхты — Грейт Бритн-II») направится на норд-ост...»
Шутил Пол Бишоп в тон рулевому или нет — я не понял. Но «Джи-Би-Ту» и на самом деле окажется вскоре на много миль к осту ст генерального курса. И загонит туда эту самую быстроходную яхту дивизиона C-II жестокий ночной шторм. Шторм, который переживет 41 участвующее в гонке судно. Шторм, который погубит сорок второе...
Старт второй гонки
На этот раз у «Дара младзежи» соперники были: на старт в классе А выходили барки «Симон Боливар» из Венесуэлы, «Сагреш» под флагом Португалии, колумбийская «Глория» и «Игл», принадлежащий Береговой Охране США.
Возросло число интересных судов во всех классах. Наверняка могла бы успешно выступить великолепная канадская шхуна «Блюноуз-II». Это — копия «Блюноуза», построенного в 1921 г. и слывшего некогда отличным ходоком. Новый «Блюноуз» в 1963 г. сошел со стапеля одной из верфей в Новой Шотландии. Правда, подпалубные помещения копии оказались иными, чем на оригинале: они обеспечивают максимум удобств любителям круизов под парусами, шхуна курсирует между портами Канады и США, пользуясь большой популярностью у туристов. При водоизмещении 283 т судно имеет длину — 143, ширину — 27 и осадку — 15 футов. Фок и грот — гафельные. Особенно впечатляет грот. Его площадь — 4100 кв. футов. Команда в 18 человек не мажет ставить и убирать этот парус без помощи механического брашпиля.
Когда-то на таких судах с корпусами и рангоутом из корабельного канадского леса промышляли рыбаки Ньюфаундленда и других северо-восточных провинций Канады. «Блюноуз» — нарицательное имя этих отважных бродяг Северной Атлантики — переводится как «Сизый нос». И это вовсе не оскорбительное прозвище врагов трезвости. Чести называть себя так и сегодня добиваются юноши из трудовых рыбацких семей, перенимающие у бывалых морских волков опыт океанского промысла. Ко всему прочему «Блюноуз-II» — памятник мастерству корабелов времен парусного флота. Старики, по сей день хранящие их навыки, несколько лет назад сменили на шхуне палубный настил и обшивку. Мы ходили на «Блюноуз-II» как в музей — смотреть эту работу. Выполнена она не просто хорошо и тщательно, а с ревностной любовью к уходящему искусству.
Как и некоторые другие большие парусники со смешанным вооружением, «Блюноуз-II» шел на Канаду вне гонки. В классе А появился второй дивизион: в него вошли английские суда — бриг «Съюдад де Инка», барк «Маркиз» и канадская бригантина «Ауэ Свонен».
Дивизион яхт со спинакерами (C-II) значительно пополнился. Теперь он насчитывал уже 24 судна под флагами восьми стран. Очень любопытной по конструкции оказалась на первый взгляд неказистая деревянная шхуна «Христиан Венче» с узким, длинным и низкобортным корпусом. Кстати сказать, эта единственная представительница Бермуд несла на коротких разновысоких мачтах именно бермудские паруса. Шхуна получила самый низкий в дивизионе поправочный коэффициент — 0,6965.
Перед стартом решаем укрыться от ветра и спокойно пообедать в бухте Сен-Джорджес. Направляемся туда в лавировку. Ширина входа в бухту, ограниченного отвесными скалами, всего 76 м. И в самой узкости нам неожиданно приходится расходиться с «Блюноузом», с попутным ветром вылетевшим на выход. Уступая дорогу «Флоре», чисто «нырнувшей» под бушприт шхуны, капитан Дон Барр решил подстраховаться и, включив машину, резко дал полный ход назад. Дизель при этом выбросил с наветра густое черное облако. Все это было похоже на громовой выстрел старинной пушки, заряженной дымным порохом. Сажа мгновенно осела на лица пассажиров, что всех, п особенно дам, привело в неописуемый восторг. Но — детали этого забавного эпизода мы услышали от Дона Барра уже в Канаде.
Якорь и в гавани не держал из-за сильного ветра. Только с третьего захода мы наконец-то встали более или менее надежно. Быстро пообедали, кое-кто искупался. И вот — выбранный якорь укладывается по-походному. «Флора» устремляется в океан. На календаре — суббота 2 июня 1984 года.
Ночь, погубившая «Маркиза»
В снастях свистит. На малых судах берут рифы. Большие — стартуют под полными парусами, не теснятся, дабы не мешать друг другу.
Наш дивизион C-II берет старт в 15.45. Стартового выстрела с канадского военного корабля «Ассинебойн» мы не слышим из-за свиста ветра и шипения волн.
В момент старта перед «Флорой» выныривает, чтобы вдохнуть воздух, ошалевшая в скоплении судов черепаха. «Это же наша! Та, которую мы отпустили с миром у Азор!» — вопим мы на все лады. Хороший признак!
Стартовая линия уже за кормой. «Ассинебойн» начинает сниматься с якоря, чтобы из стартового знака превратиться в судно сопровождения.
Систершип «Флоры» — польская «Смуга Сенья» несет маленькие штормовые паруса. Мы легко обходим ее. Рядом ныряет среди крутых гребней «Новик», стремящийся на ветер. Уходят вперед английские «никольсоны». За нашей кормой многопудовым молотом крушит волну стальной корпус «Геданни» из Гданьска.
Проводившие гонщиков суда начинают поворачивать к берегу.
Ясная солнечная погода, однако давление медленно, по верно падает, ветер крепчает, переходя и вест-зюйд-весту, растет волна. Суда рассеиваются по океану. Паруса барков, среди которых держится «Маркиз», кажутся па линии горизонта крошечными белыми облачками.
«Гедания» под полными парусами начинает обходить нас и вдруг почему-то один за другим убирает паруса: «Отказал руль! — сообщают с нее по радио. — В помощи не нуждаемся, устраняем поломку», Кажется, на «Гедании» есть сварочный аппарат...
Сумерки ухудшают обзор. Дует на все 9 баллов. В полночь рулевой Леша Архипов уже с большим трудом удерживает яхту на курсе. Приходится убирать штормовой грот. Кливер и бизань хорошо уравновешивают яхту на полном бейдевинде. Ход максимальный, «Флора» легко всходит на волну.
Звездное небо над головой, ревущий океан вокруг. Ветер от 9 до 12 баллов переменных направлений. Шквалы следуют сериями чаще всего от вест-норд-веста и норд-веста.
Далеко впереди открывается скопление огней. Выходим на связь. Отвечает «Ассинебойн»: «Буксирую яхту па Бермуды, держитесь левее меня!» Как выяснится позднее, канадцы оказывали помощь американской яхте «Ренджер», не входившей в число участников гонки; она дала сигнал бедствия первой из всех, кто пострадал в ту ночь, находясь в вершине Бермудского треугольника.
Пока наиболее удачливые будут все дальше и дальше уходить на норд, с дистанции сойдут и вернутся на Бермуды одна за другой десять яхт. Прекратят борьбу с соперниками и с океаном бравые американские экипажи — наши знакомые. На «Корсаро-II» лопнет оковка на штевне, судну без топ-штагов на мачте придется лечь курсом по ветру. Досталось голландскому кечу «Юрания»: стальной парусник с большим дифферентом на нос — затоплен форпик — тоже призовет на выручку «Ассинебойн»: спасатели вертолетом доставят па «Юранию» погружные насосы; откачав воду, она сможет продолжить путь на Канаду...
Мы неслись в ту адскую ночь вперед и вперед, не видя после встречи с «Ассинебойном» никаких огней. Рация из-за необходимости экономить электроэнергию включалась лишь эпизодически, она не доносила каких-либо тревожных переговоров, призывов о помощи. Молчание казалось зловещим.
Эфир оставался безмолвным и в тот миг, когда трехмачтовый барк «Маркиз» уходил в пучину.
Рассказывать об этом — участь не такая уж завидная. Неслучайно капитан польской шхуны «Завиша Чарнк» Ян Сауэр старался уходить от расспросов, хотя именно польским морякам обязаны жизнью найденные в волнах.
Около 5 утра 3 июня «Завиша Чарны» приняла по радио сообщение яхты «Смуга Сенья» о сигнале бедствия — красных ракетах, на миг мелькнувших в небе над точкой с предполагаемыми координатами 33° 55' с. ш. и 65° 39' з. Д. Шхуна сразу же легла курсом на эту точку. Тем временем одно за другим начали поступать сообщения о бедственном положении других судов. Поставив в известность о происходящем «Ассинебойн», Сауэр продолжил поиск. Через два часа с парусника заметили спасательный плот. Сразу же убрали паруса, запустили дизель. Еще минут через десять увидели два плота, соединенные вместе...
С первого плота сняли одного, а с двух соединенных — семерых членов экипажа «Маркиза» в спасательных нагрудниках. Среди спасенных был первый штурман. Он рассказал, что барк погиб около 05.15 как раз после смены вахт. Вначале его сильно накренило и накрыло огромной волной. Вода хлынула в подпалубные помещения. Очередная мощная волна настигла барк лежащим на борту. Так, с сильным креном, «Маркиз», заливаемый водой, быстро скрылся в волнах. Все было кончено за какие-то 40—50 секунд. И только вахта да два человека из подвахты, которые задержались наверху, получили шанс остаться в живых.
В первом часу для «Завиша Чарны» поднял на борт еще одного человека. Он был мертв: шея была сдавлена лямкой неправильно надетого спасательного нагрудника.
«Смуга Сенья» долгое время активно участвовала в спасательной операции вместе с подоспевшим к району гибели «Маркиза» небольшим военным кораблем под канадским флагом. Яхта потеряла часть парусов, в клочья разнесенных ветром; от перегрузок был поврежден гребной вал. Канадскому кораблю тоже приходилось трудно: его крен достигал 50°.
С момента вступления Сауэра в контакт с «Ассинебойном» весь ход поиска контролировался с его борта. Командир «Ассинебойна» Вилфред Лунд сразу же направил корабль к месту гибели «Маркиза», дав максимально возможный ход '27', узлов. Корабль испытывал сильные удары волн, стремительную качку. Люди в машинном отделении посбрасывали робы — двигатели работали на форсированном режиме, жара здесь превысила 40°. В посту управления вахтенные неотрывно вглядывались в экраны радаров. Все находившиеся наверху старалось разглядеть что-либо в волнах. Взбадривались кофе, который поглощался галлонами. С палубы корабля взлетел вертолет «Буффало Гел» с командой спасателей. Нм удалось найти и поднять из воды еще одного человека: стюард Гиллесспи продержался па перевернутом спасательном плоту около пяти часов...
Вертолетчики много часов провели в воздухе, возвращаясь на корабль лишь для заправки. Но дальнейший поиск оказался тщетным. Бухта манильского троса, раскрытая капсула спасательного плота, несколько апельсинов, одинокое яблоко, связка спасательных жилетов, обломки рангоута — это было последним напоминанием о прекрасном паруснике, без малого семь десятков лет бороздившем моря и океаны, нашедшем могилу в Атлантике, в 80 милях к зюйд-осту от Бермуд, и унесшем с собой 18 жизней...
Весь день воскресенье 3 июня держался ветер от 9 до 11 баллов. Наш кливер не устоял. Чтобы сберечь запасной кливер, пришлось завести небольшой стаксель. К ночи шторм начал понемногу стихать, а мы — прибавлять парусов.
О трагедии мы ничего не знали. Видели только, что над океаном на малой высоте летают вертолеты, проносятся самолеты со знаками поисково-спасательных служб Канады и США. В один из последующих дней из стены плотного тумана на нас вышел «Ассинебойн». Люди на палубе выглядели усталыми, озабоченными. Член Оргкомитета англичанин Питер Крик спросил по радио, все ли у нас в порядке, сообщил прогноз и тут же выключил передатчик. Корабль дал ход и снова скрылся в тумане, как призрак.
Вечером того же дня мы приняли обрывки настораживающей информации... по нашему родному «Маяку». Из-за сильных помех разобрать удалось далеко не все, но фразу «погиб с частью команды английский барк «Маркиз» слышали все, кто сидел у приемника. Надо было видеть лица ребят. Все молчали. Первые фразы состояли из одних вопросов. Удалось ли спасти людей? — это хотелось угнать в первую очередь.
И еще всем очень хотелось, чтобы дома никто не слышал того, что теперь знали мы. Ведь радио передало еще, что две участвующие в гонке яхты получили сильные повреждения, причем названия их не приводились. Неконкретная информация быстро обрастает фантастическими преувеличениями. Наверняка все встревожатся. (Как выяснилось, все именно так и было.)
В первый же после штормовых дней сеанс связи с кораблем сопровождения до нас донесся голос Бориса Орехова. Капитан «Новика» в свойственной ему манере говорить рублеными фразами четко доложил координаты и прекратил передачу. Большего в тот миг и не требовалось: значит, у них все в порядке! Питер Крик назвал сошедших с гонки, попросил впредь сообщать не только координаты, но и локальные метеоданные. О гибели барка никакого извещения не последовало, но он не был упомянут ни в числе сошедших, ни в числе продолжающих гонку. Это было похоже на подтверждение того, что последняя позиция «Маркиза» на карте Атлантики стала вечной.
Вызвав «Новик», мы справились о новостях. Земляки не обмолвились о трагедии, а по содержанию разговора стало ясно, что нм ничего не известно. Чтобы не расстраивать друзей, мы промолчали: пусть уж они узнают все в порту.
Плавание в Гольфстриме требовало частых определений. Яхту сносило основным течением, местными его завихрениями отбрасывало назад, резко «швыряло» вперед или даже в сторону, противоположную главному направлению Гольфстрима. Как-то в час затишья Леша Архипов услышал за бортом пенье ручья. Да, вокруг журчала бегущая вода! Мы шли как бы по течению небольшого потока. Границы его лежали рядом — за пределами ряби «ручья» поверхность мертвой зыби оставалась маслянисто-гладкой.
За сутки с небольшим до истечения контрольного времени ночная вахта умудрилась в штиль порвать спинакер. Не заметили, что ткань паруса попала в блок топенанта спинакер-гика. Дернули раз — что-то держит. Еще раз потянули — пошло. Пошло, но с противным звуком рвущейся ткани, а остановиться вовремя не успели. Оставалось одно — менять большой спинакер, сшитый на все случаи жизни, на малый — штормовой. И это когда ветра не хватает! Ругать вахту было нельзя: на берегу был «принят обет» беречь настроение друг друга. Ясно было, что порван парус не но небрежности, а по причине невероятной усталости, притупляющий внимание, из-за мыслей, лезущих в голову после потери «Маркиза».
Перебирая в руках рваный спинакер, мы долго гадали, как его зашить. Придумать ничего не удавалось.
И тут вахтенный увидел носатой. Они приближались тройками. Но шли не прямо, а выполнили какие-то маневры. Когда черные звери медленно приблизились, стало ясно, что родители держат малышей в середине и учат их выполнять повороты, нырять, лежать па поверхности. Детки наваливались па старших боками, они казались сонными и ленивыми. Как мы ни старались, разглядеть глаза коса-тек не удалось. Что в них? Есть ли хитрость, холодность? Выражения доброты ждать не приходилось. На мысль об этом наводило очертание плотно сжатых хищных челюстей. Кто-то сказал, что о косатках пишут редко и противоречиво, наверное, потому, что знают о них не очень-то много. И тут же кто-то другой добавил, что лучше всех могли бы рассказать о косатках моряки, оказавшиеся в воде после кораблекрушения, но только «схрумкали» хищники потенциальных рассказчиков...
Этот «веселенький» разговор навел на мысль о необходимости что-то предпринять, чтобы отвлечься. Только ничего изобретать не пришлось: навалился густой туман.
Усиленная вахта превратилась в слух и внимание — не донесется ли звук тифона или шум работающего двигателя? Мы и сами подавали туманные сигналы. Движение на подходах к Галифаксу интенсивное, а до берега теперь не так уж далеко. О косатках, хотя они все еще пыхтели где-то рядом, быстро забыли. Да и подвахтенные балагуры ушли со своими мрачными беседами вниз, в тепло каюты, к камбузу, где пахло свежим кофе.
К моменту истечения контрольного времени — 9 июня в 8.45 — «Флора» находилась на значительном удалении от линии финиша. Записали свои координаты на этот момент, определив место (в плотнейшем тумане) «Магновоксом». И вот наступил час сообщения координат участников на «Ассинебойн». Интересная получилась картина, хотя и близкая к тому, что мы предполагали. Большинство конкурентов оказалось по соседству с нами, и было лоно, что никакие поправки не выведут их в призеры. Но были и такие, кто уложился в контрольное время с хорошим результатом.
А гласное — гонка кончена, можно чуть расслабиться, хотя руки автоматически тянутся еще к лебедкам и всем нутром продолжаешь соизмерять настройку парусов с силой ветра.
Идем в Лабрадорском течении. Холодно, сыро. Целим на далекие бук, ведущие к Галифаксу. Туман, правда, уже не тот, что ночью. Это даже не туман, а плотная дымка. В ее размытой части слева по корме впервые за все последние дни различаем нечто, напоминающее парус. Включаем рацию, на связь выходит «Гедания». Для них это полнейшая неожиданность: они считали, что находятся миль на десять впереди нас. «Вы готовы к спотканию?» — деловито осведомляется «Гедания». Встреча — это как раз то, чего всем не хватает. «Мы подадим буксир, — оповещают поляки, — держите прежний курс, не убавляйте парусов!»
Маневр проводим чисто. Буксир закреплен, и девять парусов на крутом бакштаге увлекают соединенные тросом яхты вперед. На два корпуса — четыре мачты, два спинакера. Яхты отлично вписываются в зыбь, идут без рывков. «Гедания» периодически набивает буксир. прибавляя «Флоре» хода.
На обеих палубах веселое оживление. Формируются посылки для передачи на выбросках. И вот мы жуем вкусные польские сосиски, запиваем их соком манго, принимаемся за бананы из их холодильника. На «Гедании» пробуют наш каменный шоколад, пытаются отгадать, что в переданных им ржавых банках без наклеек: мы-то знаем, что там или ананасовый джем, или говяжья тушенка, или иваси. В осе стороны летают апельсины и яблоки. А прежде чем отдать буксир, «Гедания» одаривает нас огромными буханками хлеба, испеченного всего месяца три назад в Польше.
Утверждают, что за радости жизни надо платить. Чае счастливого споткания обернулся для меня жестокой простудой. Выкрикивая команды, переговариваясь с «Геданией», я обжег легкие, которые после долгого пребывания в жарких и теплых широтах не успели перестроиться на холод и сырость зоны Лабрадорского течения. Переход сюда из Гольфстрима оказался слишком резким.
На «Гедании» же случилась неприятность, общая для всего экипажа. В самые последние часы пути яхта попала в сильный шквал и потеряла огромный спинакер, которым мы только что любовались. Чего только не бывает в море!
Земля открылась под вечер в субботу 9 июня. Она поднялась из океана голубоватой горой. Какое-то время контуры ее оставались размытыми, но вот пришел легкий ветер с материка и клочья тумана быстро растаяли. Впереди простирался бесконечный зеленый берег, стал виден вход в большой залив. То была Канада.
Мы пересекли Атлантику.
Залив, как огромная воронка, втягивает парусники, спешащие с приливом и береговым бризом в Галифакс.
С шелестом режет мелкие крутые гребни волн запоздавшая на финише «Канада Меритайм». Яхта на глазах догоняет «Флору». На корме одинокая фигура Пола Бишопа. А на палубе среди нагромождения порванных парусов темнеют косматые головы сорванцов его команды. Не теряя времени, англичане всем экипажем латают дыры.
Сближаемся. Пол поднимает вверх большой палец: «Отлично, русские!» Наш знакомый рулевой на миг отрывается от штурвала и широко разводит в стороны руки, что может означать: «Джи Би Ту» чертовски не везет в последнее время!»
Последние кабельтовы пути. Пробираемся на контргалсах среди крейсирующих по фарватеру больших и малых судов с гостями Галифакса на палубах. Вот прямо по носу раскрытые фальшборты канадской бригантины, ее пушки выстреливают клубы черного порохового дыма. Салют прибывшим! Бригантине отвечает залпом «всем бортом» 110-футовый топсельный шлюп из США. Это «Провиденс» — копия старинного военного корабля времен борьбы за независимость. Сооружена она около десяти лет назад в натуральную величину из... фибер-гласса.
Рубим паруса, по инерции добираемся до причала. Подаем швартовы ребятам с «Новика» и ставим обе яхты лагом. С этого момента Государственные флаги СССР и ДСО «Водник» над палубами говорят Галифаксу, Канаде и гостям, что отряд посланцев Советского Союза на «Операции Парус-84» представлен тремя судами, Флагман советского отряда — «Крузенштерн».
Еще на пути к причалу мы увидели барк-красавец в одной из гаваней. И сразу же далекая Родина как бы стала ближе. Хотелось, не мешкая, подняться на борт огромного парусника, прибывшего прямо из Таллина, войти в тесный круг веселого курсантского народа, где каждый — твой земляк, где можно говорить на родном языке. Но прежде предстояло выполнить формальности по приходу, решить десятки вопросов по приведению потрепанных штормом яхт в порядок, позаботиться о пополнении запасов. Только на следующий день мы, преодолевая «пробки», создаваемые толпами туристов на причалах, смогли добраться до своих.
На «Крузенштерне» нас ждали, встретили с русским радушием. Капитан Геннадий Васильевич Коломенский приказал обеспечить ленинградцам «режим наибольшего благоприятствования». Ни в чем мы не знали отказа при обращении к боцманам и механикам. Повара приглашали экипажи яхт на чудесные борщи. Барк стал нашей парусной и токарной мастерской, станцией зарядки аккумуляторов, бункеровочной базой, складом имущества, отягощавшего яхты, метеостанцией, санчастью, душевой, радиостанцией, способной держать связь с Москвой и Балтийским пароходством. Все вопросы быстро решались через занятого по горло собственными делами старшего помощника капитана Олега Николаевича Гончарова.
Было приятно видеть бесконечные очереди желающих посетить советский барк, восхищенные глаза канадцев, знакомящихся с парусником. Гости, побывавшие на яхтах, просили «составить протекцию» — провести их на «Рашн Толл Шип» в дни, когда он «отдыхал» от гостей. И мы с разрешения капитана «Крузенштерна» организовали несколько таких экскурсий. Правда, всякий раз приходилось обращаться к гидам из числа курсантов, которые не только хорошо владели английским, но и отлично знали свое судно. Как-то (уже в Ливерпуле) мне довелось знакомить с барком группу капитанов английских парусников. Англичане изучали «Крузенштерн» со знанием дела. С особым пристрастием приглядывался к дельным вещам, такелажу, на ощупь проверял прочность льняных парусов капитан «Халсиона» Кеннеди, только что удостоенный почетного переходящего приза — серебряной модели «Катти Сарк». Кеннеди так увлекся раритетами барка, вооруженного на старый манер, что сам стал гидом и поведал, как на судах своей молодости возился с громоздкими адмиралтейскими якорями, орудуя кат- и фиш-талями. Бывалого морского волка из торгового флота подкупил образцовый порядок на борту советского судна. Он далеко не единственный, кто это отмечал. Но вернемся в Галифакс.
Канада основательно готовилась к 450-летнему юбилею плавания Жака Картье. Для тех, кто шел в Канаду гоночными трассами Атлантики, этот праздник начинался на побережье Новой Шотландии. Но в силу трагической потери «Маркиза» торжествам предшествовала месса. В час траура на судах приспустили флаги. Моряки разных наций почтили память нашедших могилу в океане.
В минуты траура люди вновь и вновь задумывались об извечных опасностях на море. Трагедия охладила романтический пыл иных юных сердец. Быть с морем или оставить его — об этом думали молодые люди в экипажах. Решивших расстаться с парусниками никто не осуждал и они приобрели билеты на авиалайнеры. На борту барка «Горх Фок» решил вернуться в Англию и Андрю Фримен — один из немногих спасенных, попавших в Канаду. В помощь ему и его товарищам, оставшимся в живых, в помощь родным и близким погибших был образован фонд «Маркиза». В него перечислялись сборы от концертов популярных певцов и ансамблей. Он пополнялся отчислениями из выручки торговли сувенирами, за счет средств Ассоциаций учебных парусников, из других поступлений.
В день берегового парада участников гонок на зеленых холмах в окружении руин некогда грозной цитадели состоялась церемония награждения. Трофеем «Флоры» за третье место стал бронзовый колокол. Приз учредила Парусная Ассоциация Новой Шотландии. Местная Компания по содержанию парусных шхун вручила от своего имени бинокль — приз «Новику» за четвертое место. Первенствовал же в нашем дивизионе экипаж английской яхты «Дашер». Вторым была команда яхты с Бермуд «Христиан Венче». Награда за пятое место досталась англичанам с «Дональда Сёрля».
Призы, учрежденные различными организациями, вручались и в других группах по результатам исправленного времени и за наивысшую скорость, хотя всего две яхты из общего числа судов уложились в контрольное время («Дашер» и «Дональд Сёрль»). Лучший результат в классе «А» показал «Дар Младзежи». За ним следовали «Игл» (США) и «Симон Боливар» (Венесуэла). В первом дивизионе быстрее всех оказалась польская яхта «Ян с Больна», занявшая третье место по исправленному результату. Пересчет вывел в лидеры «Каролу» (ФРГ), на второе место — «Свонче» (ФРГ), на четвертое — «Тинеке» (Голландия), на пятое — «Халсиои» (Англия).
«Новик» по сумме двух гонок с участием экипажей из Европы и Америки был удостоен приза за общее второе место в классе яхт со спинакерами.
Город Галифакс отметил специальной памятной наградой «За неоценимую помощь флоту» в поиске и спасении членов экипажа «Маркиза» польский парусник «Завиша Чарны».
С Галифаксом флот простился 13 июня. Суда оставляли порт, следуя в парадном ордере. Движение и порядок на рейде строго и четко контролировал Кост Гард — Береговая охрана Канады. Эта морская организация, ведающая помимо прочего гидрографической и спасательной службой, взяла под свою опеку флот гостей на весь период их пребывания в канадских водах.
Шторм в проливе Кансо
— Как вы минуете пролив Кансо, что отделяет Новую Шотландию от Кейп Бертона?
— Под парусами!
— И рекой Святого Лаврентия надеетесь добраться до Квебека под парусами?
— Картье добрался, и мы надеемся!
Подобные диалоги неоднократно возникали на борту «Флоры». Вопросы чаще всего задавали люди, далекие от моря. Приходилось объяснять, что Жак Картье не располагал такими маневренными судами, как современные яхты, пусть даже и лишенные двигателей.
Перед выходом состоялся интерченч — суда обменялись молодыми членами экипажей. По ряду уважительных причин «Новик» в обмене не участвовал. А двое с «Флоры» — Владислав Полежаев и Василий Прокопюк — перешли на английскую и голландскую яхты. Их места заняли юные поляки с «Дара Младзежи».
Интерченч продолжался пять дней. В Гаспе, выдав Кшистофу и Яцеку похвальные характеристики на польских бланках, мы расстались друзьями. Отзывы о ребятах, вернувшихся с «Дональда Сёрля» и «Тинеке» на «Флору», тоже оказались хорошими.
От Галифакса до Гаспе 342 мили по генеральному курсу. Протяженность плавания с лавировкой превысила 490 миль.
Мы добирались до входа в Кансо чуть ли не двое суток. В плотном тумане с неустойчивым ветром пришлось держаться подальше от берега Новой Шотландии, а рифы Кран-берри (Клюква) при входе в пролив огибать мористее на три десятка миль. За время прилива и полной воды снос к камням Клюквы превышал восемнадцать миль.
В проливе прояснилось. Но стрелка барографа поползла вниз. После полудня ветер зашел на вест. Зашквалило с дождем. Сила шквалов достигала десяти баллов. Только что спокойная поверхность пролива вмиг вспенилась, по ней побежали крутые гребни. И сразу же с подветра показалась красная точка. Она стремительно приближалась. Вздымая горы брызг, к «Флоре» со скоростью торпедного катера несся всепогодный спасатель Кост Гарда.
О жестоких штормах в проливах Новой Шотландии сложены баллады. Они о людях и судах, о трагедиях и плаваниях с благополучным исходом. Появление спасателей как бы подтверждало возникновение опасной ситуации. Опыта и чутья им не занимать. Потеря такелажа, а с ним и мачты не раз заставляла яхты, оказавшиеся в каменном мешке Кансо, взывать о помощи. Но верная себе «Флора», славно пробивала путь вперед под штормовыми парусами. Правда, мощное сгонное течение сильно сдерживало продвижение на норд-вест.
Решаем дождаться часа прилива в какой-то из бухт. Куда там! Вода в бухтах кипит, как в проливе. Ветер врывается в них с береговых холмов на огромной скорости, снося в волны прибрежную гальку и песок. Отдать в такой бухте якорь означало лишиться его и оказаться на одной из подветренных банок, которые штурмовали свирепые валы.
Пришлось возвращаться в бурный пролив. За пятнадцать часов невероятной по напряжению лавировки в узкости яхта отвоевала у Кансо всего двадцать пять миль.
В те же часы по другую сторону пролива искал укрытия «Новик». Земля Принца Эдуарда приняла его в бухту на подветренном берегу вместе с яхтами под флагом США. Мы еще давились горькой солью Кансо, а счастливчики с «Новика» в компании с янки уплетали вареных лобстеров, которыми их одарили канадские рыбаки. Лобстер — это огромный морской рак. Когда от горы лобстеров осталась куча порушенных панцирей, «Флора» входила в бухту Инхэбитэнтс (Обитаемую). Ее оживлял свет окон жилищ на берегу и якорные огни яхт «Халсион», «Свонче», «Провиденс», «Джозеф Конрад». Парусники ждали рассвета. Благословенная тишина ночи приняла в свои объятия истерзанную штормом «Флору».
Большую часть второй половины пути на Гаспе удалось завершить с благоприятными ветрами. Но запомнилась она почему-то непродолжительными буксировками в штиль. Из бухты Обитаемой «Флоре» помог выбраться «Свонче». Шлюз канала в узкой части Кансо миновали на буксире «Джозефа Конрада». А в Гаспе, что лежит в глубине одной из удобнейших и обширнейших гаваней земли, которую когда-то открыл Картье, нас завел на буксире попутчик «Стомил» — польская яхта типа «Драко» с дизелем в 35 сил.
На реке Св. Лаврентия
Си вей — морской путь от океана до Великих озер. Он не случайно назван морским. Влияние океана на главную внутреннюю водную артерию Канады огромно. Приливы и отливы циклично значительно изменяют здесь уровень воды. На многих участках фарватеров скорость приливо-отливных течений достигает восьми узлов. Для парусников Кост Гард отвел зюйдовый фарватер. Только баркам с большой осадкой разрешалось следовать нордовым.
На борту «Флоры» на Квебек уходило не семь, а восемь человек. В Гаспе на яхту был направлен офицер связи из числа волонтеров, вызвавшихся посредничать между экипажами и Кост Гардом. Капитанам судов без двигателей рекомендовали не отказываться от посредников на случай вынужденного захода в какой-то из речных портов франкоязыковой провинции Квебек, где далеко не с каждым можно объясниться по-английски. Так на «Флоре» оказалась молодая канадка по имени Мари-Франс.
Было замечено, что с приходом Мари кое-кто в экипаже вновь стал перед едой мыть руки и чистить зубы перед сном. Владельцы доселе нечесаных бород после трапез с остервенением выколачивали из них хлебные крошки. Мари с наслаждением слушала музыку русской речи. Тем более, что мужчины вокруг нее теперь изъяснялись на сугубо литературном языке, начисто забыв яхтенный жаргон.
Гаспе и Квебек разделяют 372 мили. Путь вверх по своенравной реке «Флора» преодолела за 90 часов. Соединить алгебру счисления с гармонией приливов и отливов, со стихией ветров удалось благодаря большому старанию всех, кто работал с картой, парусами, стоял на руле. Наиболее сложные участки яхта проходила с приливами или в полную воду. Ни разу не пришлось пережидать отлив на якоре, что обеспечило среднюю скорость перехода в 4,1 узла.
На рассвете 24 июня Мари-Франс на родном языке оповестила Квебек о прибытии «Флоры» и настоятельно потребовала выслать для захода в гавань пти бато — небольшой бот в соответствии с величиной яхты. На коротком буксире пти бато провел «Флору» в бассейн аванпорта, где нас ждал сюрприз. Несмотря на ранний час, яхту встречал капитан Бёрнард Хеппепер с рацией на поясе. Изучивший местные порядки, он предложил пройти шлюз под парусами, что нас вполне устраивало: пти бато в узком шлюзе мог повредить яхту стальным бортом.
Команда работала мастерски при шлюзовании и на швартовке. Когда концы легли на палы наплавного причала, Хеппенер сказал: «Я снимаю шляпу! Сегодня же все узнают, что «Флора» швартуется под парусами с грацией истинной богини!»
Гонка возвращения
Квебек задержал флот гонщиков у своих причалов на пять дней. На «Новике» обнаружили трещину на мачте в районе крепления стень-штага. Мачту пришлось снимать и чинить с привлечением автокрана и береговых специалистов.
Впуск в порт строго контролировался и регулировался. Но экипажи все же вынуждены были уделять многие часы посетителям, которые задавали самые различные вопросы и непременно желали пометить печатями яхт почтовые конверты, плакаты и проспекты праздника «Возвращение парусов». Местные мальчишки — кебекуазы — несли свою вахту в течение всего светового дня. Чистили картошку, мыли посуду и с аппетитом уплетали все, чем их угощали. Если через скаляйт в чай или кофе лилась забортная вода, это означало, что кебекуазы драят палубу. Топот и крики наверху не раз заставляли нас пулей вылетать из рубки, чтобы разнять малышей, затеявших возню возле борта. Мордашки ребят постоянно светились улыбками, глаза выдавали их доброту и озорство.
Кебекуазы проспали 30 июня ранний час выхода из дока с приливом на Парад парусов и не проводили «Флору». Мы сожалели об этом, утешаясь мыслью о том, что обещанный экипажу прощальный торт ребята поделят между собой. Чтобы купить лакомство, кебекуазы все пять дней складывали сэкономленные па еде пенсы.
Более двух месяцев подряд Квебек, Монреаль и другие порты на Си вей принимали парусники, большинство которых прибыло из Старого Света. Добралась сюда и шхуна «Жак Картье» из Сен-Мало. Она шла путем корабля Картье «Гран Ермиие» через Северную Атлантику и должна была возглавить Парад парусов в Квебеке. Но капитан шхуны через Оргкомитет известил всех письмом, что «Жак Картье» сильно поврежден штормами и не готов к роли лидера на параде. Тогда-то французскую шхуну и заменил стойкий «Блюноуз».
В Квебеке «Флора» обзавелась бензиновым агрегатом для зарядки аккумуляторов, питания радиостанций, навигационных огней и приборов. Обеспечение безопасности плавания улучшилось.
Спускаться по реке, течение которой дважды за сутки поворачивает вспять прилив, очень не просто при маловетрии. Однажды под утро течение увлекло «Флору» с зюйдового фарватера на нордовый. Было это в районе Сагеней, что переводится с языка индейцев как Встреча воды. Здесь в могучую реку Канады впадает ее младшая сестра, текущая с севера. Встреча воды в те часы происходила в прилив, и под дрейфующей «Флорой» поверхность реки вздувалась мощными водоворотами, швырявшими яхту из стороны в сторону. Якоря были «на товсь», но отдавать их на приемлемой глубине не пришлось — водовороты и сулои носили яхту по глубоким местам. Вскоре мы оказались на обширном пространстве среди китов и дельфинов, кормившихся при Встрече воды.
Как зачарованные, мы молча наблюдали за их утренней охотой, радуясь, что присутствие «Флоры» не раздражает могучих китов.
Вечером 4 июля из тумана нежданно-негаданно вышел «Крузенштерн». Барк начал переход на Сидни спустя некоторое время после отхода яхты. «Флора» в момент встречи дрейфовала без ветра в районе мыса с маяком Мадлен. С «Крузенштерна» подали буксир.
По спокойной воде при скорости буксировки девять узлов яхта шла ровно. Но на приокеанских зыбях ее начало валять, как «ваньку-встаньку», хотя барк снизил ход почти до семи узлов. В проливе Кабота тяжелая зыбь потребовала бы от буксировщика минимального хода, что могло сказаться на его управляемости. В девятом часу утра 6 июля буксир пришлось отдать, несмотря на штиль. Но порт назначения к тому времени стал значительно ближе.
Корпорация судовладельцев торгового флота Канады для «Гонки возвращения» учредила уникальные призы: серебряный Кубок мира, большие и малые золотые медали «За высочайшее морское мастерство».
Под охраной дюжих гвардейцев призы выставили на всеобщее обозрение. Рядом с огромным Кубком мира стояли три его миниатюрные копии. Кубок одновременно разыгрывался в трех классах, оставаясь собственностью Канады. После чествования призеров в Ливерпуле ему предстоял обратный путь через океан. Капитанам победивших экипажей должны были вручить копии Кубка мира, большие золотые медали, а членам экипажей малые.
Ледовый патруль насчитал на трассе предстоящей гонки более семи десятков крупных айсбергов. Капитаны безоговорочно приняли предложение Оргкомитета об изменении дистанции в обход ледовой опасности. В точку поворота вышел спасатель «Джекмэн». Из-за больших глубин в океане не отдашь якорь. Спасатель должен был дрейфовать в районе этой точки, контролируя суда на дистанции. Огибать «Джекмэн» надлежало левым бортом. От точки поворота кратчайший путь (по дуге большого круга) пролегал вне зоны дрейфа айсбергов. Увеличенная примерно на 400 миль дистанция теперь равнялась почти 3 тыс. миль. Финишная линия находилась у берегов Ирландии.
Как и предсказывали метеорологи, после полудня 11 июля старт пришлось брать при слабом ветре. Суда класса «А», стартовав на крутом бейдевинде правого галса, входили в толщу плотного тумана. Туманные сигналы парусников звучали прощальным приветом Сидни и Канаде. Малые суда за линией старта поворачивали на левый галс и шли, купаясь в солнечных лучах.
Стартовый сигнал подавался пушкой с борта спасателя Кост Гарда с русским былинным именем — «Микула». В момент старта судов без спинакеров «Флора» находилась наветреннее других, и «Микула» бабахнул черным облаком холостого заряда прямо в наш грот. Из-за пушки тут же появился Хеппенер и, стукнув себя в грудь кулаком, крикнул, что он придал ускорение «Флоре». Милая его сердцу «Юрания» стартовала тоже отлично.
До выхода на «Джекмэн» были туманы, сопутствующие холодному Лабрадорскому течению. На одном из хлестких ночных шквалов лопнул мощный сварной рым из нержавеющей стали на шкотовом углу генуи и улетел в океан. Порванный парус пришлось убрать под палубу. Были удручающие сносы в сторону от курса течением при затяжных штилях. Но к точке поворота «Флора» все же пришла седьмой в общем ряду судов, обогнувших «Джекмэн». Шестым миновал его у нас па виду «Новик». А по корме шла «Юрания» под одним из своих огромных ярких спинакеров. Женщина-радист на «Джекмэне» сообщила прогноз погоды и пожелала удачи. Ноет Гард и Канада передали нас Гольфстриму.
Кому приходилось проходить со слабыми умеренными попутными ветрам!! большие расстояния, поймет, что напряжение «Гонки возвращения» усугублялось ее монотонностью, Каждый день в сеансы связи сообщались прогнозы погоды, которые обещали вест умеренной силы. Но чаще всего дул зюйд-вест, или ветра зюйд-вестовой четверти. Спинакер почти не убирался и почти постоянно «Флора» держала пять парусов и отклонялась от дуги большого круга лишь с тем, чтобы на зыби в слабый ветер иметь наивысшую скорость. Гольфстрим работал надежно и редко преподносил сюрпризы в виде местных противотечений, вычитающих ценные мили из суточных пробегов.
Были дни и ночи, когда за яхтой неотрывно, как во время первых гонок, опять шли строем псов-рыцарей косатки. В темноте авангард строя подтягивался к корме на пять-десять метров.
Тур Хейердал сравнил дыхало кита с начищенным до блеска башмаком. Наш Витас Пяткус преподнес другое сравнение. Однажды, заглянув с палубы прямо в дыхало спящего исполина, с которым «Флора» едва разминулась, он несколько секунд оставался в оцепенении, а потом с восторгом выдохнул: «Вот это нипель!» К счастью, в темноте на пути отдыхающих китов не встретилось. Днем же, уступая им дорогу на встречных курсах, рулевые сразу бросали яхту туда, где только что прошел, сгладив воду, могучий живой утюг, и яхта плыла, как танцор по паркету.
Как мы болели за «Крузенштерн»! Барк вскоре после старта начал лидировать. Шансы его на победу улучшились, когда с дистанции сошел «Горх Фок», поднявшийся в поисках ветра в высокие широты и отставший. Та же участь постигла «Сагреш». Но оставались «Дар Младзежи» и «Глория». Колумбийский барк с низким коэффициентом поправки времени был особенно опасен. Мы почувствовали это, когда увидели «Крузенштерн» и «Глорию» в разных точках горизонта. И все же советский барк выстоял. Но до радостной вести об этом еще предстояло дожить.
Позиции конкурентов мы знали из радиосводок, но не все суда регулярно давали знать о себе. С некоторых яхт сведения поступали гораздо реже, чем хотелось бы.
Однажды впереди по курсу показался парус. Увы, то был не конкурент. Мы сближались с «Быстрой лошадью», которая шла из Галифакса в Глазго. Ее капитан сделал «Флоре» комплимент, отметив, что она прекрасно смотрится на волне при солнце. Мы ответили: «"Лошадь" тоже чертовски хороша!» Это соответствовало истине. Обмен любезностями завершился уточнением координат английской яхты с помощью «Магновокса» «Флоры».
Ночью 29 июля по корме остался маяк Фастнет. Восьмибалльный зюйд-зюйд-ост подтягивал к побережью Ирландии барки класса «А». Они несли много парусов и обгоняли «Флору» на скорости, которой им так долго не хватало.
На 06.45 по гринвичскому времени 30 июля яхты без спинакеров записали координаты «финиша в море». «Флору» сразу же поздравила с победой «Юрания». «Сейба», присоединившаяся к поздравлениям, ретранслировала приветствия с других судов. С нее передали, что «Корсаро» вышел в эфир с возгласом: «Браво, «Флора»!
— Ребята, что творится! Поток приветствий! — сообщил я, оторвавшись от приемника и выглянув из рубки. И тут же получил в лицо добрую порцию соленой воды с шального гребня, разбитого углом кормы. — Ликовать не кичливо! — предупредил океан. Да и не было, честно говоря, сил ликовать. Только лица светились радостью и счастьем. И сознанием, что для победы мы отдали все, что могли.
Спинакер «Новика» маячил впереди по курсу в двух милях. На нем из-за отказа «Магновокса» координаты определялись с помощью астрономии. Но даже вероятность погрешности в уточнении счисления не оставляла места для сомнений в том, что у наших друзей второй результат в «Гонке возвращения». Мы от души поздравили их с большим успехом.
В ночную полную воду река Мёрси открыла перед нами путь к Викториа-доку. С помощью «Новика» в четвертом часу 1 августа «Флора» добралась до причала. Как птицы, спрятав головы под крыло, яхты прижались друг к другу для короткого отдыха перед дорогой на Родину.
Прайзгивинг
Ливерпуль начал прайзгивинг — чествование победителей — вручением золотых медалей на площади у морского музея при большом стечении народа. Представители Канады объявили названия судов, занявших первые места, и вручили капитанам награды. Диксиленд бравых молодцов в униформе исполнял бодрый туш «Кангратьюлешн энд салибрейшн». И дважды туш звучал в честь советских парусннков. На награждение выходил Геннадий Коломенский, возглавивший самое крупное судно «Операции Парус-84», и капитан самой малой яхты «Флоры». Третью золотую медаль вручили капитану «Свонче» из ФРГ.
Кто знает: будь в классе судов без спинакеров советские экипажи, могло случиться, что и третья медаль досталась бы нам. Отнюдь не ослепление успехом, не подогретое тушем медных труб честолюбие наводило на такую мысль. Держава наша морская. И не счесть в ней людей, способных водить любые парусники. Мысль эту подкрепляли и прежние, и новые факты мастерства советских моряков и яхтсменов. Направляясь с площади у морского музея с парадной колонной в один из крупнейших концертных залов Ливерпуля на продолжение прайзгивинга, мы знали, что там будут чествовать наряду с нами и призеров гонки «Операции Парус» в европейских водах. Первый приз ждал «Искру» из Риги, а третий — ленинградскую яхту «Мир». Обе они на дистанции в Северном море выступали в классе судов без спинакеров вместе с таллинской «Тормилинде», которая, к сожалению, выбыла из гонки, потеряв в шторм перо руля. Эстонский экипаж привел яхту без руля в Ливерпуль, что подтверждало его высокую морскую выучку не менее убедительно, чем иная победа.
Хрустальный приз «Компаний Мерсисайда» за второе место в «Гонке возвращения» получил «Новик». «Дашеру» и «Сейбе» соответственно вручили третий и четвертый призы от имени разных учредителей.
В классе «А» за второе, третье и четвертое места призы Кост Гарда Канады достались «Глории», «Сагрешу» и «Дару Младзежи».
В классе «С» (суда без спинакеров) призерами того же ранга назвали «Каролу», «Анжеле-Алине» и «Халсион». Награды для них приготовили различные организации Ливерпуля и Бнркенхеда.
В заключение прайзгивинга награждали тех, кто выиграл Кубок мира. Капитанов «Крузенштерна», «Свонче» и «Флоры» сфотографировали с самыми молодыми членами команд возле Кубка мира. Представитель Канады передал Найоми Джеймс копии Кубка, которые она вручила капитанам экипажей-победителей.
Перед именем хрупкой новозеландки стоит титул Дейм (Дама). Им удостаивают женщин за подвиги, которые приносят мужчинам титул рыцаря. Вспомните сэра Френсиса Чичестера! Найоми в одиночку совершила на яхте кругосветное плавание. Участие ее в прайзгивинге напоминало всем нам, что кроме Атлантики есть еще Тихий и Индийский океаны, что есть трассы плаваний и гонок куда более сложные, чем те, которые мы прошли.
Новые маршруты предстоит проложить. Советский спортивный флаг на мачтах крейсерских яхт, несомненно, увидят на всех океанах, на берегах самых далеких материков!